Вахтанг АНАНЯН: Жажда

1 мая, 2015 - 20:26

Вахтанг АНАНЯН

(1905 –1980) 

Известный армянский писатель, журналист. В годы Великой Отечественной вой­ны военкор Вахтанг Ананян, добровольцем ушедший на фронт, опубликовал на страницах газет и журналов множество рассказов. Автор сборника очерков «На поле битвы» (1946), «После войны» (1947), шести книг «Рассказов охотника» (1947–1966), повестей «На берегу Севана» (1951), «Пленники Барсова ущелья» (1956) и др. А также научно-популярного труда «Животный мир Армении» (т. 1–4, 1961–1967).

Пять дней, укрываясь в пещере, мы отбивались от врага. Пять дней мы не пили воды.

Патроны подходили к концу, томила жажда.

Враг так тесно окружил нашу гору, что его охранный отряд нельзя было прорвать даже ночью.

На шестую ночь кромешный мрак окутал нас, разыгралась буря. Пользуясь смятением в лагере врага, я выскочил в темноте из пещеры и, ударяясь о камни и кусты, торопливо спустился в ущелье. Там, выжидая, пока пройдёт буря, я притаился меж камней. Вскоре ветер стих. Всё вокруг было спокойно. Тучи разошлись, ярко светила луна, и тот склон горы, на котором находились мои товарищи, остался высоко надо мной.

Скрываясь за камнями, я осторожно сошёл вниз. Ущелье кончилось. Начиналась обширная равнина Таманского полуострова, с левой стороны которой, в направлении к морю, высились мрачные, красноватые, обнажённые холмы. В засушливые годы равнина эта превращается в пустыню. Тощий родничок с трудом найдёшь в горах.

От бессонницы и жажды я ослабел и уснул, забравшись в балку. А когда проснулся, солнце было уже высоко и жгло невыносимо.

Я ощупываю подкладку пиджака – записка на месте. Её нужно срочно доставить начальнику отряда. Спасение засевших в пещере ребят зависит от меня – только от меня. И я бегу, огибая подножия палимых солнцем холмов. Но странно, ни капли пота на коже – она даже не повлажнела.

Случалось ли вам срывать яблоко с дерева в декабре? Как это яблоко, так сжалось и моё тело, сморщилось, высохло. Чувствую, что конец мой близок: ноги дрожат, в глазах мелькают чёрные точки, кружится голова.

Плетусь, как отставшая от стада хромая овца. Солнце приближается к зениту и палит, сжигая кусты и остатки травы. Одна только искра – и вспыхнут, как порох, эти жалкие опалённые стебли – так они сухи. Их верхушки уже сожжены.

Всё моё нутро горит. Язык так высох, что я с трудом открываю рот. В книгах я читал, что в аравийских пустынях люди берут камешек величиною в горошину и сосут его: собирается слюна – её глотают и смягчают таким образом свою жажду. Я нахожу такой камешек и кладу его в рот. Ложусь, обессилев, и сосу этот камешек. Собирается капелька слюны. Я пытаюсь проглотить её, но накопившаяся в горле желчь обжигает мне язык...

Часы бегут, а я сделал всего лишь несколько сот шагов. Ползу на четвереньках, встать на ноги нет сил. Глаза закрываются. Я слышу, как журчат ручьи наших гор, – прозрачные, холодные. Это уже галлюцинация.

Теперь я понимаю, почему араб склоняет колени на берегу реки и молит об изобилии воды – этом величайшем даре природы, почему воде он слагает такие нежные песни, какие мы слагаем только своей любимой...

...Немного погодя собираюсь с силами и всё так же, на четвереньках, одолеваю ещё один холм. Передо мною новая лощинка – и сердце моё бьётся от радости так бурно, точно двери рая раскрылись передо мной: в верхней части лощинки, на её сером, выжженном солнцем фоне я вижу жёлто-зелёные камыши.

– Вода...

Там должна быть вода!.. Мне кажется, я не дойду туда до конца своей жизни...

Плетусь вперёд – час, другой. Солнце уже склоняется к закату. Я то ползу, то сижу, стараясь сдержать стоны. Странно... словно остановилось сердце. Нащупываю пульс – бьётся еле-еле... Стоит мне двинуться вперёд – сердце начинает трепетать, но затем, мне кажется, останавливается снова…

Кладу руку на грудь – кожа шуршит, как пергамент. Она лопнет сейчас, и я умру и стану пищей для ворон. Так бывает в Аравии: у людей лопается кожа, и они умирают... Не схожу ли я с ума? Сорвал листья с куста, пожевал и закричал. Вокруг мёртвая тишина. Кажется, в этом раскалённом аду, кроме меня, нет никого. Даже змеи, с их холодной кровью, и те попрятались в сырые расщелины. Ах, если б только можно было, спрятался бы и я в такую расщелину: тело моё истомилось по влаге. ...Внутренности мои пылают. Я напрягаю последние силы, встаю и, вперив слезящиеся глаза в зелёный оазис, пьяными шагами иду вперёд. По пути зацепляюсь ногой за кочку, падаю и теряю со­знание.

Почувствовав прикосновение ко лбу чего-то холодного, я прихожу в себя. Громадная змея, упав с меня, неторопливо уползает прочь...

Я снова начинаю карабкаться вверх, к спасительной зелени. Она уже близка: земля становится сырой, стебли растений наполовину зелёные. Ещё несколько шагов – и я, вырыв руками ямку, погружаю лицо в землю. Ура! Какая она холодная, какая приятная! Будь она чуть-чуть более влажная, я бы, пожалуй, съел её... Предвкушение холодной воды придаёт мне сил. Ползу вперёд. Земля становится всё сырее и сырее, зелени больше. Вот и камышевник, уже видны следы грязи.

– Вода, вода!.. – радостно кричу я, вскакиваю, шатаясь, бреду вперёд, и вода – этот источник жизни – встречает меня своим свежим дыханием. Изнурённый жаждой, я наклоняюсь уже над водой, чтобы напиться, как вдруг что-то взрывается, грязь и щебень брызжут мне в лицо, и я отлетаю в сторону... Меня заметили с противоположного холма.

Но я прихожу в себя, и никакая пуля не может отогнать меня от воды. В эту минуту ничто, ничто: ни жизнь, ни смерть, ни белый свет – для меня не существуют, только вода!.. Пить, пить, пить до пресыщения, ожить и доставить записку... Распростёртый в грязи, уткнувшись лицом в помутневший родник, с жадностью глотаю воду. Новый выстрел. Вода краснеет, но я продолжаю пить её, смешанную с кровью и грязью.

Ожив, огибаю холм и что есть силы бегу к месту расположения нашего отряда...

...Когда наши ребята вскочили на коней, чтобы поспеть на помощь окружённым партизанам, командир отряда жалостливо поглядел на моё лицо и приказал позвать врача. Я ощупал рукой нижнюю челюсть – на её месте была гладкая мокрая впадина: нижнего ряда зубов с дёснами как не бывало...

– Поставим стальные, сойдёт... – пошутил врач и потрепал меня по плечу.

Я лёг и погрузился в глубокое бесчувствие.

 

Перевод Александра ГЮЛЬ-НАЗАРЯНЦА

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Тест для фильтрации автоматических спамботов
Target Image