Предлагаем вам очерк Валерии Олюниной, написанный в 2012 году, когда автор навестила легендарного артиста цирка.  Сегодня благодаря художественному руководителю фестиваля «Карот» Мецо Игитяну мы также узнали, что Степан Исаакович Исаакян-Серебряков с первых дней Великой Отечественной войны был в армии, защищал Крым, города Керчь, Севастополь. Под Севастополем был тяжело ранен. У него почти не было шансов выжить. За мужество, проявленное в годы войны, он был награждён боевым орденом Красной Звезды. Медкомиссия признала его инвалидом первой группы. А он вопреки всему после войны стал мотоциклистом-«вертикальщиком»! Затем последовало приглашение в цирк.

Как здорово, что можно идти в гости к прославленному дрессировщику Степану Исаакяну с легким сердцем. Не боясь, что у порога тебя вдруг обовьет питон или шимпанзе поцелует, а потом позовет играть в шахматы. Когда-то в юности он увлекся полетами в аэроклубе, да так, что в летное хотел поступать. Не только бегемоты, но и самолеты стали приметой его жизни. Второе, правда, отчасти — вот уже тридцать лет он живет у станции метро «Аэропорт», на улице имени Степана Супруна, летчика, Героя Советского Союза. Но свою винтокрылую машину «кукурузник» он тоже любит вспоминать, как и родного бегемота Манука.

Переступив порог квартиры Степана Исааковича, все же робею. Не так давно он отметил свое девяностолетие, очень неловко досаждать ему вопросами. Меня встречает его супруга Тамара Ивановна, с которой он прожил, шутка ли сказать, шестьдесят пять лет. Они усаживают меня за стол и очень радуются, видя в моих руках вышедшую в 2003 году книгу Степана Исааковича «Арена и жизнь». Молоды и радостны и по сей день светлые глаза Степана Исаакяна! С каким удовольствием он показывает свои рисунки, книги, посвященные как взрослым, так и детям.

Книга «Арена и жизнь», вышедшая благодаря друзьям семьи — Эдуарду Аршавировичу Бабаджаняну и Александру Сироте — и в самом деле удивительная. Это история тбилисского мальчишки, который пронес через свою нелегкую жизнь мечту работать в необыкновенном мире необыкновенных людей. Она снабжена авторскими рисунками, они открывают для нас еще один незаурядный талант Исаакяна — дар художника. Он и в цирк пришел оформителем. Рисовал афиши для клоуна Олега Попова (который до сих пор звонит под каждый Новый год из Германии, их дружбе уже шесть десятков), потом пригодились умения мотогонщика. В юности увлекался с двоюродным братом. Так в 1951 году Степан Исаакян стал артистом цирка.

В одном из рассказов он вспоминает, как однажды в Тбилиси заветный сюрприз маленькому Степе преподнес его дядя. «Со мной творилось что-то невообразимое, — пишет Степан Исаакович, — я закатывался от клоунских реприз, кричал и просто визжал от восторга, глядя на выступление акробатов-эксцентриков, душа уходила в пятки, и я замирал, наблюдая за воздушными гимнастами. Три часа пролетели, как один миг». Так подул на него ветерок судьбы.

Однажды, через пять лет после мотокросса по наклонной стене, один сановник из Союзгосцирка внимательно посмотрел на Исаакяна и сказал, что ему просто необходимо стать дрессировщиком. Как? Это невозможно! Да у него и зверей-то никогда не было, кроме охотничьей собаки. Но прошло очень немного времени, и Исаакян предложил своему руководству начать дрессировать не собачек, не попугайчиков, а… бегемота. Известный немецкий дрессировщик Карл Гаген-Бек «захомутал» шестимесячного бегемотика, приручил его, а Степан Исаакян попробовал надеть ошейник на взрослого Манука. До сих пор хранится в старом семейном альбоме эта пожелтевшая фотография: Степан Исаакович совершает моцион по Еревану с видом заправского денди, с сигаркой, ведя по улице своего любимца, с которым он работал сорок лет.

Опыта тогда у молодого дрессировщика не было никакого, научить азам дрессуры было некому. Но точно он знал, что использовать жестокие приемы не будет. Покладистый характер Малыша Манука, конечно, был зачастую обманчив. Благо, что агрессию выражал всегда открыто. Как-то в первые дни знакомства он увидел своего новоиспеченного хозяина, стоящего на верхней ступеньке лестницы, и бросился в его сторону. Удар животного о стенку загона едва не лишил Степана Исааковича точки опоры. Манук пытался его запугать, но каждый раз наказывался легким ударом веточки по носу. Бегемоту даже этот щелчок обидным казался, наверное, он не был вовсе толстокожим.

Позже появился другой бегемот по кличке Шаман. Накалились африканские страсти. У Шамана был несносный, задиристый характер, и он все время провоцировал Манука, который уже был готов превратиться в ласкового теленка. В 1968 году из заметки, опубликованной в «Известиях» Ириной Бабич, вся страна узнала о ЧП в Ялте. «Исаакяна растоптал бегемот! Перелом трех ребер, множественные порезы, ушибы, кровоизлияние!» Он жив остался. Эта история и спустя полвека видится ему во всех мельчайших подробностях. Степан Исаакян заставлял «сплетника» и «стукача» Шамана лечь. А тот быстро побежал к старшему Мануку и стал за его широкой спиной. Манук заслонил его и бросился на дрессировщика. На этот раз Степан Исаакович дал команду Шаману уйти, он должен был первым покинуть манеж. Но тот не торопился. Позже дрессировщик понял, что тот просто боялся Манука и не хотел поворачиваться к нему спиной. Неожиданно Манук резко вскочил на ноги и ринулся на Шамана. Степан Исаакович стал между ними. Шаман, увидев, что дрессировщик встал на его защиту, резво затрусил за кулисы, а рассвирепевший Манук всю свою двухтонную ярость обрушил на хозяина.

После таких выпадов цирковое животное считается «сломанным». Во многих случаях его увольняют. Но Исаакян не дал своего любимца в обиду, простил его, вспомнил, как спал на полу возле его клетки в первые ночи дружбы, как научил его послушанию… Знаете, что случилось в тот момент? Манук схватил его поперек тела и поднял в воздух. Держа его в пасти, он рванулся к прутьям металлической решетки, ограждавшей манеж. И с ходу ударил о них. Затем отбежал и вновь ударил его о решетку, потом в третий раз. Решетка погнулась и лопнула. Позже рабочие ему рассказывали, как он, находясь в пасти, не переставал увещевать и уговаривать бегемота. Сам он этого, конечно, не помнил… Самое удивительное в этой истории, что спустя три месяца, когда дрессировщик пролечился и отдохнул, оба сделали вид, что ничего не произошло. Но Степан Исаакович знал, что после происшествия Манук не реагировал на голоса окружающих, перестал есть. У него началась самая настоящая депрессия. Вместе они проработали потом восемнадцать лет.

Степан Исаакович еще любит вспоминать, как под Новый год ему доводилось быть Айболитом. Такой грандиозный дивертисмент он делал в старом цирке «На Цветном бульваре» вместе с Юрием Никулиным-Бармалеем. По сценарию у бегемота болели зубы, он выходил на арену с перебинтованной мордой. Доктор развязывает бинты, открывает пасть, и в это время прямо туда падает его маска. Ситуация складывалась не в пользу Айболита. Почувствовав что-то на зубах, бегемот был просто обязан захлопнуть пасть. Но опять случилось маленькое чудо — не мог Айболит повернуться к детям в своем настоящем облике и разочаровать их. Пришлось натягивать резиновую личину с бородой и усами прямо в жуткой звериной темноте, украшенной клыками. Слава Богу, обошлось. Как и их выход на пляж в Сухуми. Так хотелось Мануку сделать приятное, а ведь он мог просто взять и уплыть.

Много питомцев было в жизни Исаакяна. И зебры, и гепарды, и крокодилы… В девяностые годы, когда шел развал Союза, вдруг от гриппа умерли все обезьяны. Дрессировщик сказал себе тогда: «Пора». Он ушел на пенсию, бесконечно страдал без рампы и света софитов, без аплодисментов. И неожиданно для себя занялся чеканкой. Сказалась родословная отца (Исаакяном он был по линии матери), чистокровного армянина, уроженца Шуши, — Исаака Николаевича Серебрякова. Все дело в том, что прапрадедушка папы и его брат были серебряных дел мастерами. Их русские богомольцы однажды уговорили отправиться в Россию, где они и обосновались в одном из монастырей.

Степан Исаакян стал укрощать металл. Терпение и строгость, необходимые дрессировщику, пригодились и здесь. Он считает, что для чеканки больше всего подходит податливая медь, но почти все работы выполнены из «сопротивляющегося» материала. Так оживали под постукивание молоточка латунные образы детства — маленький пони из Киевского зоопарка, зурначи и подпивший духанщик… И как посвящение Нико Пиросмани — чеканка «Белый духан», возрождающий уголок старого Тифлиса. Самая большая гордость — часы «Зодиак» из меди и латуни. Они украшают сейчас гостиную дома. За часами охотились крупные музеи, предлагались большие деньги. Но Степан Исаакович расстаться с ними не смог, его время принадлежит только ему.

Сегодня он живет встречами с друзьями, которых становится год от года все меньше и меньше. Обожает свою внучку Карину. И иногда с супругой, с которой почти никогда не разлучается, покидает стены своего дома, где бегемотов видишь то на диване, мягких, пушистых, то на комодах или трюмо — пластмассовых или бронзовых.

P.S.

Приносим свои глубочайшие соболезнования родным и близким Степана Исаакяна. Светлая память!

Валерия Олюнина