Российско-турецкое примирение, которое зафиксировал саммит в Санкт-Петербурге, не должно вызывать неоправданных ожиданий и чрезмерных иллюзий. В отношениях между Москвой и Анкарой слишком много проблем и серьезнейших противоречий, чтобы говорить, как это уже делают некоторые комментаторы, о «стратегическом альянсе» между Россией и Турцией.

Первая и главная из таких проблем — диаметрально противоположные позиции сторон в сирийском конфликте. Владимир Путин делает ставку на Башара Асада, Реджеп Тайип Эрдоган добивается его скорейшего свержения. В этом плане ничего не изменилось. Не прекратилась и поддержка Анкарой отрядов сирийской оппозиции — тех самых, которые сейчас ведут наступление на Алеппо и которые бомбит российская авиация. Не стоит забывать, что именно противоречия из-за Сирии вызвали беспрецедентный кризис в двусторонних отношениях после уничтожения российского бомбардировщика в ноябре прошлого года. Противоречия эти остаются.

Вторая проблема, тоже связанная с сирийской войной,— отношение к курдам. Для Анкары бойцы курдских отрядов, сражающихся в Сирии с исламскими радикалами,— противники, сепаратисты и сообщники «террористов» из Рабочей партии Курдистана, с которыми президент Эрдоган ведет войну. Для Москвы же сирийские курды — потенциальные союзники. Да и с курдами турецкими у нее традиционно особые отношения — уж никак не враждебные.

Третья проблема связана с армяно-азербайджанским конфликтом. Москва, при всей взвешенности ее заявлений и равноудаленности, воспринимается в мире как потенциальный союзник Армении — своего партнера по ОДКБ. Что касается Турции, то она даже не пытается изображать объективность и непредвзятость. Анкара однозначно на стороне Баку.

Четвертая проблема также касается постсоветского пространства. В тюркских республиках бывшего СССР (а это, помимо Азербайджана, Узбекистан, Казахстан, Киргизия и Туркмения) Анкара имеет прочные позиции, и Москва рассматривает ее как геополитического конкурента. Особая и также весьма болезненная тема — турецкое проникновение в «братские» тюркоязычные республики Российской Федерации.

Пятая проблема — тот факт, что на территории Турции беспрепятственно действуют откровенно враждебные Москве организации, как северокавказские, так и крымскотатарские. Они опираются на поддержку влиятельных и многочисленных диаспор, так что президенту Эрдогану, если бы даже он захотел снять этот раздражитель в отношениях с РФ, пришлось бы столкнуться с серьезным сопротивлением внутри страны.

Шестая проблема — кризис доверия. Об инциденте с самолетом в Москве публично больше не говорят. Но он не забыт. Как не забыты и те заявления, которые делали «по горячим следам» официальные лица Турции, в том числе сам господин Эрдоган,— отнюдь не миролюбивые. Было бы странно, если бы после уничтожения Су-24 в Москве не сделали выводов относительно надежности и предсказуемости турецкого руководства.

И наконец, седьмая проблема: нынешнее сближение — в значительной степени вынужденное. И Москву, и с некоторых пор Анкару Запад воспринимает настороженно, дистанцируется от них. В этой ситуации попытка найти альтернативного партнера, прорвать международную изоляцию выглядит вполне естественно. В то же время, нет уверенности, что та же Турция, если ее отношения с США и ЕС нормализуются, продолжит делать ставку на Россию и реализовывать такие проекты, как «Турецкий поток».

Так что о стратегическом партнерстве между Москвой и Анкарой говорить пока не стоит. Скорее — о его имитации. Но по сравнению с тем балансированием на грани вооруженного конфликта, которое мы наблюдали еще полгода назад, нынешнее примирение — это огромный прогресс. Дающий надежду, что хотя бы некоторые из перечисленных проблем стороны попытаются решить.