Земной и шалый

6 июля, 2015 - 11:48

Есть в Армении небольшой городок Аштарак. Вырос он на месте древнего селения, существовавшего со времен государства Урарту, о чем свидетельствует его название — посвящение богине Иштар. За века селяне — потомственные садоводы и виноградари — изготовили много густого вина и много его выпили. Эта дружба с забродившим виноградным соком сделала их веселыми и остроумными. Вино есть в крови каждого аштаракца: селяне с самого рождения «опьянены, вдохновлены, влюблены и... поэты». «Каждый, даже полуграмотный аштаракец втайне хранит заветную тетрадь с зарифмованной историей страны... строк на 6000», — писал армянский поэт, певец «двадцатого средневековья» Геворг Эмин. Как и подобает истинному аштаракцу, он тоже был «земным и шалым».

Выть по-волчьи или…
Когда дед Геворга, аштаракский виноградарь Дали Мурад, навьючив на ослика корзины, отправлялся в соседнее село Егвард, его жена ставила свечку, а «вся озабоченная родня» провожала в путь, заклиная «от волка и злого человека». А сколько их встретится на пути внука виноградаря! Эпоха поставит его перед выбором: «выть по-волчьи в стае волков» или в любой ситуации оставаться человеком. «Не каждый человек, кто с человеком схож» — напишет он через десятилетия. Отец поэта, Григор Мурадян, в 1920-х перевез семью в Эривань. Школу Геворг окончил уже в «каменном городе». Отец, учитель словесности, настаивал, чтобы мальчик выучился на гидротехника. А Геворг был страстно увлечен стихами, хотел стать поэтом. Первые стихи он сложил в пионерском лагере в Цахкадзоре. Была гроза, шел дождь, плакала девочка — то ли влюбился, то ли пожалел и захотел ее утешить... Что современному мужчине все же стоит иметь другую профессию, юношу убедил Чаренц. Кстати, арестовали его под Цахкадзором и из заключения он так и не вышел. Автор «Всепоэмы» не успел помочь Геворгу, как обещал, с публикацией его первого сборника. «Предпутье» Эмина вышло в 1940-м. Рано утром по ереванским улицам поэт «шагал с первой книжкой, воображая, что над ней уже склонился целый свет».

Паруйр Севак и Геворг Эмин. Москва. Начало 1950-х

О Аллах!
Они встретились, когда Геворгу было шестнадцать. Он часами бродил вокруг дома опального поэта, заглядывал в окна, надеясь увидеть Чаренца. Наконец юноше выпал шанс познакомиться с тем, кого он боготворил. Возле дома появился друг Геворга с тяжелой стопкой книг: нес ее Чаренцу. Геворг вызвался помочь, а когда попал в квартиру, от волнения бросил книги на стул и стал внимательно оглядываться, бурно восхищаясь каждым предметом. Не совсем адекватное поведение юноши заинтересовало Чаренца. А узнав, что Геворг пишет стихи, он взял его под свое крыло. Ведь даже если человек «болен талантом» (так емко Эмин отозвался об Иннокентии Смоктуновском), на его пути обязательно должен встретиться человек, который поможет ему сформироваться. Своим духовным отцом Эмин всю жизнь считал Егише Чаренца. Ему он обязан тем, что «не строит мосты и каналы, а пишет книги». А еще — Матенадарану, где Геворг изучал священные рукописи. В хранилище Эмин работал, будучи студентом Политехнического института. Кстати, именно инженерное образование привило Геворгу склонность к простому, лаконичному слогу, что, надо сказать, довольно редко встречается в восточной поэзии...

С матерью Арусяк Мурадян

Рукописи ранних произведений Эмина хранят пометки, сделанные рукой Чаренца. Где-то он пишет «плохо», где-то — «хорошо», а где-то взывает к Аллаху! «Оторванный от привычной среды, лишенный общения, Чаренц «отводил душу со мной, мальчишкой: будь в комнате вместо меня кошка, он говорил бы с ней...» — писал Эмин.

Общение с изгоем
Беседуя с Чаренцем, мальчик не верил своему счастью, а по молодости лет еще и не осознавал опасности. Это были 1936—37 годы — самый разгар преследования и арестов представителей интеллигенции. Возможно, общение с изгоем и сформировало жизненную позицию Эмина. Он категорически не приемлел равнодушия, считая, что «в равной мере подлежат суду убийца и бесчувственный свидетель». После женитьбы Геворга на дочери Ваана Теряна Нвард молодоженам, по желанию супруги, выделили комнатушку в общежитии на улице Теряна. И они первым делом взяли из приюта старшую дочь Чаренца Арпеник. Эмина тут же исключили из Союза писателей, что означало лишиться возможности публиковаться, зарабатывать деньги и получать с городской бойни куски запекшейся бычьей крови, которую в те времена обжаривали и ели, чтобы хоть как-то утолить голод. Попросить в долг тоже было не у кого: война, все кругом голодали. И лишь с наступлением оттепели имя Егише Чаренца снова стали произносить громко.

Почтовый конверт с изображением Геворга Эмина с внуком Аспетом

Один из руководящих членов Союза писателей Армении  упрекнул тогда Эмина (в «колхозе» его к тому времени восстановили усилиями Аветика Исаакяна), что тот морил голодом дочь Чаренца. Первым порывом  Эмина было... ударить функционера увесистой пепельницей по лысине. С трудом, но сдержался: «Ты же жил хорошо, вот и взял бы девочку. И кормил бы». 

Затасканная истина
Геворг всю жизнь слыл острословом. Однажды секретарь ЦК Армении Сурен Товмасян, раздосадованный шуткой Эмина в свой адрес, воскликнул: «Эмин, будь у тебя должность, с каким удовольствием я бы тебя с нее снял»! Но должностей у поэта не было. Единственное, что было доверено «неуправляемому» (со слов еще одного секретаря ЦК Роберта Хачатряна), — это редактирование русскоязычного журнала «Литературная Армения». Кстати, Эмин первым опубликовал произведения Мандельштама, когда «Литературная газета», а затем и «Правда» печатали о нем фельетоны, обвиняя в плагиате. Поста главного редактора Эмина лишили в начале 70-х, после его поездки в Соединенные Штаты. Соглядатаи доложили, что за океаном Эмин общался не только с «дозволенными» людьми — в Нью-Йорке жила семья старшего брата Геворга Вазгена, пропавшего без вести во время войны. Эмин «умудрился испортить» даже прием в доме писателя Уильяма Стайрона — визит к лауреату Пулитцеровской премии был запланирован еще в Союзе. Выступавший от советской делегации поэт Евгений Евтушенко (он свободно владел английским) неожиданно передал слово своему «армянскому брату». Эмин решил говорить на армянском, только вот переводчика не нашли, и он... запел. Мотив армянской народной песни был так зажигателен, что присутствовавший на приеме автор «Вестсайдской истории» Леонард Бернстайн кинулся к роялю и начал аккомпанировать Эмину. Гости стали подпевать, и вечер был окончательно «испорчен» — серьезного разговора так и не получилось.

«Свинец один идет на отлив пуль и букв. Поэтому, когда в смятенье век, будь осторожен с песней, как с оружьем» — накануне приема у Стайрона этими строками Эмина, опубликованными в New York Times, генеральный секретарь Организации Объединенных Наций Курт Вальдхайм начал свое выступление на заседании ООН.

Охота на ведьм
В это сложно поверить, но жизнь лауреата Сталинской премии и Государственной премии СССР Геворга Эмина несколько раз висела на волоске. 14 августа 1946г. было обнародовано печально известное постановление ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Сталину показали некоторые материалы из этих изданий и он пришел в ярость. Прозу Зощенко и поэзию Анны Ахматовой объявили чуждой советской литературе, и по всем республикам началась «охота на ведьм». В Армении в этот список было решено внести Эмина. Газеты писали, что он поставил себя вне советской литературы, называли его лирику диссидентской. На спешно созванном съезде армянских писателей Эмина песочил каждый, кому не лень. Реакция же простого народа была прямо противоположной: Эмин заснул никому не известным молодым поэтом, а проснулся знаменитым. Его новый сборник «Норк» смели с прилавков. До сих пор многие вспоминают о нем, как о глотке свежего воздуха. Да и могучее московское «лобби» Эмина — Борис Пастернак, Вера Звягинцева и другие известные деятели советской культуры — сыграло свою роль. Гонения вскоре прекратились. В дальнейшем с критиками у него было «мирное сосуществование: то ругают, то хвалят». Но урок был учтен: Эмин в своих стихах предусмотрительно стал прибегать к эзоповскому языку (циклы о Франции, Америке, об испанском поэте Гарсиа Лорке). Однако цензуре хотя и редко, но все же удавалось разглядеть истинный смысл произведений Эмина: свежий номер журнала Комитета диаспоры «Советакан Айастан», в котором были опубликованы его стихи об армянском поэте Сиаманто, изъяли из всех киосков.

В дни гонений Пастернак прислал Эмину свою книжку «На ранних поездах», на титульном листе которой написал от руки свое стихотворение «Гамлет» (особо любимое Эмином). А ниже следовало: «Ау, Эмин! Здравствуйте. Я пишу хорошую вещь, роман в прозе, чего и Вам от души желаю. Ваш Б.Пастернак. 3 сент. 1946г.». Речь шла о «Докторе Живаго», внесенном недавно лондонским Times в список лучших книг последних 60 лет.

Слева направо: Наири Зарян, Арази, Гурген Борян, Аветик Исаакян, Дереник Демирчян, Геворг Эмин, Степан Зорян и Сильва Капутикян. Ереван. 1954 год

Второй — я один
Когда жить становилось невмоготу, Эмин зарабатывал, занимаясь переводами. Переводил он лишь «то, что написал бы сам» (так озаглавлен в избранных произведениях поэта раздел переводов): Сонеты Шекспира, Омара Хайяма... Каждый год Эмин перечитывал «Маленькие трагедии» Пушкина, но так и не успел подобраться к поэту, любовь к которому зародил в нем Чаренц. Кстати, псевдоним Эмин, выбранный Геворгом и означающий «верность», превратился в фамилию его рода. Арташес — младший из трех сыновей поэта, известный в Армении переводчик — построил дом на улице имени своего отца. Во дворе правнук виноградаря Дали Мурада вырастил фруктовый сад, такой, что не стыдно иметь в самом Аштараке. Под этими деревьями коротает время вдова поэта Арменуи, которую Эмин с любовью называл «томиком лирических стихов». Поэт признавался, что все, что у него есть в жизни, — это 10 книг, жена, три сына и Армения, «возлюбленная, трижды проклятая и семижды желанная родная земля».

С супругой Арменуи Эмин-Гамбарян

А еще у несостоявшегося гидротехника было много друзей среди технарей. Он шутил, что они «хороши уже тем, что не говорят о литературе». О ней Геворг мог дискутировать с замечательными поэтами Евтушенко, Левитанским, Слуцким, Звягинцевой, Сельвинским, Окуджавой, Вознесенским...

Все они переводили на русский стихи Геворга Эмина, у которого был свой ответ на вопрос: «Какое место вы занимаете в современной армянской литературе?» С присущим ему юмором он говорил: «Я — второй поэт! Первых — несколько. Второй — я один!»

Воспоминания
Арменуи Эмин-Гамбарян, вдова поэта:

— Войну Эмин провел на границе с Турцией — командовал взводом. Его называли «пстлик лейтенант» (маленький лейтенант). Все напряженно ждали приказа из Москвы о наступлении. Но он так и не последовал. Эмин всю жизнь горько сожалел о том, что на свой страх и риск не приказал солдатам пересечь границу и упустил шанс создать ситуацию, при которой стало бы возможным вернуть армянские земли.

Группа армянских советских писателей поехала в Азербайджан. Их стали распределять для посещения разных районов. Алиев сказал: «Геворг, ты, конечно, хочешь поехать в Карабах?» На что Эмин ответил: «Нет, я хочу увидеть настоящий Азербайджан!»

Не переводил стихи Эмина из его друзей, пожалуй, только Пастернак. Эмин, бывая в Москве, часто захаживал к нему в гости. У Эмина есть строки: «Я древний армянин, я стар, как Арарат, и башмаки мои от вод потопа влажны». Пастернак, открывая двери, произносил: «Что, башмаки еще влажны от потопа? А то у нас полы натирали».

Эмин писал эссе, которые критики «деликатно называли прозой поэта». О книге «Семь песен об Армении» Илья Эренбург говорил, что, будь его воля, он «стоял бы на границе Армении и каждому приезжающему гостю вручал эту книгу Геворга Эмина как Золотой ключ к пониманию истории и судьбы этого народа, этой страны».

Из книги Ванессы Рэдгрейв «Автобиография»
Наш молодой переводчик, великолепно владеющий английским, устроил встречу со своим отцом: так мы познакомились с Геворгом Эмином, самым великим из тогда здравствующих армянских поэтов, старейшиной армянской поэзии. В предисловии к американскому изданию своих работ он пишет: «Эти стихи — моя подлинная автобиография». Я начала читать «Арарат», «Оттепель», «Мы» и не могла остановиться, шокированная собственным невежеством и захваченная внезапным чувством открытия. Так бывает, когда кто-то другой открывает тебе глаза на то, чего ты не знал, и дает понять, что все, что ты, казалось бы, знал, в сущности ничтожно.

Досье
Геворг Эмин родился в 1919г. в армянском селе Аштарак.
В 1940г. окончил гидротехнический факультет Ереванского политехнического института. В студенческие годы работал в Научно-исследовательском институте древних рукописей Матенадаран.
1940—42гг. — помощник прораба на строительстве районной гидроэлектростанции в Варденисском районе Армении и в аштаракском Управлении шоссейных дорог.
Затем работал в Союзе писателей Армении, собкором «Литературной газеты» в Армении, главным редактором журнала «Литературная Армения», старшим научным сотрудником Института литературы и Института искусства Академии наук Армянской ССР.
В 1955—1956гг. окончил Высшие литературные курсы при Союзе писателей СССР.
В 1951г. удостоился Сталинской премии за книгу «Новая дорога», в 1976г. — Государственной премии СССР за книгу «Век. Земля. Любовь», в 1978г. — республиканской премии им. Чаренца за переводческую деятельность.
В 1980г. в Останкино состоялся творческий вечер поэта с участием Евгения Евтушенко, Булата Окуджавы и других.
Геворг Эмин вошел в энциклопедию World authors («Писатели мира, 1980—1985», под ред. Винеты Колби).
Недавно в Армении отметили 90-летие поэта.

Журнaл «Ереван», N11, 2009

Эрна Ревазова

Фото из архива Арташеса Эмина

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Тест для фильтрации автоматических спамботов
Target Image