Часть I, часть II

Сначала было выдвинуто «пожелание» вернуть все земли за исключением Дагестана и Грузии, однако затем, иранский посланник поумерил «аппетит» и заявил, что Иран был бы вполне удовлетворен, если бы получил назад ханства Талышинское, Карабахское и Гянджинское. Российский МИД в лице графа Нессельроде в ответ на это дал понять, что требование о землях и народах, притом добровольно вступивших в подданство России неуместно. А в целом же, на вопрос о границах окончательный ответ будет дан только после осмотра их ген. А.П. Ермоловым, который должен заменить Н.Ф. Ртищева и отправиться в Иран в качестве чрезвычайного и полномочного посла.

Как отмечалось в ответной ноте Нессельроде иранскому послу от 22 марта 1816 г.: «При всем расположении соответствовать желаниям его шахского величества, государь император не прежде может приступить к какой-либо решимости, как получив точное сведение  о положении нынешних границ и областей, утвержденных мирным договором за Россиею. Сим только образом, а не иначе, его императорское величество изволит надеяться, что можно будет найти способ к оказанию Персии удовлетворения, не подвергая себя опасности поступить во вред существенным своим выгодам, сделав ныне же решительное заключение по таким делам, о коих нужно иметь пояснения, и кое было бы вопреки точным постановлениям договора, служащего неоспоримым доказательством, сколь желания России умеренны, ибо оный договор далеко не соответствует даже тому, чего требует безопасность границ наших. Но поелику нельзя приступить к толь трудному соображению и к нужным по оному распоряжению иначе, как на месте, то государь император изволит назначить одного из своих военачальников, удостоенного полной доверенностью его императорского величества, который туда отправится с тем, чтобы обозреть во всей подробности нынешнее положение границ наших, равно как и тех мест, до коих особенно относятся требования его шахова величества. Для сего поручения высочайше избран генерал-лейтенент Ермолов, и по свиданиям, кои от него будут представлены, его императорское величество изволит дать отзыв решительный, сообразный оный с пользами своей империи и с искренним своим желанием сделать угодное его величеству шаху персидскому».

22 мая 1816 г. Мирза-буль-Хасан-хан получил прощальную аудиенцию в МИД-е.

Однако, как видим, «Сепаратный акт» имел значение только в совокупности с определенной статьей Гюлистанского договора, где были указаны территории, переходившие под российский протекторат, но без четкого определения границ. Моментом же неопределенности границ, с присовокуплением к этому оговоренное (даже с туманными формулировками) право обращаться, согласно акту, с просьбами к императору, как мы увидели и попыталась воспользоваться иранская сторона видя в этом «лазейку» для выдвижения территориальных требований. Как отмечает В. Дилоян: «Как мы увидим, в дальнейшем, «Сепаратный акт» стал причиной довольно больших дипломатических неприятностей в особенности потому, что разграничительная линия в договоре четко и детально обозначена не была».

В самом деле. Вопрос более четкого определения границ в статье II оставлялся на «потом». Так, там было зафиксировано следующее: «Поелику чрез предварительные сношения между двумя высокими Державцами взаимно соглашенность уже, чтобы постановить мир на основании Status quo ad presentem, то есть, дабы каждая сторона оставалась при владении теми землями, Ханствами и владениями, какие ныне находятся в совершенной их власти; то границею между Империею Всероссийскою и Персидским Государством, от сего времени впредь да будет следующая черта: начиная от урочища Одина-Базара прямо чертою чрез Муганскую степь до Едибулукскаго брода на реке Араксе, оттоль вверх по Араксу до впадения в оную речки Капанакчая, далее же правою стороною речки Капанакчая до хребта Мигринских гор и оттуда продолжая черту межами Ханств: Карабагского и Нахичеванскаго, хребтом Алагезских гор до урочища Даралагеза, где соединяются межи ханств: Карабагскаго, Нахичеванскаго, Эриванскаго и части Елисаветпольскаго округа (бывшего Ганджинскаго Ханства), потом, от сего места межою, отделяющею Эриванское Ханство от земель Елисаветпольской округи, так же Шамшадильской и Казахской до урочища Эшак-Мейдана, и от онаго хребтом гор по течению правой стороны речки и дороги Гимзачимана по хребту уже Бамбакских гор до угла межи Шурагельской; от сего же угла до верху снеговой горы Алагеза, а отсель по хребту гор межою Шурагельскою, между Маетарасам и Артиком до речки Арпачая. Впрочем, так как Талышинское владение в продолжении войны переходило из рук в руки, то границы сего Ханства со стороны Зинзелей и Ардавиля, для большей верности, определены будут по заключении и ратификации сего трактата избранными с обеих сторон комиссарами со взаимного согласия, кои, под руководством Главнокомандующих с обеих сторон, сделают верное и подробное описание земель, деревень и ущелий, также рек, гор, озер и урочищ, кои до настоящего времени находятся в действительной власти каждой стороны, и тогда определится черта границ Талышинскаго Ханства на основании Status quo ad presentem, таким образом, чтобы каждая сторона осталась при своем владении. Равным образом и в вышеупомянутых границах, ежели что перейдет за черту той или другой стороны, то по разобрании коммисарами обеих высоких Держав, каждая сторона, на основании status quo ad presentem, доставит удовлетворение».

Н.Ф Ртищев, обращаясь к обстоятельствам согласования статьи II-й, подробно перечислял встретившиеся затруднения. Так, он отмечал следующее: «Вторая статья мирнаго трактата, заключающая в себе определенное наименование всех мест и урочищ, чрез кои положена черта нынешних границ наших с Персиею, была первым предметом весьма продолжительных между нами объяснений и несогласий на оную Мирза-Абуль-Хасан-хана, который за неимением во всей Персии понятия о картах, обозначающих разграничение между государствами и владениями, так как и по неизвестности ему, какие именно места до нынешнего состояния дел находились в действительной власти каждой стороны, несколько дней упорствовал согласиться на предложенные мною границы, опасаясь потерять в сем случае что-либо из мест Персии принадлежащих, в противность status quo ad praesantem, и потому, не решаясь отступить от наставлений, данных ему персидским правительством, границы обозначит одним общим наименованием главных пограничных владений, состоящих под зависимостью каждой стороны и находящихся между собою в соседстве, с присовокуплением, что границу между ними должны составлять прежние межи, издревле существующие. Итак, во избежание всяких впоследствии недоразумений и распрей в рассуждении границ, я, дабы не оставить сию статью без ясного определения оной и вместе с тем убедить к согласию на мое требование персидского полномочного, признал единственным способом, полезным для обеих сторон, чтобы сею же статьею предоставить право обеим высоким державам избрать по заключении и ратификации трактата взаимных комиссаров, кои под руководством главнокомандующих разберут между собою настоящие принадлежности постановленных ныне границ и тогда, с утверждения главнокомандующих, постановится действительная в общих чертах, на основании status quo ad praesantem. Сим же самым средством, на которое Мирза-Абуль-Хасан-хан по убедительным моим внушениям наконец изъявил свое согласие, удержано мною в вечном подданстве Российский империи и Талышинское ханство, которое в продолжении войны с Персиею несколько раз переходило из рук в руки и которое по положению своему весьма для России важно во многих отношениях, ибо через удержание в наших руках крепости Ленкорани, постановив теперь в Талышах твердый пункт, мы можем иметь в здешнем краю превосходную пристань на Каспийском море, удобную для военных судов и полезную как для коммерции, так и для свободного сообщения, равным образом лес на строения, в котором Бакинская провинция совершенно недостаточно и держать самую Персию если не в повиновении, то во всегдашнем страхе поблизости Талышинскаго ханства к самому, можно сказать, ея сердцу. А потому, весьма нужно, по моему мнению, усилить сие владение достаточным числом войск и военною флотилиею, занимающею теперь пост между островом Сара и Ленкоранскою крепостью. При том, по превосходству сего места против астраханского порта и Бакинскаго рейда, так как первый слишком отдален и остается уже внутри границ, а последний по неимению леса более открыт для ветров, я имею в виду предположение, чтобы со временем военный порт вместо Астрахани учредить при талышинских берегах. Впрочем, как сей важный предмет относится до пользы службы е. и. в. и лучшего удобства в выгодах, то я таковое предположение мое не прежде могу представить на высочайшее благоусмотрение е. и. в. чрез посредство в. с., как по собрании нужных сведений и по зрелом соображении всех обстоятельств».

Безусловно, аргумент иранской стороны об отсутствии карт представлялся надуманным. В конце концов, за неимением таковых, они могли обратиться к британцам. Как отмечал Б. Балаян: «Иранская делегация настаивала, чтобы линия границы указывалась в договоре только в общих чертах. Делалось это для того, чтобы в последующем, ссылаясь на неопределенность границ, добиваться пересмотра договора или сохранить повод к новой войне. Не случайно, например, специально оговаривалось, что после ратификации Гюлистанского договора границы талышинского ханства со стороны Энзели и Ардебиля будут окончательно определены комиссарами сторон на основании статус-кво. Известно, что именно проблема Талыша была использована в качестве повода к новой войне».

Можно конечно сейчас (по прошествии длительного периода времени) упрекать Н.Ф. Ртищева в отсутствии необходимой твердости. Но, как представляется, оценка личности главнокомандующего Н.Ртищева, также как и его успехов или неудач – дело чрезвычайно субъективное, и, таким образом, вряд ли стоит сильно углубляться в рассмотрение этого (хотя и немаловажного) аспекта. Он сделал то, что сумел сделать. Главнокомандующий понимая, что в сложившихся условиях это может застопорить все дело, в конце концов уступил. В своем донесении Румянцеву Ртищев отмечал, что турецкая активизация, равно как нахождение царевича Александра в Кахетии, подготовлявшего с иранской помощью новое вторжение в Кахетию, побуждали его поторопиться с заключением как «Сепаратного акта», так и мира. А.Р. Иоаннисян, анализируя обстановку того времени, и возросшую турецкую активность в Закавказье отмечал, что «Нужно признать, что Ртищев был прав, когда писал об угрожающих действиях турок и о сложной обстановке в Закавказье летом и осенью 1813 г.».

Интересно отметить, что практически параллельно, из Порты вдруг поступило предложение о посредничестве в деле заключения мира между Россией и Ираном. Реис-эффенди в присутствии иранских представителей (Хуссейн-аги и Насруллы-хана) сообщил русскому послу в Константинополе, что руководствуясь статьей XIII Бухарестского договора, Турция желает предложить свои услуги в деле заключения мирного трактата между Россией и Ираном.

Как бы то ни было, несмотря на все затруднения, Н.Ф. Ртищеву удалось согласовать практически все остальные пункты договора исходя из интересов России. Так, в статье III фиксировались важнейшие приобретения российского оружия. «Его Шахское Величество в доказательство искренней приязни Своей к Его Величеству Императору Всероссийскому, сим торжественно признает, как за себя, так и за Высоких Преемников Персидскаго престола, принадлежащими в собственность Российской Империи Ханства: Карабагское и Ганджинское, обращенное ныне в провинцию под названием Елисаветпольской. Также Ханства: Шекинское, Ширванское, Дербентское, Кубинское, Бакинское и Талышинское с теми землями сего Ханства, кои ныне состоят во власти Российской Империи. При том весь Дагестан, Грузию с Шурагельскою провинциею, Имеретию, Гурию, Мингрелию и Абхазию, равным образом все владения и земли, находящиеся между постановленною ныне границею и Кавказскою линиею, с прикосновенными к сей последней и к Каспийскому морю землями и народами».

Обращаясь к обстоятельствам согласования статьи III, главнокомандующий писал: Статья о признании персидским правительством всех владений и народов, заключающихся между постановленною ныне границею и Кавказскою линиею, принадлежащими в собственность Российской империи, стоила мне также чрезвычайных усилий, чтобы склонить персидского уполномоченного на помещение оной в мирном трактате, с обозначением поименно каждого владения. Все его возражения по сему предмету состояли в том, что черта границ, положительно означенная во второй статье трактата, сама уже по себе служит неоспоримым утверждением за Россиею всех народов и владений, внутри оной находящихся. Однако же после разных сильных со стороны моих доводов я, наконец, предуспел согласить его на постановление сей статьи во всем почти сходно с желанием в. с., заключающимся в предписании ко мне от 7-го апреля прошлого года. Кроме того, что и с моей стороны, в знак признательности к добрым расположениям Мирза-Абуль-Хасан-хана и в оказание искренности моих намерений, я должен был снизойти к убедительным его просьбам, дабы поименованы были одни только главные владения и народы, также, чтобы с признанием их со стороны Фетх-Али-шаха персидского и его наследников принадлежащими в вечную собственность Российской империи, не упоминать об отрицании его от всех прав и притязаний на оные, поелику сами права сии сами уже собою уничтожаются чрез таковое признание и, наконец, чтобы вместо особого наименования каждых народов, владеемых Россиею в Дагестане, упомянуть кратко, что весь Дагестан признается принадлежащим Российской империи, ибо по мнению высокостепенного Мирза-Абуль-Хасан-хана, объясненному мне с откровенностью, он, не имея никаких особых наставлений от своего правительства по сим для него непредвиденным предметам, не смеет и помыслить, чтобы именем своего шаха решиться на отречение каких-либо прав о народах, им вовсе неизвестных, опасаясь подать чрез то верный случай своим недоброжелателям погубить его совершенно, и что также поименование в трактате со всею точностью столь многих владений и земель, признаваемых ныне Персиею за собственность Российской империи, на которое он решился сам собою, может быть для него небезопасно по влиянию, какое оно произведет в сильной партии, нежелающей мира, так как и в самом народе».

Статья IV была посвящена вопросам оказания возможной помощи России тому из сыновей шаха, который будет окончательно им утвержден в качестве престолонаследника. Так, в ней было сказано: «Его Величество Император Всероссийский, в оказание взаимной приязненности Своей к Его Величеству Шаху Персидскому, и в доказательство искреннего желания Своего видеть в Персии, сем соседнем Ему Государстве, самодержавие и господственную власть на прочном основании, сим торжественно за Себя Преемников Своих обещает тому из сыновей Персидского Шаха который от него назначен будет Наследником Персидского Государства оказывать помощь в случае надобности, дабы никакие внешние неприятели не могли вмешиваться в дела Персидского Двора, Персидский Двор подкрепляем. Впрочем, если по делам Персидского Государства произойдут споры между Шахскими сыновьями: то Российская Империя не войдет в оные до того времени, пока владеющий тогда Шах не будет просить об оной».

На первый взгляд статья выглядит несколько странно, особенно если учесть, что Аббас-Мирза фактически являлся престолонаследником. Однако, странной она оказалась только на первый взгляд. Ртищев, в своем донесении подробно останавливается на этом вопросе и объясняет причины, побудившие его включить данную статью в таких формулировках в текст договора. Так, он пишет:

«Относительно же обещания, утвержденного силою IV статьи мирнаго трактата, чтобы со стороны Российской империи признать наследником персидскаго престола и в случае надобности подкреплять силою оружия того из сыновей Фетх-Али-шаха, который впоследствии будет им признан, а не именно Аббас-мирзу, как сие прежде предполагалось, то сие сделано по точной воле самого Фетх-Али-шаха, от которого в последний уже день наших переговоров прислан был нарочный курьер к Мирза-Абуль-Хасан-хану с разрешением по сему предмету, о котором он в разговорах со мной объявил в следующих выражениях: «что е. в. шах персидский давно уже назначил сына своего Аббас-Мирзу быть при нем наследником престола и теперь также удостаивает признавать его в сем высоком достоинстве; но как е. в. имеет еще и других сыновей, то по сей причине не желает прежде времени объявлять в публичных актах имени настоящего наследника, дабы чрез то охранить спокойствие в высочайшем своем доме и устройство в государстве», я с моей стороны не изъявил на сие никакого противоречия, так как для Российской империи нет в том ни разности, ни выгод, кто бы ни был назначен по воле Фетх-Али-шаха преемником его престола. Известно же при том нынешнее состояние персидского государства, которое держится только неограниченною властью, чрез разные средства утвердившиеся в руках ныне царствующего государя, и что с кончиною его без сомнения обнаружатся многие претендатели на наследство персидского престола, по правилам давно в сем государстве существующим, что тот и шах, у коего сила и острая сабля лучше защитят его права. Следовательно Российская империя при таковом положении всегда может защищать которого из сыновей шахских полезнее будет для обеих держав и подкрепить силою оружия в праве наследника, на случай, когда при жизни Фетх-Али-шаха таковой законно не назначится. Впрочем, по образу моего суждения о сем обстоятельстве и примечаниям, кои я старался делать, мне кажется, что столь неожиданная перемена в расположении Фетх-али-шаха насчет признания по себе наследника едва ли не есть следствие самой тонкой политики окружающих его чиновников, пользующихся силою и доверием и которые, как известно, большею частью преданы старшему сыну шаха Мамед-Али-мирзе».

Важное значение для обеспечения российских интересов на Каспии имела статья V. Положения данной статьи закрепляли не только господства российского военного флота на Каспийском море, но и запрещали там нахождение военно-морских сил иного государства. Так, там было сказано: «Российским купеческим судом, по прежнему обычаю, предоставляется право плавать у берегов Каспийского моря и приставать к оным, причем со стороны Персиян должна быть подаваема дружественная помощь во время кораблекрушения. Сие же самое право предоставляется и Персидским купеческим судам, по прежнему обычаю, плавать но Каспийскому морю и приставать к берегам Российским, где взаимно, в случае кораблекрушения, должно быть оказываемо Персиянам всякое пособие. В рассуждении же военных судов: то, как прежде войны, так равно во время мира и всегда Российский военный флаг один существовал на Каспийском море; то в сем уважении и теперь предоставляется ему одному прежнее право с тем, что кроме Российской Державы, никакая другая Держава не может иметь на Каспийском море военного флага».

Следует отметить, что положения этой статьи практически напрямую наносили удар по англо-иранскому договору от 14 марта 1812 г., согласно которому англичане брали на себя обязательство оказывать помощь иранцам в деле организации военно-морского флота на Каспии. Так, в статье VII этого договора, говорилось, что «В случае устройства королем Персии складов материалов для кораблестроения на берегах Каспийского моря и организации морской армии, король Англии разрешает своим офицерам, морякам. Кораблестроителям, плотникам и т.д. приехать в Персию из Лондона, Бомбея и поступить на службу к королю Персии. Оплата труда всех этих людей будет произведена со стороны персидского короля в размерах, согласованных с английским послом».

Н. Ф. Ртищев в своем донесении не скрывал своей радости от того, что ему удалось согласовать эту статью: «Из V статьи мирного трактата, предоставленного в. с. Подлинником при донесении моем от 14-го октября, вы изволите уже быть известны, что российский военный флаг признан один господствующим на Каспийском море. Я весьма счастливым себя почитаю, что сей только важный предмет, коим со стороны моря навсегда обеспечено спокойствие прибрежных наших владений и коммерции, удалось мне, хотя истинно с напряжением всех моих сил, привести к полному успеху, сходно с священною волею е. и. в. и с желанием в. с.; решившись непременно настоять в сем преимуществе для морской нашей силы на Каспийском море, я с твердостью объяснил Мирза-Абуль-Хасан-хану, что если не согласится на сие предложение, то я хотя с сердечным прискорбием, но должен буду оставить переговоры и прервать самое перемирие. Наконец, после неимоверных трудностей… успел я достигнуть сей цели, составляющей усерднейшее мое желание, тем более, что сего преимущества и в прежних трактатах, постановленных между Россиею и Персиею, включено не было».

Как видим, любой вопрос имел свою цену. Как оказалось, Мирза-Абуль-Хасан-хан, сдался после комбинирования Н.Ф. Ртищевым угроз о срыве перемирия и возобновления боевых действий, и посулов в виде уступки Мегринского округа, в качестве компенсации за утверждение статьи, закреплявшей господство русского флота на Каспии. Относительно уступки Мегри Н.Ф. Ртищев отмечал следующее: «Почему я с охотою согласился сделать ему сие удовольствие, предложив оставить Мигри с ее окрестностью в зависимости Персии, что и было принято с чувствами истинной благодарности. Таким образом, Мигринский округ поставленною ныне чертою границ отделен от Карабага и предоставлен во власть Персии. Впрочем, весь сей округ есть не что иное, как пустое и гористое место без жителей, коих большая часть в разные времена увлечена персиянами за Аракс, а остальные по всегдашней опасности от неприятеля рассеялись в других частях Карабага. Сверх того, и самое укрепление Мигри, стоившее великой жертвы войскам е. и. в., занимавшим оное еще в прошлом году, брошено вовсе не по опасности от неприятеля, потому что место сие почти неприступно, а единственно от чрезвычайной трудности доставлять туда провиант, амуницию и другие надобности и для того, дабы спасти храбрые войска, охранявшие одни пустые скалы и пропасти, от напрасной гибели, ибо климат там столь убийственен, наипаче в летние месяцы, что в два с половиною года от болезней умерло более 800 чел. из одного баталиона, который два раза был укомплектован. Самые коренные жители, когда еще населено было сие место, не могли переносить во время лета тяжести воздуха и обыкновенно удалялись на целые 3 месяца в горы. Зимою же бывает другая крайность от того, что на 4 месяца прерывается всякое сообщение с Карабагом, ибо величайшие горы, отделяющия Мигри от Карабага, покрыты бывают непроходимым снегом. Почему все сии крайности и чрезвычайный недостаток в продовольствии, случившийся в прошлом году, решили меня тогда же вынести навсегда войска из Мигри и донести о том е. и. в. Следовательно весь сей округ был уже во власти персиян и без уступки моей, которую я сделал в виде пожертвования со стороны нашей и на которую я тем легче мог решиться, что укрепления Мигри, занятого персиянами тотчас по выходе наших войск, мне уже нельзя было удержать за Карабагом по силе status quo ad praesantem, а сверх того долг службы моей е. и. в. требовал наблюдения, дабы границы при нынешнем случае постановит сколь можно удобнее и выгоднее, наипаче же в военном отношении, что мною ныне чрез постановление черты границ и обозначено в трактате».

(Окончание следует)