Сергей Баграмян очень любит детей. Лучше сказать – без ума от детей, и больше всего жалеет о том, что за сорок лет жизни у него только один сын, а хотелось бы четверых, пятерых… «Когда я вижу на улице плачущего ребенка, сердце разрывается, я готов сделать всё возможное и невозможное, чтобы маленький человечек перестал реветь и забыл свои огромные проблемы», – говорит художник. Наверное, поэтому в каждой его картине проглядывает что-то детское – в том смысле, что каждый ребенок найдет в этой живописи интересное, знакомый образ, гротескный, но родной.

Толкиен, драконы и рыбы

Эта любовь к детям и детскому, возможно, выразилась в том, что Сергей сделал потрясающие иллюстрации к «Властелину колец» Толкиена. Впрочем, книга эта не совсем детская (или совсем не детская, в зависимости от точки зрения), но художнику на тот период было всего двадцать лет. Быть может, столь юный возраст стал причиной того, что Баграмян без колебаний взялся за то, за что не всякий зрелый мастер возьмется, сомнения замучают: Толкиен – автор далеко не для всех.

Драконы, рыбы в отведенной им роли христианского символа, женщины-японки (как вариант – китаянки), изогнутые чуть ли не галактической спиралью элегантные таксы – все эти экзотические подчас образы выписаны с тщательной уверенностью линий и сочными красками. Хотя иногда художник отдает инициативу однотонности, и она иным, новым подходом выделяет главную повествовательную нить холста.

Это картины, каждая из которых – завершенный рассказ, повесть, роман, в которых непременно присутствует живой образ – человеческий или животного. Предметно-цветочных натюрмортов Баграмян, кажется, не пишет никогда. А вот большие черные рыбы, сумоисты и упомянутые уже охотничьи таксы длиной с пассажирский поезд от Москвы до Владивостока – это пожалуйста. Так интереснее.

Странствующие художники

Странствующим живописцем называют Александра Баграмяна, известного художника, отца Сергея. Но и к сыну определение это вполне применимо: Сергей родился в Ереване, где окончил училище Терлемезяна по графическому дизайну и чуть было не поступил в художественный институт, но срезался на армянском, с отличием сдав все специальные экзамены. Приемная комиссия решила, что художников, делающих пять грамматических ошибок, быть не может, и ереванский художественно-театральный остался без Сергея Баграмяна. Догадываемся, кому от этого было хуже…

Потом была Москва, выставки там, а также в Европе и США, издательский дом АСБ, который он сам основал, и работа в известнейшей дизайнерской компании Бориса Краснова. Далее произошел переезд в Лос-Анджелес и Баграмян считает (во всяком случае, пока), что нашел то место, где можно прожить долго. По Еревану скучает, разумеется, ежегодно проделывая неблизкий путь через половину земного шара.

В Америке художник живет обеспеченной жизнью, что позволяет ему творить без оглядки на конъюнктуру, не особенно переживая за продаваемость картин. Есть и постоянные клиенты, даже среди не самых богатых людей. Покупают его картины, правда, и актеры Голливуда, но есть, например, такие, как некий «испано-итальянец. Он периодически приходит, выбирает картину, потом выплачивает сумму в течение нескольких месяцев». Это при том, что, как уверяет Сергей, он запросто может взять и просто подарить любую картину. «Отдам в хорошие руки», – улыбаясь, говорит он. Наверное, так правильно.

Символизм орнамента

Вот эти самые собаки в форме лабиринта и рыбы, похожие сначала на сковородку, а приглядевшись – на камбалу, написаны декоративно, они похожи на графический орнамент, но созданный не ради упражнений в прихотливости узора. Орнаментальность Сергея Баграмяна насыщенно информативна, полна символов и смысла, это именно то качество, которое делает эту живопись графической.

Сергей Баграмян очень интересно сочетает плоскостную орнаментальность с объемной реалистичностью, ведь что такое, собственно, объем, как не множество плоскостей? Безусловно, Сергей получает удовольствие, работая с композицией и цветом. И это только может показаться, что сильный художественный образ создан здесь минимальными средствами.

Это общее место – что любая картина, написанная хоть по канонам Ренессанса, хоть в стиле, за который незабвенный Никита Сергеевич когда-то обозвал художников «пидарасами», найдет своего благодарного ценителя. Единственное условие – не прогибаться под «продаваемый» ширпотреб.

Прослеживается аналогия художественных вкусов с кулинарными. Это же невероятно – есть сырую рыбу! И довольно долго цивилизованный мир подсаживали на суши, апеллируя к тайнам Востока и к загадочной японской культуре. А сейчас – от суши за уши не оттянешь.

То же самое и здесь – как потребители, люди консервативны в своих вкусах. Мы диктуем художникам, что мы хотели бы видеть на картинах, а видеть мы бы хотели нечто привычное с детства. Но художники вечно делают по-своему, и их можно понять, ведь писать, как все, не получается у тех, кто – настоящий. И не уступкой общественному вкусу, а пощечиной обращают они наше внимание на себя, уча нас своему видению мира. Кто-то приучается смотреть и видеть, а кто-то ходит за картинами на уличные вернисажи, где много туристов – каждому свое.

Сергей Баграмян, как и любой настоящий художник, пишет не для всех. Вообще подозреваю, что художники пишут в первую очередь для себя, вскакивая посреди ночи, пугая жен и детей и несясь очертя голову к мольберту, чтобы не забыть приснившуюся деталь и пригрезившийся образ. Потом можно спать спокойно – а с первыми лучами солнца, попив кофе и никуда не торопясь, продолжать переносить ночные видения на холст или бумагу, подготовляя нас, зрителей, к очередному шедевру.

И вообще, это же Дали сказал – будто про себя, что единственная разница между ним и сумасшедшим в том, что он, Дали, не сумасшедший.

Рубен Гюльмисарян