В постоянной экспозиции, в фондах, а также в рукописно-мемориальном отделе Национальной галереи Армении выставлено и хранится наследие одного из известнейших художников ХХ века Георгия Якулова: это 26 живописных полотен, 105 графических работ и театральных эскизов, более ста эскизов и набросков, которые сделают честь любому музею мирового уровня. В публикуемой ниже статье предпринята попытка ответить на вопрос, кем был Георгий Якулов для русского и мирового авангарда начала ХХ века, а также как и благодаря чьим подвижническим усилиям множество его работ оказалось в Армении. За идею написания статьи и предоставленные материалы автор приносит глубокую благодарность искусствоведу Асмик Арутюнян, долгие годы проработавшей в Национальной галерее Армении на посту заместителя директора по научной работе и в настоящее время готовящей к изданию сборник, посвященный творческому и эпистолярному наследию Георгия Якулова.

Жорж Великолепный

Георгий Якулов был девятым ребенком в семье известного тифлисского адвоката Богдана Якулова. Отец его рано скончался, оставив после себя лишь доброе имя и практически никаких средств к существованию многодетной семьи. Рано овдовевшая мать Якулова вместе с детьми перебралась на постоянное место жительства в Москву, где определила младшего Жоржа в пансионат при Лазаревском институте. По выходе из пансионата юноша совершенствует свои художественные навыки в Московском училище ваяния, графики и живописи, откуда его вскоре отчисляют за многочисленные неявки.

В 1903-м году Якулова призывают в армию, он служит на Кавказе, но занятия живописью не прерывает. Когда же начинается русско-японская война, его отправляют на Дальний Восток. В Манчжурии он получает ранение и с подорванным на всю жизнь здоровьем возвращается в Москву. Современники вспоминают, что даже на войне Якулов не изменял своей артистической натуре, был щеголеват (насколько позволяли армейские условия) и своим неизменным стеком, который не выпускал из рук, обтянутых белыми перчатками, бросал в атаку на немцев разуверившихся в победе солдат. Правда, было это чуть позже – в Первую мировую.

Вернувшись после ранения в Москву, Якулов быстро приспосабливается к условиям нового времени и с головой погружается в мир богемы. Начало ХХ века изменило привычные представления обо всем – о нравственности, о быте, о человеческих взаимоотношениях, об искусстве, даже о внешнем облике людей. Люди жили на пределе возможностей и на пределе самореализации, создавая не только новую историю, но и новые теории во всех областях знаний, а также в искусстве. Происходило новое осмысление мира, в том числе – через искусство. Якулов принадлежал к числу тех натур, которые отличались от окружающих своим поведением, бытом, обликом и, в первую очередь, приоритетами в искусстве. Его незаурядная личность быстро обросла легендами и столь же быстро стала популярна в богемной среде. О нем писали в своих воспоминаниях многие русские поэты – имажинисты и футуристы, им увлекались многие дамы полусвета. За ним закрепилось прозвище Великолепный Жорж, вполне соответствовавшее его экстравагантной внешности и не менее экстравагантному видению мира, преломлявшемуся в необычных сценических декорациях и живописных работах. Художница Валентина Ходасевич, племянница поэта Ходасевича, писала: «В общепринятом понятии красавцем он не был… но его интересно было рассматривать. А женщин он покорял запросто». Подтверждением тому – портрет Якулова кисти Петра Кончаловского.

Одевался Якулов с вычурной элегантностью, чему, очевидно, немало способствовала его жена Наталья Юльевна Шиф, владевшая искусством кройки и шитья, поскольку работала костюмером в Камерном театре. Сама Наталья Юльевна тоже одевалась весьма своеобразно, что нередко давало повод к злословию: постоянно носила шляпы, при этом платья, как и пальто, натягивала на абсолютно нагое тело и гордо шествовала, оставляя за собой шлейф духов. Не случайно за этой эксцентричной дамой, где бы она ни появлялась, всегда следовала толпа ценителей женской красоты, состоявшая из одних мужчин. Супруги жили в том же доме на Большой Садовой, что и Михаил Булгаков, обессмертивший место своего обитания романом «Мастер и Маргарита».

Кто только не гостил в квартире у экстравагантных супругов! Качалов, Мариенгоф, Мейерхольд, Таиров, Алиса Коонен, Андрей Белый, Федор Сологуб, благоволивший к Якулову Луначарский. Именно здесь состоялась встреча Айседоры Дункан с Сергеем Есениным. Угощали гостей не разносолами, а консервами, шоколадом и вином. Видимо, и сам Якулов, несмотря на проблемы со здоровьем, довольствовался этим скудным набором пищевых продуктов. Современники, в частности, жена Булгакова, утверждают, будто писатель вывел безбытный быт якуловской квартиры-мастерской в комедии «Зойкина квартира». Прототипом Зойки, женщины легких нравов, превратившей свою квартиру в притон, Булгаков избрал Наталью Юльевну, которую не очень жаловал. Впрочем, не исключено, что у Зойки могли быть и другие прототипы.

Якулов, начавший выставлять свои новаторские работы еще в 1906-м году, к 20-ым годам был уже всемирно признанным авангардистом (хотя сам себя ни к каким авангардам и новоявленным -измам не причислял) не только в живописи, но и в сценографии. Московские режиссеры, особенно новаторы, стремились заполучить его в свои спектакли. По Москве даже ходила шутка: «Были бы декорации Якулова, а пьесы найдутся».

Изобретательность его не знала границ. Таировская « Принцесса Брамбилла», поставленная в 1920 г. в Камерном театре, потрясала своей фантасмагоричностью: лестницы, колонны, подвесные площадки, переходы, менявшие освещение цветные фильтры, – всё это было внове для статичной сценической декорации. Обнаженная конструкция стала основой и другого нашумевшего таировского спектакля «Жирофле-Жирофля». Особенность якуловской сценографии состояла в том, что, используя традиции «живописного театра», он эксплуатировал конструктивные возможности сцены. Лучшие режиссеры не только в России стремились сотрудничать с Якуловым. В 1925 г. в Париже Дягилев решил поставить балет о советской действительности, носивший многозначительное название «Стальной скок». Он обратился к Якулову, который как раз тогда привез в Париж более ста своих работ, намереваясь открыть там выставку, благо нарком Луначарский, с которым он был дружен, не возражал, ведь художник представлял новое советское искусство. По каким-то причинам выставка не состоялась, зато по просьбе Дягилева Якулов написал либретто к музыке Прокофьева. Увы, и постановка почему-то застопорилась. Якулов уезжает, оставив свои картины на хранение чете художников – Гончаровой и Ларионову. На родине его ждут три работы – «Карменсита» в Тбилиси и «Венецианский купец» и «Кум Моргана» в Ереване. Но в 27-м году Дягилев срочно вызывает его в Париж. Якулов поручает продолжить работу над постановками своим коллегам и ученикам, а сам едет завершать начатый балет уже не только как либреттист, но и как художник-постановщик. Дягилевский проект уже в самом зачатке привлекает внимание ценителей нового искусства. Так, прослушивание музыки Прокофьева проходило в доме Коко Шанель.

На сей раз постановка состоялась. «Стальной скок» прошел на ура. Парижане были в восторге не только от музыки, но и от декораций: на сцене работал настоящий завод, крутились винтики-шпунтики. Костюмы были изготовлены Натальей Шиф. Для европейцев это было невиданное, грандиозное зрелище, Якулова называли родоначальником нового направления в сценографическом искусстве – конструктивизма. Якуловская театральная техника разошлась по всем сценам мира. А «Стальной скок» с успехом прошел не только в Париже, но и в Лондоне и Риме. Увы, почему-то не в России.

Тогда же, в 1927 году, у Ларионова обсуждали предстоящую выставку Якулова. Однако она вновь не состоялась: Георгий Богданович получил телеграмму об аресте Натальи Юльевны и срочно вернулся, чтобы заняться ее делами. Благодаря хлопотам Таирова и поручительству Луначарского удалось устроить высылку Шиф в Кисловодск. Так что и жену вызволить не получилось, и выставка в очередной раз не состоялась. Все работы так и остались у Ларионовых.

Подорванное на войне здоровье требовало не только лечения, но и солнечного климата. Якулов приезжает в Армению, где лечится от туберкулеза в Дилижанской здравнице, а также продолжает активно заниматься живописью, в частности, редкими для его творчества пейзажами с натуры и сценографией. Здесь он сближается с Александром Таманяном, другими видными деятелями армянской культуры. Меж тем в СССР готовятся отметить его 45-летие. В комитет по организации юбилейных торжеств входят как известные представители русской культуры, так и мировой – Пикассо, Леже, Делоне, Стравинский, Прокофьев, Дягилев. Однако за несколько дней до своего 45-летия Якулов умирает в Ереване. Комитет по организации юбилейных торжеств становится комитетом по увековечиванию памяти художника. Тело художника перевозят в Москву, где устраивают театрально-пышные проводы. Очевидцы рассказывают, что в сани с гробом были впряжены белые кони, покрытые черными попонами, расшитыми серебром. По обе стороны их сопровождал эскорт в белых рединготах с блестящими металлическими пуговицами и в белых цилиндрах. Так провожали в последний путь знаменитого театрального художника, авангардиста, основателя теории происхождения художественных стилей.

Такова краткая внешняя событийная канва биографии Георгия Якулова, не раскрывающая покровов тайны над многими трагическими страницами его жизни и творчества (вспомним хотя бы гибель его близкого друга Сергея Есенина). В этом кратком очерке не затронута его общественная деятельность, содействие осуществлению различных культурных программ, вплоть до основания новых театров, не рассмотрены теоретические статьи художника-философа и эпистолярное наследие. Якуловское наследие еще требует искусствоведческого и художественного осмысления, оно не только обширно, но и разнопластово. Картины Якулова находятся во многих странах мира, их еще предстоит обнаружить, обнародовать и исследовать. Мы же расскажем о том, как состоялось их возвращение в Армению благодаря усилиям и поистине подвижнической деятельности Мэри Саркисян, заведующей отделом русского искусства Национальной галереи.

Роза Егиазарян

(продолжение следует)