Недавно писатель Сергей Чибисов опубликовал свою “армянскую историю” в журнале “Самиздат”. Бесхитростные воспоминания также просто и названы — “Моя Родина Армения”. Они полны ностальгической тоски по его малой родине и движений души автора, навсегда запомнившего то самое “армянское” время своей жизни.

Никого не осталось из семьи моего детства: тринадцать лет назад умер отец, десять лет назад ушел из жизни мой младший братишка, в этом году похоронил маму.

И задумал я написать рассказ о том, как познакомились мои отец и мать, а случилось это в Армении в годы Отечественной войны. Отец был боевым офицером, артиллеристом, их часть была отведена в резерв в дислокацию под Эчмиадзин — Турция и Иран в любой день могли вступить в войну на стороне гитлеровцев. Отец уже был на фронте, участвовал в десанте на Крымский полуостров. Десант был полностью уничтожен, отец чудом остался в живых, примкнул к партизанам и стал командиром партизанского отряда, однажды был ранен, и его вывезли самолетом в Сочи. Отец просился на фронт, но его, так как он уже имел опыт войны в горах, отправили в Армению, которая граничила с вероятным противником Советского Союза.

Как-то раз друг уговорил моего отца сходить посмотреть спектакль самодеятельного театра, кажется, они ставили что-то из Чехова, одну из ролей играла маленькая черноглазая и черноволосая девушка, это была моя мама. Мама была еще совсем молодой, но уже видела страшное лицо войны. Она вместе с двумя старшими сестрами бежала из Польши, которую захватили фашисты, и в конечном итоге попала в Армению, где работала преподавателем немецкого языка в одной из школ Эчмиадзина.

Отец влюбился сразу и наповал. Пожениться они решили после победы, а пока отец приезжал на свидания к маме на белом жеребце, имя которого помнил мой теперь уже покойный брат.

Незадолго до смерти он мне как-то сказал:

— Серега, а знаешь, как звали батиного коня?

И назвал его кличку. Мне казалось, что я запомнил, а надо же — забыл…

— Эх, Сашка, Сашка, чего тебе не жилось на белом свете, — думал я, — сейчас бы позвонил тебе, поделился бы замыслом, может, ты еще чего-нибудь бы вспомнил…

Казалось, это короткое звонкое слово вот-вот всплывет в моей голове, я перебрал в уме десятки вариантов, но все было не то… И вдруг я вспомнил про интернет….

В огромном списке кличек жеребцов и кобылиц, просматривая букву “Г”, я увидел эту кличку….

— Гром! Конечно, Гром, какая же еще кличка могла быть у артиллеристского коня!

И вдруг я увидел большие, черные глаза белого Грома, увидел, как в них отражаются звезды прохладной армянской ночи, силуэты гор и робкий росток любви, возникшей на этой прекрасной земле, росток, мощная волна которого вынесла и меня в бушующее чудо жизни.

Родился я в Ереване, и первое небо, которое в своей жизни я увидел, это было светлое небо Армении, голубые силуэты ее гор, первые запахи, которые я ощутил, это были запахи ее цветов. Мама и папа много и с большой любовью рассказывали нам с братом про Армению, брат мой родился уже на Сахалине, куда отец был переведен после войны.

А я до сих пор помню шум прохладных и быстрых ее речушек, помню, как отец стоял в одной из таких, бурлящих потоками рек, весело смеясь, подбрасывал меня высоко к небу и подхватывал, когда холодные брызги уже обжигали ноги, а потом поставил меня в пахнущий тиной теплый затончик, а я все хотел вырваться из него туда, в искрящийся солнцем, белый от пены поток. Всплывают картины цветущих садов, покрытые тенистой зеленью аллеи, помню увиденный впервые в жизни снег и первые услышанные в моей жизни раскаты грома, мирного армянского грома.

Когда я рассказывал маме о своих детских воспоминаниях, мама говорила, что я помню себя с двух лет, я описывал двор, цветы во дворе, расположение построек, как выглядел интерьер. Мне еще родители рассказывали, как я с мальчишками-пастухами на верблюдах увязался на целый день, я по-армянски разговаривал, и мне три года было, они и решили, видно, что я беспризорный, взяли с собой. Родители чуть с ума не сошли. А еще рассказывали, как я на рынке в Ереване или Эчмиадзине потерялся: взял моток проволоки со свалки, представляя, что это портфель и типа в школу пошел, ушел далеко от того места, где мать убивалась и отец метался. Один армянин, торговавший на рынке, видевший меня с проволокой и потом убивающуюся мать, привел ее ко мне. Отец тогда все деньги, какие у него были, пытался тому крестьянину отдать, но у того самого видать куча ребятишек была, знал, как дороги малыши родителям, отказался наотрез за такое взять деньги. А еще помню военный городок из строго расставленных серых домов, буйвола в упряжке, упавшего на цветник возле дома, которого долго поднимали на ноги, пустырь за городком, маленькие желтые цветочки на буйной траве, кузов от грузовика, в котором мы играли в водителей (возможно, это было под Ленинаканом, по-моему, мама упоминала и этот город). А еще всплывает видение: черно-белый фильм “Тарзан” в летнем кинотеатре, ночь, прохладный воздух, запах папирос “Казбек” от бати, смешанный с “Красной (маминой) Москвой”. Иногда в памяти возникают розовые стены домов на фоне голубого неба.

Как мы уезжали из Армении, я не помню. Была долгая дорога на поезде Москва — Владивосток, потом пароход, на котором мы плыли на остров Сахалин. На этом пароходе едва не родился мой младший брат Александр — он сделал это на Сахалине. Я страшно испугался, увидев, что пароход сделан из железа, мне уже приходилось пускать в лужицах деревянные кораблики, а что железяки тонут сразу, это я уже тоже знал. Этот пароход с названием “Ломоносов” имел палубы, похожие на улицы с киосками, в одном отец купил мне игрушечный автомобильчик. Еще вспоминаю, как отец стоял со мной на самом носу корабля, и мы с ним то взмывали к самому небу, то опускались к самому морю, которое взрывалось сверкающими брызгами, часть которых ветер сносил на нас.

На Сахалине не было гор, но были сопки, такие огромные холмы, покрытые лесом. Поэтому я очень удивился, когда, став жить на равнинной местности, не видел там никаких значительных возвышенностей. На Сахалине мы жили один год, потом отца демобилизовали, и мы уехали в маленький городок Острогожск, что в Воронежской области.

Первый мой рисунок, нарисованный цветными карандашами, был горный пейзаж с высоченными вершинами, покрытыми снегом. На первом плане я нарисовал пастуха с отарой овец, извивающуюся серпантином дорогу. Учительница всем показывала мой рисунок.

В нашем классе все дети были уроженцами этого маленького городка — Острогожска, и я не понимал, почему все смеялись, когда на уроке немецкого, отвечая на вопрос о своей Родине, я произносил:

— Их бин ин Ереван геборен.

Мама много рассказывала мне об Армении, о судьбе этого талантливого народа, рассеянного по всему свету, о горе Арарат, которая хорошо видна с армянской земли.

Мама попала в Армению, когда ей было шестнадцать лет, и прожила там больше двенадцати лет.

Где только я не жил потом, учился в Москве, стал архитектором, работал в Казахстане, в Сочи, в Тамбове, сейчас вот зовут работать в Москву. Где бы я ни был, судьба близко сталкивала меня с армянами.

Руководитель моего дипломного проекта, Каро Сергеевич Шехоян, был очень известным советским архитектором. Со мной в группе училась очень красивая и талантливая девушка армянка Иришка Осипян. Она сейчас главный редактор журнала “Архитектурный вестник” Московского архитектурного института. В Караганде главным архитектором области был армянин, я выполнял с ним один из проектов — воинский памятник. В Сочи работает один из моих лучших друзей — Ованес Задикян, его архитектурная мастерская на сегодняшний день сильнейшая в Сочи. У моего лучшего друга Вовки Балашова мама армянка.

Одной из сильнейших московских архитектурных мастерских руководит также один из моих друзей-однокашников — Рафаэл Микаелян. Каждое лето на практику я присылаю ему своих учеников-архитекторов, двоих он уже взял на постоянную работу. А еще у меня в Тамбове есть друг армянин, который работает сапожником, его зовут Степан, человек, у которого золотая душа, к его киоску всегда стоит очередь. Он делает свою работу быстро, недорого и качественно. Познакомился я с ним, когда проектировал его сыну сапожный киоск. Он и раньше наотрез отказывался брать с меня деньги, а когда узнал, что я родился в Армении, и подавно не берет, мне даже неудобно к нему обращаться, спасает только то, что я тоже отказался от платы за свою работу. И последний мой друг, руководитель строительной организации Погосян Арсен Самсонович, строит в Тамбове большое здание по моему проекту, рассказал случай, как один юный руководитель, с которым он предполагал работать, возглавляющий крупную строительную компанию, узнав, что напротив него сидит Погосян Арсен Самсонович, спросил:

— А есть ли у вас российское гражданство?

На что Арсен ответил:

— Я боевой офицер, полковник русской армии!

Я тоже считаю, что если бы все армяне вдруг уехали из России, ей пришлось бы ох не сладко! А я всегда с гордостью отвечаю, когда спрашивают о местах, где я родился:

— Моя Родина — Армения!