Второй раз в истории одного из самых известных фестивалей мирового короткометражного кино Manhattan Short, в список его финалистов, состоящий из 10 отобранных экспертами фильмов, за которые на последнем этапе голосуют зрители в сотнях кинотеатров в 20 странах на 5 континентах, попал российский короткий метр. В гостях у «Фонтанки.ОФИС» Николай Нелюбин и Жанна Зарецкая беседуют с режиссером фильма «Бравист» Эвелиной Барсегян.

Жанна Зарецкая. – Три года назад Эвелина работала журналистом вот в этой редакции, сидела за соседним со мной столом, ходила в суды на заседания и писала оттуда репортажи. А вот теперь ее фильм «Бравист» попал в десятку сильнейших на известном всему миру кинофестивале Manhattan Short. У тех, кто смотрит нас в прямом эфире, через десять минут будет возможность увидеть этот фильм. Так что давайте, Эвелина, начнем с представления фильма-номинанта, а потом уже поговорим о других ваших работах и о том, как и почему журналисты становятся режиссерами. Что за история в фильме? На каких фестивалях он уже побывал?

- Это моя третья короткометражная работа, фильм снимали в Петербурге, с нашими актерами, в петербургском театре «Балтийский дом». В двух словах, это история о том, как люди притворяются в своих чувствах. Фильм мы закончили в апреле этого года, и он уже побывал на нескольких фестивалях, в том числе во неконкурсной программе на кинорынке в Каннах, в Армении будет на 42-м кинофестивале, был в Испании, но пока, конечно, участие в финале Манхэттенского фестиваля – это наше главное достижение, потому что это действительно очень серьезный конкурс.

Видеозапись интервью с кинорежиссером Эвелиной Барсегян смотрите здесь:

Ж.З. – Добавлю, что это лишь второй раз за 19-летнюю историю Manhattan Short, когда в десятку финалистов попадает фильм из России. А первым был фильм Виталия Салтыкова «Куда течет море» – в 2011 году.

- Это мне кажется это очень странным, потому что этот фестиваль очень популярен в России – он идет в 33 городах, в 250 кинотеатрах по всей стране в течение 10 дней, и это был бы хороший маркетинговый ход – отбирать больше российских фильмов. Но почему-то российские фильмы остаются на этом фестивале редкими гостями. Поэтому нам особенно приятно в нём участвовать и представлять Россию.

Ж.З. – Что было для вас главным, когда вы задумывали и снимали фильм «Бравист»?

- Чтобы зрители на 18 минут отключились от повседневной жизни, чтобы история их захватила.

Далее зрители прямого эфира смотрели фильм «Бравист», а читателям мы предлагаем трейлер этого же фильма:

Ж.З. – Ну вот, фильм просмотрен. Я, признаюсь, видела его не в первый раз. И мне кажется, очень ценное его качество – то, что здесь внятно, четко и убедительно рассказана человеческая история. Все, кто следит за состоянием современного российского искусства, заметил, что оно увлечено экспериментами, которыми оно весь советский период не имело возможности заниматься, и это замечательно. Но так получается, что опыт рассказывания историй – в кино, в театре – он теряется, уходит. А в фильме Эвелины история явно присутствует, и, мне кажется, для нее это приоритет. Так?

- Безусловно. Для меня, прежде всего, важен внятный сюжет, который при этом не теряет своей многослойности. Мне всегда интересно, когда за простыми вещами угадывается дыхание вечности, считывается некий её код. Что касается современного искусства, то в нем, действительно, часто бывает всё слишком зашифровано, так что далеко не все в состоянии этот шифр разгадать и оценить. Мне самой, как зрителю, нравится жанровое кино.

Николай Нелюбин. – Скажите, Эвелина, а прототипы этой истории, когда увидели ленту, что вам сказали?

- У этой истории нет прототипов. Она сочинена от первого до последнего кадра. Конечно же, вы знаете, что раньше в театрах существовали клакеры, которые по заказу кричали «браво».

Ж.З. – Они и сейчас существуют, особенно в оперном и балетном театрах.

- Я не знала, думала, профессия уже ушла.

Ж.З. - Только теперь подобные истории подняты на более высокий уровень, они гораздо сложнее и хитрее устроены, именуются пиар-технологиями и в них вкладываются громадные средства. Но провалить чью-то премьеру и даже похоронить ее вполне возможно и сейчас. Однако, это отдельный разговор. А я бы хотела спросить Эвелину, верит ли она в то, что сейчас остались такие романтики, как её главный герой, который способен плакать оттого, что его первая любовь оказалась, условно говоря, не принцессой, а циничной особой, которая на спектаклях плачет за деньги и готова с ним немедленно заняться постельной физкультурой? Вы готовы к тому, что зрители, скорее, поймут героиню, а над героем посмеются?

- Мне кажется, мой герой понятен, потому что в каждом человеке, который хочет казаться циничным, живет желание пережить что-то в жизни, как в первый раз – вспомнить, как это было: первая любовь, первый поцелуй, первый выход на работу. Снова ощутить остроту этих переживаний. Потому что не интересно жить, когда ты не можешь удивляться, когда тебе нужно всё больше и больше, ты поглощаешь и поглощаешь все эти блага и при этом не чувствуешь никакого вкуса.

Ж.З – Но так же – легко: не страдаешь, плачешь только за отдельную плату…

- А полноты жизни нет. Чувствовать – это же не только любить, но и ощущать боль, и страдать, и искренне сострадать другим людям.

Ж.З. – А давайте теперь расскажем вашу личную историю, которая, как мне кажется, тоже достойна внимания. Что послужило для вас импульсом, чтобы перестать быть журналистом и стать кинорежиссером? Ведь журналистика – тоже вполне нескучная профессия – каждый день новые истории, и еще какие! Особенно, если говорить о практике судебного журналиста. Что побудило вас оставить это занятие?

- Конечно, это решение было не внезапным. Я не хлопнула вдруг по столу и не сказала: хочу быть кинорежиссером. У каждого человека обычно существует несколько увлечений, о которых он размышляет как о будущей профессии. Потом он делает выбор, жизнь устаканивается, детская эйфория, когда тебе кажется, что ты можешь завоевать весь мир, остается в прошлом. И, если ты в этом возрасте хочешь реализовать свою новую мечту, сделать это очень сложно, потому что к этому времени, уже накапливается большой багаж комплексов и страхов. Я всегда хотела быть и журналистом, и режиссером, хотела рассказывать истории в кино. Но долгое время кино оставалось таким неприкасаемым, даже сакральным.

Ж.З. – А как же в итоге случилось, что оно стало реальностью?

- Случился переезд в Петербург, мастер-классы Александра Николаевича Сокурова в рамках петербургского кинофорума – на которых читали лекции и другие кинорежиссеры, продюсеры, операторы, сценаристы класса «А». Ну и, в конце концов, я дошла до такой точки, когда поняла, что уже не могу не сделать шаг в сторону кино.

Ж.З. – Как вы искали команду – у вас с титрах десятки человек?

- Петербург в этом смысле очень благоприятный город, потому что здесь всегда много талантливых людей, которые готовы безвозмездно поучаствовать в том проекте, который покажется им интересным. Команду я искала, как ни странно, в социальной сети – размещала объявления о том, что у меня есть история, которую я хочу снять, и кто хочет в этом поучаствовать, пусть присылает свои работы мне на почту. Потом я встречалась с этими людьми, выясняла для себя, нравится ли мне этот человек как человек, потому что кино – это история на год как минимум, выясняла, что он умеет, и видит ли он эту историю так, как вижу ее я. Так я нашла оператора фильма «Бравист» Ивана Жербина – у него была своя продакшен-студия, поэтому он пришел не один, а привел свою команду.

Ж.З. – «Бравист» – ваш третий фильм. Может быть, расскажете о первых двух?

- Первый фильм я сняла в Армении, он называется «Один человек вас любит» и посвящен девушке, которая живет в большой армянской деревне, ей давно уже пора замуж, но она любит человека, который недоступен. По сути, это история о том, как тяжело быть непохожим на других и бороться за свою мечту. Это больше атмосферная история, и она мне, как ни странно, очень нравится, хотя с режиссерами это редко бывает в отношении своих фильмов. Видимо, дело в том, что я в нее закладывала много очень важных для меня вещей. С этой историей я впервые поехала на кинорынок в Канны.

Ж.З. – Вот как это получилось? Сидели дома и вдруг решили: а не поехать ли мне в Канны? Как это происходит вообще?

- Поскольку режиссер у нас в России, особенно в коротком метре, является еще и продюсером, он должен продвигать свой фильм, а значит, отправлять его на фестивали. Каннский фестиваль привлек меня тем, что там есть внеконкурсная программа, а это означает, что у тебя есть возможность показать этот фильм продюсерам, телебоссам, дистрибьютерам со всего мира.

Ж.З. – Но какой-то отбор там существует?

- Там важно, попав в этот муравейник, где демонстрируются сотни фильмов со всего мира – обычных, необычных, шокирующих, простых, сложных, – сделать так, чтобы тебя заметили. Я не ожидала, что у меня что-то получится, но мой фильм приобрели два очень известных международных телеканала – Eurochannel и Short HD. Это было приятно.

Ж.З. – А второй фильм был о чем?

- Второй был о глубине потери. О девушке, которая потеряла близкого человека и не может смириться с чувством вины.

Н.Н. – Собираетесь ли вы снять полный метр и, если да, то о каком именно фильме идет речь?

- Безусловно, я бы хотела снять полнометражную картину. Но для этого мне, прежде всего, нужен крепкий сценарий, а это работа на год, на полтора. Я вовсе не собираюсь немедленно бросаться снимать кино, просто потому что мой фильм поучаствовал в программе Manhattan Short. Хорошие фильмы снимаются не так. Безусловно, мне нравятся судебные драмы, например, «Вердикт» Сидни Люмера. И мне бы хотелось снять что-то в этом духе, потому что это будет очень актуально для России и очень близко мне.

Н.Н. – Вы не поверите, только что пришел вопрос от наших зрителей: «Что должно произойти, чтобы режиссер и журналист Эвелина Барсегян сняла фильм о русском суде»? Чего не хватает сейчас, чтобы началась работа?

- Она уже началась. Сценарий пишется не за месяц.

Н.Н. – Можете рассказать что-то более конкретное? В каком городе будут происходить события? Вот сегодня у нас в стране, например, начался процесс по поводу убийства Немцова и завершился процесс по блогеру Антону Новику, который признан виновным в разжигании ненависти к группе лиц, которые называются «сирийцы». Это может стать основой сюжета, или все-таки речь идет о какой-то вымышленной истории?

- Конкретно эти сюжеты не станут основой моего сценария. Но я уверена, что режиссер должен быть наблюдателем своего времени, и я слежу за новостями – и прежде всего на «Фонтанке», потому что я здесь работала и знаю, что им можно доверять.

Н.Н. – Может быть уточните, какой аспект работы правоохранительной системы вы хотели бы затронуть?

- Если честно, я хотела бы снять историю не о каких-то дефектах правоохранительной системы нашей страны, а о том, как в них проявляется человек.

Н.Н. – То есть, ваш герой – это кто: человек в погонах, человек за решеткой, человек в мантии?

- Об этом еще не время говорить. Не потому что это – секрет. Просто зачем расплескивать то, что еще не готово.

Н.Н. – Как скоро мы узнаем детали?

- Через год.

Ж.З. – Фильм будет сниматься только в зале суда или это будет все-таки панорамное кино?

- В суде, я думаю.

Н.Н. – Каков бюджет фильма «Бравист» и есть ли уже люди, готовые поддержать вашу следующую картину?

- Бюджет «Брависта» составил 400 тысяч рублей, и значительную часть средств мы собрали посредством краудфандинга. Это немного для такого фильма, и я хочу сказать огромное спасибо тем, кто работал бесплатно, просто потому что эта история их увлекала. Я благодарна съемочной группе и всем актерам, которые мне поверили. При этом, я должна сказать, что краудфандинг работает у нас в стране очень плохо, и нам повезло в том, что, объявив о сборе средств, мы нашли человека, который вложился в наш фильм.

Н.Н. – Он готов поддерживать вас дальше?

- Я думаю, что задавать такие вопросы нужно, имея на руках какой-то материал. Пока его нет.

Н.Н. – Когда вы бывали в судах, вы как репортер на что в первую очередь обращали внимание?

- Я всегда приходила заранее, потому что в коридорах суда всегда можно встретить участников событий. Я не лезла к ним со своими журналистскими вопросами, мне просто хотелось понять, чего они добиваются, каковы их мотивы.То есть, я старалась быть как можно незаметнее и наблюдать. И в зале суда я тоже старалась не засвечиваться, не раздражать судью своим диктофоном, а внимательно выслушивать весь процесс. Только уже после процесса я обязательно подходила ко всем участниками и стараюсь очень деликатно им объяснить, что я ничей не сторонник и не провокатор, что я хотела бы просто объективно рассказать читателям эту историю и, если вы хотите высказаться, вот мой номер телефона.

Н.Н. – Какой процесс вы можете вспомнить как показательный?

- Это так сложно сейчас вспоминать. Наверное, больше всего запомнился процесс, где была, на первый взгляд, очень простая история. Вечер, суббота, клуб, три дагестанца и три фаната «Зенита». Один удар – и фанат погибает. В то же время, в таких историях очень сложно разобраться, кто прав, кто виноват. Неизвестно, был ли смертельным сам удар, или человек упал и обо что-то ударился, могут быть и множество других обстоятельств, ставших причиной смерти. Помню, что тогда было очень сильное общественное давление, потому что, с одной стороны дагестанцы, с другой – фанаты «Зенита», помню друзей и родителей этого дагестанца в зале суда. В общем, эта история запомнилась именно огромным количеством вопросов, в том числе, моральных, на которые надо было ответить, начиная от вопроса, готова ли я поверить в невиновность этого человека, притом, что я сама могла бы оказаться на месте убитого.

Н.Н. – А если бы вам пришлось сегодня идти на процессы, связанные с убийством Немцова и с разжиганием национальной розни блогером Носиком, вы бы какой выбрали?

- Я бы не пошла ни на тот, ни на другой. Я бы выбрала маленький процесс, о котором никто не говорит.

- Если вернуться к кино. На площадке, как все мы понимаем, режиссер находится в центре маленького космоса и непременно должен стать полководцем, который принимает все ключевые решения. Что в этой ситуации было для вас самым сложным?

- Наверное, преодолеть внутреннюю боязнь кого-то потревожить. Но когда ты думаешь о результате и когда, как в нашей команде, мы все сроднились, эта проблема уходит.

То есть, тираном на площадке вы себя не ощущаете?

- Мне кажется, нет, я не тиран.

- Можно сказать, что у вас уже появилась своя команда и с ней вы будете браться за новый проект?

- Да, можно так сказать.

Жанна Зарецкая