СВЕТЛАЯ ДУША УИЛЬЯМА САРОЯНА
К 35-летию со дня смерти Уильяма Сарояна
Известный поэт и публицист Рачия ОВАНЕСЯН (1919-1997) один из немногих армянских писателей, встречавшихся с Уильямом САРОЯНОМ (1908-1981) не только во время его визитов в Армению, но и за рубежом - в Берлине, Веймаре, Париже.
В НЕКРОЛОГЕ Р.ОВАНЕСЯН ПИСАЛ О СВОЕМ ЗНАМЕНИТОМ соотечественнике: "Сароян боялся смерти настолько, насколько любой из смертных, но в то же время не боялся ее настолько, насколько не боятся герои-единицы. Пренебрегал ею, презирал и не боялся. Очень редко и мимолетно касался факта смерти, так сказать, философии смерти. Возникший во время беседы намек о смерти он сразу же пресекал любовью к жизни, мощным натиском жизни…"
Предлагаем вниманию наших читателей мемуарный фрагмент о встречах поэта с У. Сарояном в Армении в 1960 году.
В 1945 году на адрес Армянского общества по культурным связям (АОКС) пришла бандероль, в которой я впервые увидел книгу рассказов Уильяма Сарояна на армянском языке, изданную в Каире под названием то ли "Мое имя Арам", то ли "Рассказы".
Я НИЧЕГО НЕ ЗНАЛ НИ О СУЩЕСТВОВАНИИ, НИ О ТВОРЧЕСТВЕ САРОЯНА. Смутно запомнил историю, связанную с Рачия Кочаром. Кстати, у Рачия Кочара очень удачно получались подражания разным людям и армянским диалектам, например, он копировал Арташеса Кариняна, Ованеса Шираза, Наири Зарьяна на диалекте тех областей, откуда те были родом: Алашкерта, Гюмри, Муша. Так вот он рассказал, как Уильям Сароян впервые приехал в Армению в 35-м году. Во время встречи с писателями он спросил:
- А есть ли у вас, здешних жителей, религия?
В воцарившейся тишине прозвучал ответ Забел Есаян (голосу которой подражал Кочар):
- Разумеется, у нас тоже есть религия, наша религия - социализм, - и слово "социализм" она произнесла с французским акцентом, шевеля своими толстыми губами.
После приезда в 35-м году Сарояну запомнились имена четырех людей: Чаренца, с которым бегло познакомился в Москве, Маари и Тотовенца, с которыми встречался в Ереване, а также сторожа в Звартноце, Асатура из Битлиса.
И вот я забрал домой почитать сборник Сарояна. Переводы были не ахти, однако я уловил и почувствовал силу таланта и философского духа Сарояна и посоветовал председателю АОКСа Марии Петросян познакомить армянского читателя с именем и творчеством Сарояна. Чем это закончилось, я рассказал в воспоминаниях о Деренике Демирчяне.
(Из воспоминаний "Вместе с Дереником Демирчяном". …Мария Исааковна решила, что о писателе и его творчестве лучше всего рассказать в статье и таким образом представить его советской армянской интеллигенции. С просьбой написать статью она обратилась к председателю нашей секции, нашему другу Демирчяну.
- Вы известный писатель, Дереник Карпович, интеллигентная, эрудированная личность, и мы знаем вас как обязательного человека, - в свойственной ей изысканной манере обратилась к Демирчяну Мария Петросян.
Польщенный Демирчян согласился, тем более что и сам заинтересовался малоизвестным писателем, с которым еще в 35-м мимолетно общался.
Статья, кажется, была опубликована в журнале АОКСа, в ней Демирчян дал высокую оценку таланту Сарояна.
Примерно через год, когда началась ждановская травля литературы и искусства, странные обвинения в космополитизме, преклонении перед Западом, тогда на собрании партактива писатель Ашот Граши, не помню уже, почему и с какой целью, под стать атмосфере критиканства партактива привел пример идеологической ошибки, мол, вот средь бела дня воспеваем реакционную зарубежную литературу и указал на похвалу Демирчяна в адрес "лакея капитализма, апологета буржуазных нравов некоего Уильяма Сарояна".
Этого было вполне достаточно, чтобы армянская общественность, совершенно не зная Сарояна, из мухи бы сделала слона, а потом превратила бы слона в снежный ком и покатила с горы вниз. Перепугались даже знатоки Сарояна (а их было человек пять-шесть), в особенности сам Демирчян. А поскольку в такой единодушной накалившейся идеологической атмосфере немыслимо было ни возразить, ни высказать иную точку зрения, то Демирчян не посмел и пикнуть. Однако не тут-то было. Идеологи ЦК партии "по-дружески" посоветовали Демирчяну написать новую статью о творчестве Сарояна и на сей раз представить его совершенно в другом свете.
Бедняга Демирчян…
И он написал эту статью.)
САРОЯН, ТАКИМ ОБРАЗОМ, БЫЛ ПРЕДАН "ЗАБВЕНИЮ", СКОРЕЕ, ОТВЕРГНУТ, до тех пор, пока я не стал главным редактором "Гракан терт" ("Литературная газета", с 1955 по 1959 гг. - К.Х.) и не опубликовал сообщение о том, что в Москве в издательстве "Детская литература" на русском языке вышла в свет книга рассказов У. Сарояна. Приспешников идеологического отдела ЦК Компартии Армении взбудоражило одно только имя Уильяма Сарояна, и они не удосужились даже вникнуть в содержание информации и доложили первому секретарю Сурену Товмасяну, мол, "Гракан терт" напечатал положительный материал о "лакее империализма". И он в свою очередь позвонил мне и сделал замечание по телефону.
- Сурен Акопович, вы упрекаете за нашу информацию, но в таком случае адресуйте ваше замечание издательству "Детская литература", которое выпустило целую книгу в красной столице нашего великого Союза Москве.
- Какую книгу?
- О которой мы информировали.
- Постой-ка, наши недотепы ничего об этом не говорили.
Информировал первого секретаря инструктор отдела агитации и пропаганды Вануш Авакян.
…Прошло пять лет, наступил сентябрь 1960 года.
Эдвард Топчян (первый секретарь Союза писателей Армении в 1954-1975 гг. - К. Х.), который находился в командировке в Москве, сообщил по телефону:
- В Ереван приезжает Уильям Сароян, он пару дней провел здесь, общался со мной и Акопом Салахяном. В Ереване пробудет неделю, может, и дольше. Приезжает поездом.
…На вокзал встречать Сарояна отправились я, Рачия Кочар, Рафаэл Арамян, председатель правления АОКСа Берсабэ Григорян, переводчик Перч Месропян, редактор журнала АОКСа, репатриант из Америки Патрик Селян и девушка с роскошным букетом. Мы подошли и стали перед дверцей вагона Сарояна. И вот он - Сароян, высокий, симпатичный мужчина, со знатными усами на белом лице; одет в фиолетовое пальто местного пошива, которое у нас носили малоимущие люди и милиционеры. Он спустился по ступенькам вагона и, закряхтев, встал среди нас:
- Я - Уильям Сароян, из Фрезно, Калифорния.
- Знаем, знаем. Господин Сароян! - в один голос откликнулись мы.
Девушка протянула ему букет. Он взял. Перч Месропян на английском языке первой представил Берсабэ Григорян:
- МиссисБерсабэГригорян, she is chairman of Armenian association of culture relations with foreign countries…
Это торжественное знакомство, да еще на английском языке совершенно не оказало никакого впечатления на Сарояна, и он демонстративно заговорил по-армянски:
- Есть среди вас грамотей?
Берсабэ опешила. Она не знала, что армяне диаспоры так называют писателей.
- Конечно, есть! - поспешил заверить я. - Прошу: Рачия Кочар, Рафаэл Арамян, я - Рачия Ованесян.
Сароян улыбнулся, пожал нам руки, и тут заметил Патрика Селяна:
- А ты, наверное, из Америки: у тебя такой высокий рост.
- Да, вы правы, господин Сароян, - радостно заговорил Селян. - Вы меня по Фрезно должны помнить, мы встречались у вашего дяди Арама, маминой сестры, несколько раз бывали там…
- Моего дядю, конечно, знаю!..
И преподнес букет цветов… Берсабэ:
- Возьми, подержи, отдашь мне в гостинице.
Берсабэ снова опешила, и улыбка застыла на ее красивом лице.
Мы приехали в гостиницу "Армения".
Берсабэ улучила момент и шепнула мне на ухо:
- Что за невоспитанный человек!
Сароян устроился в просторном светлом номере.
- Э, а что мы будем делать вечером?
- Пойдем слушать оперу "Ануш".
- О, замечательно! Очень люблю оперу. В 35-м слушал. А будет петь Шара Тальян?
- Он больше не поет, будет петь Аваг Петросян, он тоже хорошо поет.
- Э, хорошо, хорошо… Вы тоже там будете? - он обратился к "грамотеям".
Я ответил, что приду вместе с госпожой Берсабэ.
- Хорошо. Я сейчас приму душ и чуток прикорну. В Грузии меня просквозило. Не волнуйтесь, у меня есть хорошее лекарство, все пройдет.
- Вопросы вашего жилья и питания утрясены, - не преминула уведомить Берсабэ Григорян, - так что ни о чем не беспокойтесь.
- О, вы очень любезны, благодарю. До свидания.
…БЕРСАБЭ ГРИГОРЯН ПРИШЛА С ДОЧЕРЬЮ. ПРЕДСТАВИЛА ЕЕ САРОЯНУ. Тот кивнул, руки не подал. Я почувствовал, что мать снова осталась недовольна, но продолжала улыбаться, пригласив нас прогуляться в фойе. После третьего звонка мы вошли в зал. Сотрудники АОКСа взяли билеты в первом ряду - так полагалось по протоколу для почетных гостей.
Мы заняли свои места. Представление началось. После увертюры Сароян молча поднялся и взбежал по ступенькам вверх. Это удивило и меня, и я проводил его взглядом. Зал был переполнен, поэтому Сароян сел на одну из последних ступенек.
Берсабэ обомлела в очередной раз:
- Этот человек сумасшедший.
Во время антракта Сароян объяснил:
- Было очень близко от оркестра. Он оглушил меня. Издали лучше слушать, это куда приятнее. Чудная опера!..
Теперь стало понятно. Он был прав. А мы-то подумали… Сароян отказался перейти в ложу. Нашлось место где-то в последнем ряду амфитеатра.
После окончания оперы Сароян подошел к барьеру оркестровой ямы и, аплодируя, несколько раз выкрикнул своим хрипловатым голосом:
- Браво!.. Браво!..
Зрители добродушно взирали на этого "чужака".
Мы вышли из здания оперы. Берсабэ предложила Сарояну поехать на машине. Он отказался.
- Пройдемся с Рачия пешком. Чудная погода! - сказал он и, всунув руки в карманы брюк, двинулся вперед.
- Что за бестактность! - в сердцах сказала Берсабэ. - Я с вами никуда больше не пойду. Гуляйте сами, где хотите. Что за невоспитанный человек!
- Да воспитанный он, Берсик, просто он непосредственный, искренний…
- Не знаю… Спокойной ночи.
Я догнал неторопливо шагающего и оглядывающегося по сторонам Сарояна.
…В АОКСе демонстрировался фильм "Песня первой любви", который в те годы завоевал зрительские симпатии, и я тоже выступил с теплой хвалебной статьей.
Занавес раздвинулся, и в затемненном зале начался показ фильма.
После нескольких кадров я заметил, что Сарояну скучно смотреть. Минут через пятнадцать он поднялся и обратился ко мне:
- Я хочу уйти.
Берсабэ Григорян, создатели фильма, приглашенные зрители обернулись к нему: что случилось?
- Я голоден, хочу уйти.
БЫЛО НЕТРУДНО ДОГАДАТЬСЯ: ФИЛЬМ НЕ ПО ДУШЕ САРОЯНУ. Мы недавно с ним позавтракали.
- Что вы! Может, вам не понравилось? - спросил режиссер фильма Юрий Ерзнкян.
- Нет, почему же? Хороший фильм. Но устаревший… Мы давно отошли от таких фильмов. Сейчас они не пользуются успехом.
- Понятно, не в вашем вкусе. А нам американские фильмы не нравятся, - без обиды ответил Ерзнкян.
- Да, да, конечно, и вы правы, - и, утвердительно кивнув, Сароян продолжил: - Я и американские фильмы не люблю… Синема переживает трудные времена. Тысячи фильмов, а всего несколько удачных. Сложно и трудно… Мои вещи тоже экранизировали. Не нравится мне.
- А неореалистические фильмы?
- Простите, какие?
- Неореалистические, итальянские: Висконти, де Сантис, Дзаваттини…
- У них попадаются удачные, там, где играет Эдуардо де Филиппо. Комедийные фильмы - хорошие…
…День и ночь гостиничный номер Сарояна был переполнен посетителями. У входа в гостиницу его поджидали самые разные люди. Иногда он вынужден был отгонять незваных гостей:
- Я устал. Ну, все, уходите! До свидания.
Как-то в сердцах он сказал мне:
- Рачия, очень прошу, скажи этим людям, пусть не дарят мне свои книги. Я не могу читать по-армянски, не могу взять с собой и должен буду оставить здесь. Неудобно, они обидятся, но как мне быть? Вот - смотри… Говорю, дорогой, не понимаю, не читаю по-армянски, а они: "Ничего, ничего", и суют мне книгу, и уходят. Ну, что за люди, а?..
Книги бездарных и настырных авторов были разбросаны на подоконнике, точно осколки в магазине продавца жемчужин.
…Мы с Кочаром и фотографом отправились в Звартноц повидаться с Асатуром. И Сароян встретился с ним.
- Брат Асатур, а ты совсем не изменился.
- Когда ты меня видел?
- В тридцать пятом.
- Чудак-человек, как же я не изменился? Двадцать пять лет прошло. Тогда мне было сорок лет, сейчас - шестьдесят пять, и я не изменился?
- А скажи-ка мне, земляк, как нам добраться до нашей родины, до Битлиса?
- Битлис… Нет надежды, дружище, умрем с тоской по Битлису… Как добраться? Значит так, надо сесть на поезд, доехать до Ленинакана, оттуда - до Карса, а потом можешь сесть на автобус и доехать до Вана, Арчеша, Битлиса. Или, если хочешь, из Карса поездом доедешь до Эрзрума, из Эрзрума дальше - на запад, до Сваза, потом пересядешь на другой поезд, обратно поедешь, выйдешь до Муша, а оттуда уже - Битлис…
- Э, земляк, двадцать пять лет назад ты другую дорогу показал, более короткую.
- Разве? Я объясняю тебе, как дороги проведены на правильной карте. Говоришь, как я тогда показал тебе?
- А вот так: ты поднял руку, показал раскрытой ладонью вперед и сказал: ступай вон туда, сверни налево и шагай вниз, потом сверни направо, иди прямо и дойдешь до Битлиса, - и с этими словами Сароян поворачивал ладонь вытянутой руки то вправо, то влево, то прямо, указывая воображаемую дорогу. - А сейчас у тебя длинная получилась дорога, трудно так идти… видно, ты наловчился…
ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ ЛЕТ САРОЯН ПОМНИЛ О ВСТРЕЧЕ С АСАТУРОМ, вторая встреча не впечатлила его.
…Мы выкроили время для посещения Дома-музея Хачатура Абовяна, и Сароян внимательно выслушал рассказ о жизни великого просветителя, о его загадочном исчезновении, об интересных фактах его деятельности, о которых не знал. В доме-музее собралось столько посетителей, сколько было, наверное, в день его открытия.
Выходя из музея, Сароян сказал:
- Я думаю, какие мы ничтожные, маленькие перед такими великими людьми. Они рождаются раз в сто, двести, тысячу лет. Таких людей по-английски называют профит…
- Пророки.
- Да, пророк… Они полностью меняют судьбу нации, путь нации вверх… И всегда в одиночку. Это трудно, немыслимо. Ты можешь себе представить?..
Он остановился, по привычке всунул руки в карманы брюк, сжал губы, двигая челюстью и глядя на меня.
- Можно представить, но мысленно перенестись в его время, проникнуть в его душевные переживания трудно… Талантливый писатель Аксель Бакунц приступил к роману о нем и большую часть написал, довольно удачно, но не докончил.
- Знаю, прервалась его жизнь. Жаль…
- И вот что удивительно, - продолжил я, оседлав своего любимого конька - абовяновскую тему, а вовсе не из желания прочитать Сарояну лекцию. - И герой романа Бакунца Хачатур Абовян, и сам автор, Аксель Бакунц, стали жертвой тирании той власти, которую оба приветствовали и восхваляли. Правда, Абовян не был арестован, но в конечном итоге стал жертвой жестокой действительности, как и Бакунц. Представляешь, оба погибли в одном и том же возрасте, в тридцать девять лет…
- Да что ты говоришь! Какая чудовищная трагедия… Не говори больше, дружище, сердце не выдерживает…
И Сароян побежал к родничку попить воды…
Рачия ОВАНЕСЯН
Подготовила и перевела Каринэ ХАЛАТОВА
Добавить комментарий