АРАМ АНТОНЯН: ВЕЛИКОЕ ЗЛОДЕЯНИЕ

16 ноября, 2017 - 18:13

Танер Акчам: Подлинность мемуаров Наима Эфенди и телеграмм Талаата Паши

Ссылка: http://russia-armenia.info/node/44041

Читателю предлагается предисловие к книге Арама Антоняна (1875-1951), константинопольского  журналиста и издателя, человека, прошедшего через ад Армянской Катастрофы – Геноцида.  Книга называется  ”Великое Злодеяние”, издана она в Бостоне в 1921 г. В ней А. Антонян впервые ввел в обращение   документы (приказы, распоряжения, телеграммы и т.п.), неоспоримо свидетельствующие об  организации и осуществления Геноцида на государственном уровне. Документы эти потом неоднократно использовались в качестве доказательств в судах, в частности, над С. Тейлеряном, становились – и становятся - объектом нападок официальной турецкой историографии, подвергающей сомнению их подлинность.  Поэтому в дополнение к предисловию приводится интервью с известным турецким историком Танером Акчамом, профессионально занимающимся историей Османской империи начала ХХ века и Армянским Геноцидом.

         Русское издание книги может быть осуществлено, если найдется издатель. Она является ценным пособием по истории Турции, поможет понять и объяснить многие повороты и развороты современной турецкой политики. Ее актуальность для российского читателя и политика сегодня вне обсуждений.

                                                                                                   Раздан Мадоян

 

Арам АНТОНЯН

ВЕЛИКОЕ ЗЛОДЕЯНИЕ

Последняя резня армян и Талеат-паша

ОФИЦИАЛЬНЫЕ ТЕЛЕГРАММЫ

С подписанными оригиналами и множеством иллюстраций

1921, Бостон, типография “Паак (Страж)”

Предисловие

ГОЛОС СОВЕСТИ

Очень многого недостает в армянской мартирологии. Недостает, во-первых, голоса самих жертв, потому что они были истреблены в такой судьбоносный и критический момент, когда почти всякий цивилизованный народ думал о том, как самому уцелеть во время ужасных потрясений, вызванных алчностью Германцев, и был занят собственным спасением: во время непрекращающейся на миг войны, от результатов которой зависело само их бытие, ни у кого не было ни времени, ни возможностей заниматься бедами других. Жертвы же не могли быть услышаны цивилизованным человечеством, потому что пали в далеких и неизвестных безлюдных пустынях и Его светлости лорду Брайсу удалось донести до мира лишь слабые отзвуки их несказанных мучений, их  агонии1. Но еще более мартирологии армянского народа не хватало голоса совести, голоса сочувствия, соболезнования хотя бы одного представителя того многомиллионного народа, который несет всю ответственность за эту ужасающую катастрофу. Пять лет – пять страшных лет! – и за эти пять лет ни один турок ни разу не поднял голос протеста против этого неслыханного и невиданного злодеяния, совершенного от имени всего турецкого народа в адской геенне, прозываемой Османской империей. Наоборот,  все были объяты каким-то поистине sadique упоением,  гордостью и самолюбованием, когда целый народ вырезался под корень с неслыханным в истории варварством. Может быть, и не все были согласны с этим преступлением, но уверенность в победе опьяняла их после поражения России и в этом опьянении  резня армян  оправдывалась в их глазах, становилась еще одной лавровой ветвью в том победном венке, который они уже представляли   на своей голове.

То же происходило и с германским народом, принесшим разрушения в Бельгию и северную Францию. У Германцев, как и у Турок, чувство одержанной победы  заглушило всякий голос совести и сожаления о  совершенном варварстве и подвигло оба этих народа на другое  преступление – преступление забвения, ставшее уже сговором, оправдывающим все совершенные преступления.

Книга, которую вы держите в руках – тот самый голос совести, покаяния и соболезнования,  в котором так нуждается армянская мартирология. Я всего лишь передаю голос Турка - Турка, который  долгое время занимал важную должность в организации, созданной специально для  подготовки и осуществления всеобщей резни армянского народа, через руки которого прошли все официальные приказы о резне и отчеты по ее реализации.

Этот Турок – бывший главный секретарь Управления по депортируемым армянам в г. Алеппо.

Он был свидетелем тех ужасающих дней начала 1916 г.,  когда в  приевфратской пустыне, в Мескене, в Дейр-эз-Зоре  велась подготовка к гигантской бойне армян. Уже было отдано распоряжение об убийстве еще остававщихся в живых армян, скопившихся на багдадской линии. Зеки-бей, правитель Дейр-эз-Зора, направлял в Алеппо телеграмму за телеграммой, нетерпеливо требуя уничтожить всех Армян, еще выживающих в самом городе, в окрестных селах и концентрационных лагерях, требуя нанести им последний и решающий удар.

Алеппское Управление по депортированным, ставшее главным организатором всех ужасов высылки, обратив внимание на то, что, вопреки отданным приказам и распоряжениям, в Мескене и вообще по всей линии Евфрата еще остаются в живых довольно большое число Армян, командировало туда своего главного секретаря Наим-бея с тем,  чтобы он решил эту проблему.

Но Наим-бей оказался человеком, не приспособленным  для этого дела, потому что он был, в сущности, неплохим человеком. Едва он отправил в Дейр-эз-Зор всего лишь несколько формальных распоряжений (севкиятов), как немного времени спустя, разочаровавшись в нем, Наим-бея отозвали обратно. Был снят с должности и мютур2 Мескене  Хусейн-эфенди и  армянские ссыльные остались совершенно беспризорными в этой пустыне, пока Управление Алеппо не послало туда    зверя по имени Хакки-бей, в течение очень небольшого времени полностью очистившего от армян всю багдадскую линию до самого Дейр-эз-Зора.

Я был выслан из Аданы под конвоем для призыва в армию, бежал из-под стражи и скрывался в этой пустыне, куда наконец попал, скрываясь от Турок. Поэтому никогда не имел намерения подойти к Наим-бею, несмотря на все добрые слова о нем, которые  слышал от окружающих. Когда мютур Мескене был снят с должности, воспользовавшись создавшейся суматохой, я бежал в Алеппо, вслед за мной бежали и десять семей из Коньи и Аданы. Дорога для их  побега была проложена Наим-беем. И когда в Алеппо мы были вновь задержаны, потому что жили по поддельным документам, тщетно правительство пыталось доказать, что мы на самом деле беглецы из Мескене. Решающим в этом деле могло быть только свидетельство Наим-бея. Однако Наим-бей не только не выдал нас, но и не потребовал ничего взамен молчания, хотя мог получить солидный выкуп с этих семей, что  были достаточно богаты и в случае повторной ссылки в пустыню неминуемо были бы обречены на смерть.

В последовавшие затем два с половиной года, продолжая скрываться от властей то в Алеппо, то в Дамаске, в основном оставаясь в пределах Ливана, я больше  ни разу не встречал Наим-бея и само его имя вылетело из памяти, когда Англичане наконец вошли в Алеппо, принеся с собой и свободу. Воспользовавшись этим, я хотел спасти хотя бы историю резни, расспрашивая немногих уцелевших, которые еще были в состоянии вспоминать и заново переживать все  невыразимые ужасы, пережитые ими за пять лет. У меня перебывали тысячи женщин и  девушек - люди приходили ко мне и рассказывали, рассказывали, приносили свои записи…У каждого была своя история и ни одна из них не повторяла другую. Я всякий раз думал, что для описания ужасающих страданий каждого нужен  отдельный том, чтобы можно было рассказать о них хотя бы в общих чертах. А ведь их было более ста тысяч – людей, которым было что рассказать и  рассказ каждого мог составить отдельную книгу. И все равно в этом рассказе недоставало бы историй тех, кто погиб, был убит, замучен и унес с собой истории еще более чем миллиона человек.

И как раз в эти дни мои друзья из Аданы напомнили  о Наим-бее и пообещали привести его ко мне через посредников. Все они видели от него только добро, только сочувствие и надеялись, что смогут уговорить его исповедоваться.

Я принял это предложение с большим воодушевлением. Наим-бей достаточно долгое время занимал весьма ответственную должность в Управлении по депортированным в г. Алеппо и по долгу службы должен был знать очень многое, если не все. Я полагал, что, может быть, стоит пообещать ему  денежное вознаграждение, которое облегчит его исповедь, и заговорил об этом в Армянском национальном совете Алеппо, получив от него право использовать все средства для получения любых сведений, могущих пролить дополнительный свет на организацию армянской резни. Однако первая же моя встреча с Наим-беем показала, что я был совершенно неправ. Наим-бей не просил денег, хотя и финансовое его состояние было вовсе не блестящим.

- Турки покидали Алеппо так, как преступник бежит с места преступления, - сказал он мне. – Я остался, потому что совесть моя была чиста: я не участвовал в этом преступлении.

Он был рад тому, что Армяне не считали его своим врагом.

Его оказалось трудно уговорить – у него не было  финансовой заинтересованности. В нем по-прежнему продолжал жить Турок и  он боялся, что к несчастиям, последовавшим за поражением, которыми его племя должно было искупить прошлые преступления, его исповедь добавит еще несколько ударов. Мне стоило огромных усилий уговорить этого человека. Но более всего на него подействовали рассказы  тех женщин, что тысячами приходили ко мне, чтобы я задокументировал их воспоминания, полные ужаса и страданий – воспоминания, которые я затем пересказывал ему.

Его исповедь длилась недели. Он всегда приносил свои записки маленькими кусочками, потому что так и остался в плену того ужасающего чувства, что тем самым наносит вред общим интересам своего племени и, по-одному передавая мне эти листочки, всякий раз божился, что это вот последнее, что у него есть, заставляя меня снова и снова прибегать ко все новым ухищрениям, что заполучить еще. Эти уговоры превращались в сущее мучение, мучение, которому я, конечно же, понимая это, подвергался с охотой.

Вот они, воспоминания Наим-бея, которые я сегодня передаю для печати. Я абсолютно убежден, что голос совести  Наим-бея так бы никогда и не прозвучал, выйди Турция в этой войне победителем. Несмотря на то, что был он человеком приличным, несомненно, забыл бы о нравственности, дал бы увлечь себя  варварским опьянением победы и присоединил бы свой голос к ликующему  хору турецкого племени и никогда бы в его голове и мысли не было, что среди этих победных криков утонули бы взывающие к справедливости голоса миллиона жертв, что в этой адской победной какофонии гибнет божественная справедливость. Нет сомнения и в том, что он многое скрыл, не рассказал. Но в любом случае, мы всем народом должны быть благодарны ему уже за то, что он сделал хотя бы столько.

Независимо от этих личных воспоминаний, - что должно стать намного важнее длля истории – Наим-бей передал также много официальных документов: телеграммы иа министерств, приказы наместников, официальные указания комитета иттихадистов, которые стали руководством к действию в этом океане огня и крови – путем всеобщего физического уничтожения народа задушить, ликвидировать политическую проблему под названием «армянский вопрос», ставшую причиной невиданного мартиролога, длящегося веками.

Поскольку правительство младотурок постаралось  уничтожить документы, относящиеся к армянской резне, нам не хватало официальных, задокументированных  фактов. Этот недостаток восполнил Наим-бей, передав мне имеющиеся у него материалы, которые прошли через его руки, когда он работал в  Управлении по депортации и часть которых он сохранил, может быть, опасаясь в будущем ответственности за содеянное. Часть их он переписал, часть восстановил по памяти;   светокопии наиболее важных из них приводятся в данном издании.

Невозможно  читать эти дьявольские приказы, написанные с изуверской жестокостью; они  не имеют и никогда больше не будут иметь аналогов в человеческой истории, потому что вряд ли Турки еще когда-нибудь смогут достичь того уровня варварства и одичания, с которым осуществили  эту резню, которая – пожелаем этого всему человечеству – надеемся,  станет их «лебединой песней».

Это варварство, эта дикость могут потрясти даже их предков, которые, несомненно, были не меньшими варварами, за пять-шесть сотен лет уничтожив целое человечество.

Арам Антонян

1 Le traitement des Arme’niensdansl’empire ottoman (1915-16). Par le Viconte Bryce. (Extrait du Livre Blue GouvernementBritannique). Laval, Imp. Moderne, G.Kavanagh&C-ie(1916). In-8.

2 Каждый из лагерей депортированных в пустыне имел своего надзирателя (мютура), в подчинении которого находились жандармы и остальные чиновники низших разрядов.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Тест для фильтрации автоматических спамботов
Target Image