Самая последняя запись в дневнике Степана Андраникяна гласит: «… в 2017 году мне исполнится 90 лет, и откроется выставка, посвященная 40-летию деятельности в кино, и я выставлюсь как кинохудожник». Андраникян не дожил до юбилея полгода, не увидел выставки, новой и незнакомой для многих, но открывшей новые смыслы бездонной глубины его творчества. Остались бесчисленные кино- и мультфильмы, над которыми он работал как художник-постановщик и мультипликатор, осталось его непередаваемое обаяние и картины, картины, картины…

Вообще-то, признаюсь, я опасался писать об Андраникяне – мало что понимаю в работе художника кино и мультипликатора, боялся, что по некомпетентности не смогу достойно оценить наследие мастера. Но аргументы человека, чье мнение для меня очень важно и ценно, убедили. А попав в зал, я понял, что зря волновался – просто ходи и смотри на эти знакомые «незнакомые» картины, растворяйся в них, проникайся безмерным обаянием этой удивительной личности. Те, кто знал его в жизни – это ведь был невероятный человек, правда? Картины не соврут…

Его называли СтепАнд. Трудно найти в армянском кинематографе значимую картину, над которой он не работал, да и в кинематограф мировой его вклад велик – фильмы Параджанова. Не хочется превращать небольшую статью в список фильмографии – те, кому интересно, легко этот список найдут. Выйдет альбом его работ, прошла в августе выставка, на которой встречали тебя ГрачьяНерсисян и Енгибаров, с портретов, как живые, СтепАнд умел схватывать самые характерные мимические особенности человека и переносить их на холст. Действительно, невероятное документальное сходство с оригиналами.

Дочь художника, Карине, говорит о том, как шла подготовка к августовской выставке: «Папа долго сопротивлялся, не считал свои зарисовки и эскизы к фильмам и спектаклям чем-то значимым. Но мне удалось раскрутить его и даже сделать соавтором проекта.Он вместе с нами пересматривал семейные архивы, отбирал работы в запасниках музея литературы и искусства имени Чаренца, каждый раз удивляясь и по-детски радуясь находкам, о существовании которых давно забыл. Он словно благословил нас на реализацию задумки и был рядом практически до последнего своего дня».

И десять лет назад в ереванском доме художника тоже прошла юбилейная выставка. Тогда он готовил ее сам, это были почти две сотни работ в различных жанрах, в том числе пейзажи, виды многих стран – он писал их в съемочных экспедициях. Андраникян реалист, можно сказать, абсолютный – цвета совершенно натуральны, просто не перестаешь удивляться остроте и точности зрения мастера, и через преломление в его картинах – многообразию природной палитры.

То же самое и с портретами: вот нет у меня ни тени сомнения, что Андраникян никогда не гнался за непременной идентичностью. Но она у него всегда получается – более того, художник гениально постигал самые характерные черты своего персонажа. На уровне анализа ДНК, наверное.

И наверное, таким и должен быть художник кино. С невероятной фантазией – и столь же поразительно точный в передаче деталей, а иначе с «Цветом граната» и «Мы и наши горы» у него не вышло бы.Вот с портретом собственного сына, режиссера Александра Андраникяна, он позволил себе маленькую вольность: фигура сына стоит на фоне развалин Ани, постепенно переходящих в силуэты американских небоскребов. Он умел видеть фантастику в самой что ни на есть предметной реальности, гротеск обычно уходил от него, обидевшись, что и на этот раз не пригодился.

А он считал себя художником – не художником-постановщиком, не оформителем тем более. И даже не художником кино или театра. Просто – художником. Вот как Андраникян об этом рассказывает и какие делает выводы.

«Мы отставали от мира и в материалах, и в технологиях. Многого просто не знали, но многое могли сделать. Когда, например, снимали «Звезду надежды»Кеосаяна на «Мосфильме», потребовалось построить крепость Давид-Бека, окруженную водой. Москвичи успокоили: идите и не думайте. Вернулись – ужас. На каркасе сверкали гладкие алебастровые крепостные стены, никакой «каменной» фактуры. Пришлось нам самим класть стены. Мосфильмовские художники и бутафоры приходили – дивились.

Зато какую я построил стену для «Северной радуги»! 350 метров в длину, 6 – в высоту. Каркас, сетка, глиняные кирпичи, Эриванская крепость с воротами, за которыми был старый город. Вообще же, конечно, до 60-х кино наше, чего греха таить, было слабовато, если не считать редкие удачи. Потом появился Параджанов, устроил революцию, потом Генрих Малян– целая эпоха. Влияние кино на мое искусство? Наверное, не без этого. Но вот в чем дело – я, в отличие от многих художников кино, никогда не бросал живопись. Просто не мог бросить. Писал даже в экспедициях. Директора картин ругались: чего это ты стоишь рядом с оператором? Я считаю себя просто художником», – эти слова маэстро приводит «Новое время».

В этом монологе – он весь. Художник сочный и красочный, кинематографичный ровно настолько, чтобы не переходить границу, отделяющую живописца от просто кинохудожника, умеющий с ювелирной точностью отделять одно от другого. В результате ему гениально удавались и полотна, и кинематограф, а многие его картины похожи на кадры из хорошего фильма, даже те самые портреты.

По залу, где в августе демонстрировались работы Степана Андраникяна, ходили люди, ходили мы, зрители. Там был и сам художник: он подходил к нам – замершим перед его полотнами, готовым окунуться в этот бескрайний мир. Степан Андраникян, создатель собственной вселенной и ее единственный и вечный толкователь.

РубенГюльмисарян

Большая благодарность Магдалине Затикян («Голос Армении») за предоставленные материалы.