Не было проблемы Карабаха, была и есть проблема Азербайджана

20 февраля, 2018 - 13:56

Прошло 30 лет с того памятного дня – 20 февраля 1988 года, который стал веховым для новейшей истории Армении – началом карабахского движения в том легендарном и трагическом году. Едва не с первого дня в сложнейших процессах движения принимал деятельное участие писатель Зорий БАЛАЯН. Очерк, публикуемый ниже, написан по дневниковым записям, которые Балаян вел десятки лет – всегда. В этом очерке он уходит в то самое время, хронологически воссоздавая события, судьбоносные для Армении и ее народа. По прошествии лет далеко не все помнят, как и что происходило 20 февраля 1988 года и в последующие дни.

Свободу Родины следует предпочитать

даже жизни друга.

                             (Цицерон)

«Будучи единым этнографически, хозяйственно и по языку, Карабах сделался цитаделью Армении, восточным ее флангом. Таким он был в прошлом, такой он сейчас, таким он будет всегда.

Ибо сердце Армении, долину Арарата, нельзя защитить, не владея Карабахом»

                                                                                                                                   Сергей Городецкий (1919 год)

Что помешало Алиеву-старшему

Мне посчастливилось родиться в Арцахе. Однако не только поэтому я должен был оказаться и оказался в эпицентре социального землетрясения, получившего название “Карабахское движение”. И сегодня, когда мы всей нацией на всех пяти континентах отмечаем славную годовщину, предлагаю читателю материал именно о 20 февраля, подготовленный на базе летописных страниц, поскольку ни в бесконечных поездках, ни в кабинетах чиновников, ни в окопах Арцаха никогда не расставался с записной книжкой.

Заглядывая в свои тогдашние дневниковые записи, вспоминаю о том, как все это было и когда все это началось. Вспоминаю саму летопись нескончаемой борьбы, которую мы назвали Движением. Древние говорили, что движение – это жизнь. Все – производное от Движения. Даже само Время – не только философская категория, но и движение, которое имеет лишь одно измерение: от прошлого к будущему. Борьба за свободу – тоже движение. Отсюда и Карабахское движение, которое, по сути, конечно, началось задолго до 20 февраля 1988 года.

Может, оно началось в тот день, когда азербайджанские вандалы бульдозером смели в селе Бананц Дашкесанского района памятник своим землякам, воинам-армянам, погибшим в Великой Отечественной? А может, когда топором (опять топором) по голове прямо на борозде вспаханного поля убили восьмидесятилетнего пахаря Маркоса Юзбашяна, и убийца остался безнаказанным? А может, в тот день, когда “учитель”-азербайджанец из села Карадаглу с сообщниками восьмилетнему армянскому мальчику вбили в голову гвозди и выкололи глаза? (На суде он цинично давал показания: мол, боялся, что в глазах мальчика отпечатается его лицо) А может, когда шестеро насильников из Агдама надругались над шестнадцатилетней армянской девушкой и бросили ее тело в Степанакерте на Вечный огонь мемориала памяти жертв геноцида армян и погибших на войне? Да, было слишком много поводов и причин для начала Карабахского движения.

Еще в середине шестидесятых годов при Алиеве-старшем, возглавлявшем тогда Комитет госбезопасности, начались беспрецедентные репрессии против арцахской интеллигенции. Легендарная группа Баграта Улубабяна, проводившая в области огромную работу, еще в 1965 году организовала сбор подписей десятков тысяч арцахцев под требованием воссоединения исторической армянской области с Армянской ССР. И вся группа из тринадцати человек подверглась репрессиям. Многих выдворили из родных очагов, такими зловещими акциями только обостряя ситуацию и подливая масло в факел Карабахского движения. Годы спустя на одном из заседаний Милли меджлиса депутат от Нахиджевана Гейдар Алиев открыто признался, что ему помешали претворить в жизнь план ликвидации армянства в Карабахе и план фактического упразднения армянского автономного образования, как это уже происходило в Нахиджеване.

Справедливости ради надо сказать, что Алиев напрасно скромничал: принимаемые им меры по реализации смертоносных для Арцаха замыслов были весьма эффективны. Начал с назначения во главе Арцаха своего выкормыша Б.Кеворкова, который на первом же так называемом идеологическом пленуме обкома партии, выполняя инструкцию шефа, взялся за избиение интеллигенции. Достаточно вспомнить изгнание из Арцаха корреспондента газеты “Советакан Карабах” Яши Бабаляна – только за то, что тот в кругу коллег прочитал стихотворение Арамаиса Саакяна, полное “идеологического криминала”: поэт недоумевал по поводу того, что человечество уже увидело обратную сторону Луны, а вот ему все не удается взглянуть на библейскую гору с другой стороны. Тысячи писем про случай с Яшей мы разослали по белу свету. Реакция на этот, как писали зарубежные газеты, “идиотизм” и “абсурд” была столь бурной, что в Баку переполошились.

В 1977 году нам стало известно, что партийный лидер Баку по своим каналам упорно рекомендует подготовить для публикации в журнале “Проблемы мира и социализма” материал об Арцахе. Журнал этот был теоретическим и информационным изданием коммунистических рабочих партий планеты, печатался на 32 языках в 145 странах на средства КПСС. Алиев хорошо рассчитал: достаточно опубликовать в нем нужный ему материал о “месте Карабаха”, как в общественном мнении надолго закрепится “логика” пребывания автономной области в Азербайджане. Главное, считал Алиев, чтобы материал подготовили независимые журналисты из разных стран. Интервью даст, конечно же, не кто-нибудь, а армянин – все тот же Кеворков.

Письмо генсеку Брежневу

Как только журнал попал нам в руки, было решено оперативно отреагировать, причем по возможности громко. Нашли традиционную форму: открытое письмо Брежневу, который уже занял кресло Председателя Президиума Верховного Совета СССР, оставаясь, естественно, Генеральным секретарем ЦК КПСС. Имя Брежнева тогда как бы олицетворяло уже саму державу СССР. Над письмом работали дома у Серо Ханзадяна. К тексту письма приложили аналитический комментарий.

Здесь я просто обязан сделать необходимое отступление. В разгар перестройки часто приходилось читать и слышать, как иные с высоты времени иронизировали над Чаренцем и Исаакяном, Ширазом и Капутикян и многими другими за их, видите ли, сверхпочтительные письма или стихи, посвященные Сталину или другим вождям. Между тем и в этих случаях поэты думали скорее о родине, нежели о себе. Старшее поколение хорошо знало, что не только судьба каждого из них висела на волоске, но и судьба каждой республики, а стало быть, – каждого народа. К примеру, по новой (Сталинской) Конституции, принятой 5 декабря 1936 года, сразу нескольким бывшим мусульманским автономным образованиям был поднят статус. Автономные области переросли в автономные республики, а автономные республики – в союзные. И это было сделано росчерком пера одного человека – Сталина. То есть подчас от капельки чернил зависели судьбы народов. Достаточно было, скажем, армянам пойти против течения, как все тем же росчерком пера Армянскую ССР превратили бы в Армянскую АССР. Профессор МГУ Грант Епископосов писал в этой связи: “Сталин хорошо понимал: начертанная им карта Закавказья делает Армению уязвимой прежде всего из-за отсутствия границы с РСФСР, что давало ему аргумент в руки для шантажа и провокаций против армян”. Так что высокий слог у наших гениев и светлых умов был проявлением не столько этикета, сколько вынужденной дипломатии. Правда, когда дома у Серо Ханзадяна работали над письмом, времена были иные. А стало быть, и стиль отношений и обращений стал другим. И об этом хорошо знал Серо Ханзадян, который предложил мне: “Давай-ка утрем нос этим демагогам. Но для этого ты должен найти соответствующую цитату от самого адресата, от Брежнева”. Нам нужно было достойно ответить на фарисейскую фразу Кеворкова — “Пусть буду жить плохо, но буду связан с Арменией”.

И вот какой получился текст, подписанный армянским писателем-фронтовиком, членом правления Союза писателей СССР, лауреатом Государственной премии Армении, депутатом Верховного Совета Армении, секретарем первичной партийной организации Союза писателей республики Серо Ханзадяном: “А ведь фраза эта имеет отношение не просто к Армении, а к Советской Армении. И это говорится после того, как Вы, дорогой Леонид Ильич, отметив поистине расцвет Советской Армении, сказали: “Народ Советской Армении, коммунисты и беспартийные, рабочие, крестьяне и интеллигенция прекрасно сочетают дух патриотизма с другим, не менее ценным качеством советского человека – интернационализмом”. Цитата эта не только обезоружила провокаторов, но и позволила заявить на весь мир о самом главном: “Армянский народ Нагорного Карабаха никогда добровольно не выбирал нынешней “доли”, при которой он фактически оторван от родины. И подобная “доля”, конечно, сама по себе – несправедливость, которая должна быть ликвидирована”.

Письмо Серо Ханзадяна с аналитическим комментарием первой опубликовала в Бейруте рамкаварская газета “Зартонк”. В течение одной только недели сентября 1977 года письмо было напечатано там же, в дашнакском “Аздаке”, гнчакском “Арарате”, социалистическом “Канче”. Далее по цепной реакции “вопрос об истинном месте Арцаха” поднимался на всех пяти континентах, где имелись армянские колонии.

В Баку затихли надолго. Каждая подобная волна давала толчок Карабахскому движению. В конце семидесятых — начале восьмидесятых в Ереване практически на всех плановых партийных собраниях коммунисты (да, да, именно коммунисты) поднимали вопрос Нахиджевана и Карабаха. К тому времени в разных учреждениях появились ксероксы, что позволяло распространять листовки тысячами экземпляров. Большей частью листовки распространялись на русском языке. Их переводили на армянский для того, чтобы пересылать в Спюрк.

Десять томов подписей

Во время перестройки наряду с “гласностью”, “демократией”, “ускорением” стало популярным слово “экология”. Правда, задолго до апрельского пленума ЦК КПСС, провозгласившего 23 апреля 1985 года началом перестройки, в СССР довольно бурно обсуждали проблемы экологии. Но здесь появился новый формат борьбы за сохранение внешней среды — митинги. Первые митинги в Советском Союзе состоялись в Армении. Они проводились сначала на партийных собраниях еще в 1986 году, а через год летом и особенно осенью 1987 года кто-то назовет Театральную площаль в Ереване лондонским Гайд-парком, где можно собраться и сказать все, что лежит у тебя на душе. Там впервые прозвучала информация о том, как вандалы разорили в Чардахлу музей маршалов Советского Союза Баграмяна и Бабаджаняна.

…Именно в это время на территории Нахиджевана и Арцаха многочисленные активисты собирали подписи. На каждой машинописной странице сверху было написано: “За присоединение Нахиджевана и Нагорного Карабаха к Армении”. Один из самых эффективных авторов политических листовок, Сурен Айвазян, собрал все эти подписи в десять огромных томов в твердой обложке. Перед отправкой в Москву их должны были продемонстрировать на партийном собрании Союза писателей Армении. Один из экземпляров я храню дома, как зеницу ока.

Может быть, Карабахское движение началось с ханзадяновского письма? А может, с экологических и мурадяновских митингов? Может, с самого процесса сбора подписей целого народа? Может быть. Однако, по моему глубокому убеждению, Движение было всегда, начиная, пожалуй, с семнадцатого года. Скорее с восемнадцатого, когда лидеры Дашнакцаканской республики (название историческое) приступили к строительству дороги Горис — Лачин — Шуши. Это как движение могучей реки, которая с каждой верстой становится все полноводнее и живительнее.

Мне кажется, надо говорить не об истоке этой реки, а о ее притоках. Разве не стало притоком письмо поистине мужественного человека, первого секретаря ЦК КП(б) Армении Григория Арутинова, адресованное Сталину в ноябре 1945 года, когда вождь всех времен и народов был после победы возведен, как Зевс, в ранг бога богов? Григорий Артемьевич очень даже хорошо знал, что именно Сталин 5 июля 1921 года самолично заставил членов Кавбюро ВКП(б) отменить ранее принятое решение и разжечь костер, который перерос в нескончаемый пожар. Арутинов не мог не знать, что кроме всего прочего он будет иметь дело с патологическими амбициями Сталина. Письмо небольшое. Пять коротких абзацев. Приведу лишь один: “Вхождение Нагорно-Карабахской области в Армению дало бы возможность местным кадрам продолжить высшее образование на родном языке в вузах Армении. С другой стороны, Армянская ССР могла бы получить национальные кадры из Нагорно-Карабахской области, которые отличаются своей деловитостью, и они в настоящее время, естественно, не могут быть полностью использованы в Азербайджане”. Руководитель Армянской ССР завершает свое письмо логически выверенной мыслью о том, что “при положительном решении этого вопроса ЦК и Совнарком Армении войдут в правительство с предложением о восстановлении бывшего центра – города Шуши, разрушенного перед установлением советской власти” (ПААФ, ф.1, оп.25, д.42). Письмо было написано в ноябре 1945 года. Напомню, что над письмом Сталину основательно поработали Аветик Исаакян и Дереник Демирчян. Так что при желании можно и это время тоже обозначить началом Карабахского движения.

Известно, что тогда (после войны) армянское население в Нагорном Карабахе составляло 137 тысяч человек. При том что на войне погибли около тридцати тысяч армян-карабахцев. Общее же население – 157 тысяч. В оставшиеся 20 тысяч входили азербайджанцы, курды, русские, греки, евреи и другие. Сталин отреагировал на письмо Арутинова исключительно по-сталински: дал распоряжение Азербайджану рассмотреть этот вопрос. А в Баку хорошо помнили, как четверть века назад в таких случаях решал вопросы их первый вождь Нариманов, написавший провокационное письмо Ленину и Сталину об опасности угроз со стороны всего мусульманского мира. Вот так, уже тогда, спекулировали мусульманством. Правда, никто тогда не задавался вопросом: а что это за мусульманский мир такой? Речь-то шла всего лишь о Турции. Таким образом, Сталин в очередной раз “утопил” вопрос. А Григорий Арутинов и не знал, что после этого в Азербайджане начали бурную деятельность под лозунгом “Да здравствует ленинско-сталинская национальная политика!”

Во всех деревнях Арцаха сразу после Отечественной войны устраивали собрания, на которых ораторы говорили о вековой дружбе. В то голодное и нищее время дорогими подарками поощряли так называемые интернациональные свадьбы. Но самое страшное было в том, что вскоре потоками потекли в Карабах эмиссары, которые призывали карабахских строителей и разнорабочих ехать со своими семьями на “великие стройки коммунизма” (Мингечаурская ГЭС, промышленный Сумгаит и другие). Мой дед Маркос произнес в те дни фразу, которую я запомнил на всю жизнь: “Что же это делается? День и ночь вывозят из Карабаха женихов, словно мы мало их потеряли в минувшей войне”. У самого дедушки Маркоса в Великой Отечественной погибли три неженатых сына – Ашот, Арташес, Артавазд. Три капитана. (Так называлась статья в «Советакан Карабахе»). Три невесты, не дождавшиеся своих возлюбленных, долго еще навещали родителей женихов. В Карабахе, думаю, и в Армянской ССР никто не знал, что в это время в Нахиджеванской автономной республике на глазах у наших бабушек и дедушек уже высыхали древние как мир армянские села. То же самое происходило уже в историческом армянском Гардманке. Пока крепко держались НКАО (или то, что осталось от исторического Арцаха), Гюлистанский (Шаумяновский) край и Геташенский подрайон. Держались – значит, боролись. Значит, Движение жило. Карабахское движение.

Митинг, изменивший ход истории

Еще с середины 1986 и весь 1987 годы в Москву без конца шли телеграммы и заказные письма. Не так-то легко было всё это организовывать, писать тексты. Авторы их уже не просили, а требовали решить вопрос Карабаха. Речь о тысячах и тысячах корреспонденций. Первого декабря 1987 года заведующий приемной ЦК КПСС А.Крынин принял армянскую делегацию с петицией. Это было уже нечто фантастическое. 4 января 1988 года Игорь Мурадян привез в Москву большую делегацию из НКАО. Мы вели с делегатами “инструктаж” в подпольной московской квартире. Делегацию приняли первый заместитель председателя Президиума Верховного Совета СССР П.Н.Демичев и, что самое главное, заведующий новоиспеченного подотдела межнациональных отношений ЦК КПСС В.А.Михайлов, который через месяц, в начале февраля, принял еще одну делегацию из Арцаха. Эту же делегацию принял министр иностранных дел СССР А.А.Громыко.

11 февраля 1986 года первый секретарь Карабахского обкома партии Б.Кеворков собрал работников аппарата и самонадеянно сообщил, что из Баку поступила официальная информация, где подчеркнуто: вопрос воссоединения НКАО с Арменией в ЦК КПСС не будет рассматриваться, в Кремле никто делегацию из НКАО не примет…

Тем не менее Москву не могла не беспокоить накаляющаяся изо дня в день атмосфера не только в Арцахе и Армянской ССР, но и за рубежом. С 25 января по 20 февраля 1988 года в составе большой группы (более ста человек) писателей, ученых, артистов, кинематографистов я находился в США. Делегацию возглавлял председатель Комитета защиты мира Генрих Боровик. Поездка осуществлялась в рамках уникальной программы “СССР — США — народная дипломатия”. В составе делегации всемирно известный физико-химик Николай Ениколопов и главный редактор журнала “Латинская Америка” Серго Микоян. Нас разделили на небольшие группы, и мы разъезжали по разным штатам. Темы встреч с американцами были заранее проработаны. Часто меняли состав групп. Так уж получилось, что в очередной раз оказались вместе Николай Ениколопов, Серго Микоян, я и писатель, искусствовед, философ Андрей Нуйкин. Все уже хорошо знали, что творилось в те дни в Арцахе, Армении и США. Достаточно сказать, что вскоре Андрей Александрович Нуйкин станет сопредседателем легендарного Комитета российской интеллигенции “Карабах”.

Из Степанакерта меня снабжали информацией брат моей жены Валерий Марутян, будущий основатель военно-медицинской службы Арцаха, и мой большой друг, инструктор ЦК КПСС в отделе идеологии Леон Оников. Вот записи тех дней: “11 февраля 1988 года по рекомендации Кремля в Степанакерт выехал из Баку второй секретарь ЦК КП Азербайджана В.Н.Коновалов! Я уверен, что это была не рекомендация Кремля, а сами руководители Азербайджана настаивали, чтобы первым в Степанакерт поехал именно русский. Ведь надо будет наводить, так сказать, порядок, то бишь применять репрессивные меры к армянам. Так что в случае чего все можно свалить на русского”.

Но ничего ни у Коновалова, ни у очередного десанта из Баку не получилось. Ибо уже 12 февраля в Степанакерте, Мартуни и Гадруте одновременно проходили собрания партийно-хозяйственного актива. В повестке один вопрос: воссоединение НКАО с Армянской ССР. В Мартунинском и Аскеранском районах произошли стычки между активистами и руководством области. Презрев угрозы, в обоих местах протест выразили митингами. Самое главное произошло 13 февраля. Ровно в одиннадцать часов в Степанакерте на площади Ленина состоялся не спонтанный, а заранее организованный первый митинг, который продлился час.

Мало кто сегодня помнит об этой первой ласточке. О первом митинге. Однако мы организовали так, чтобы именно об этом митинге пошла информация в американские газеты и в Посольство СССР в Вашингтоне от различных армянских общественных организаций. Особой активностью выделялись общественные организации в Лос-Анджелесе и Нью-Йорке. Луиз-Симон Манукян при поддержке помощника Генерального секретаря ООН по социально-экономическим вопросам Бенона Севана организовала мою встречу (официально, как с членом советской делегации “Народная дипломатия” и собственным корреспондентом “Литературной газеты” в Армении) с представителями двадцати девяти стран. Вопросы звучали в основном о Карабахе. У меня уже имелись сведения о том, что не только в степанакертском горисполкоме, но и в районных исполнительных комитетах проходят сессии народных депутатов, где принимается одно-единственное решение: присоединение исторической армянской области к Армении.

Ровно за неделю до двадцатого февраля наша делегация “народных дипломатов” вернулась домой. С Генрихом Боровиком состоялся очень нелегкий разговор. Я просил его разрешить мне остаться в США на несколько дней. Этот мудрый человек – собкор «Литгазеты» в США и талантливый публицист — очень хорошо меня понимал. И я был ему за это признателен. Конечно, тогда он не мог знать, что всего лишь через полтора месяца после нашей беседы со своей съемочной группой он прибудет в Нагорный Карабах, чтобы в авторской программе “Позиция” одним из первых не только рассказать, но и попытаться показать ужасы Сумгаита.

20 февраля не прецедент, а логика истории

Днем мечты суждено было стать субботе 20 февраля 1988 года. Именно в этот день рано утром вместе с Луиз-Симон едем в аэропорт Кеннеди – за целых три часа до посадки. Накануне я узнал, что из Москвы прилетает академик Абел Аганбегян, и Луиз изъявила желание познакомиться с “архитектором перестройки”, как тогда величали знаменитого экономиста. Я все время поглядывал на часы. Разница со Степанакертом восемь часов. Это значит, именно в этот час, когда мы находимся по дороге в аэропорт, в Степанакерте начинается внеочередная сессия Совета народных депутатов НКАО XX созыва.

В аэропорту я познакомил Луиз с академиком Аганбегяном, который рассказал о том, что вся Москва бурлит, у всех на устах слово “Карабах”.

Рано утром 21 февраля уже в Москве я узнаю, что в Степанакенрте начало сессии было перенесено на четыре часа. Началась она в 20 часов по местному времени. Из 149 депутатов участие в работе сессии приняли 110 человек. Об этом мне по телефону сообщил Валерий Марутян. Я попросил его взять в руки газету “Советакан Карабах” и прочитать вслух текст решения сессии. Он начал читать: “Заслушав и обсудив выступления депутатов областного Совета народных депутатов НКАО о ходатайстве перед Верховным Советом Азербайджанской ССР и Армянской ССР о передаче НКАО из состава Азербайджанской ССР в состав Армянской ССР, внеочередная сессия Нагорно-Карабахского областного совета народных депутатов решила: идя навстречу пожеланиям трудящихся НКАО, просить Верховный Совет Азербайджанской ССР и Верховный Совет Армянской ССР проявить чувство глубокого понимания чаяний армянского населения Нагорного Карабаха и решить вопрос о передаче НКАО из состава Азербайджанской ССР в состав Армянской ССР, одновременно ходатайствовать перед Верховным Советом Союза ССР о положительном решении вопроса передачи НКАО из состава Азербайджанской ССР в состав Армянской ССР”. В тот же день Политбюро ЦК КПСС оперативно озвучило свой отклик на решение облисполкома Карабаха. Это был истерический визг, по сути, призывающий Азербайджан к провокациям. Не будь провокации ЦК КПСС, не было бы “сумгаита”.

Позже мы узнали, что из руководителей СССР наиболее активным был Егор Лигачев, который буквально взбесился от того, что, видите ли, какие-то экстремисты позволяют себе говорить от имени народа. Он имел в виду фразу: “Идя навстречу пожеланиям трудящихся”. Самый непопулярный член Политбюро так и не понял: именно эта фраза отражала тот неоспоримый факт, что еще до областной сессии весь народ Арцаха на районных сессиях уже решил для себя этот вопрос. Пожалуй, за все время советской власти так грамотно, с таким точным соблюдением Конституции не принималось ни одно решение.

Через день мне прислали “Советский Карабах” от 21 февраля. Я оставался в Москве, встречаясь с теми, от которых в той или иной степени зависело хотя бы понимание нашего вопроса. Чуть ли не ежедневно с увесистой папкой, которую мы готовили дома у профессора МГУ Гранта Епископосова, я входил в кабинеты инструкторов, заведующих секторами и отделами ЦК КПСС. И везде оставлял экземпляр папки. Мне помогали Леон Оников, Серго Микоян (брат его покойной жены был помощником члена Политбюро, секретаря ЦК КПСС Александра Яковлева), бывший второй секретарь ЦК КП Армении Георгий Тер-Газарянц, помощник Горбачева Георгий Шахназаров. Когда очередь дошла до секретаря ЦК Яковлева, я решил пригласить в Москву Сильву Капутикян. Это уже для встречи с Горбачевым.

Я не расставался с экземпляром газеты “Советский Карабах”. Думаю, когда-нибудь мы снимем фильм или напишем книгу о том, как в ночь с 20 на 21 февраля 1988 года вышла газета, запланированная на 23 февраля и посвященная 70-летию Советской армии. Под шапкой “Карабахцы – военачальники Советской армии” были помещены материалы о шести генералах с портретами и биографическими данными. Кстати, среди них был один азербайджанец. Уже в те часы и минуты стало ясно, что Карабах и карабахцы настроены не “романтично решительно”, а “осознанно решительно”. Они четко осознали, что не сами подняли знамя борьбы за спасение Арцаха, Армении и нашего будущего, а приняли это знамя как эстафету из рук отцов и дедов, которые великое множество раз начинали карабахское движение.

Кремль так и не понял ни исторической, ни демократической сути явления “20 февраля”. В Кремле твердили только, что положительное решение проблемы Карабаха выльется в опасный прецедент, который в свою очередь приведет к цепной реакции перекройки границ в стране. А жизнь показала, что прецедентом стало не “20 февраля”, а кровавый Сумгаит, безнаказанность которого, по словам Андрея Сахарова, и привела к другим “сумгаитам”, а затем и к распаду страны.

Что же касается самого Карабаха, то пора хотя бы спустя тридцать лет понять наконец, что нет и не может быть никакого прецедента. Ибо не было и нет самой проблемы Карабаха. Была и есть проблема Азербайджана. И даже проблема СССР. Именно день “20 февраля 1988 года” открыл глаза миру. Стало ясно, что Карабах со своими сотнями многовековых христианских храмов и церквей (большая часть разрушена властями Азербайджана) никак не мог оказаться в государстве, которого никогда не было в природе. Об этом не я говорю, об этом пишет ученый-историк Е.А.Пахомов, по лекциям которого первые азербайджанские студенты еще в 1923 году проходили историю наспех созданной советской республики. Уже в предисловии автор сборника лекций пишет: “Издавая очерк истории Восточного Закавказья (вот как называлась эта часть Российской империи), занятого ныне (! — З.Б.) Азербайджанской Республикой, нахожу необходимым предпослать несколько слов…”

Как легко догадаться, “Восточное Закавказье” — термин чисто географический, и ничего более. Вот что пишет историк Пахомов на 11-й странице своей монографии: “Название Азербайджан никогда не распространялось на земли севернее Аракса. Только в 1917 году (! — З.Б.) при распаде закавказского комиссариата на Грузию, Армению и Восточное Закавказье возникло предложение (! — З.Б.) основать государство, объединяющее всех так называемых “азербайджанских тюрок”. Этому государству было дано “провизорно” (от немецкого — предварительно, временно) название Азербайджан. Название это пришлось оставить – за отсутствием лучшего”.

И сегодня, в год тридцатилетнего юбилея Карабахского движения, каждый, кто заполучает международные полномочия заниматься, как принято говорить, урегулированием карабахской проблемы, должен в первую голову уяснить для себя: мы все имеем дело с абсурдом, когда историческую область древней Армении решением партийного, а не государственного органа, возглавляемого палачом многих народов Сталиным, включили в состав еще вчера не существовавшего государства, которому только временно, “провизорно”, дали название — “за отсутствием лучшего”. Как же можно не учитывать этого?

Нельзя целый народ делать заложником лукавых толкований принципов Хельсинкских соглашений и пресловутых прецедентов. Это опасно не столько для Армении, сколько для всего региона в целом, а стало быть, и для всего мира.

Самое удивительное, что тайну о Карабахе первым раскрыл не кто-нибудь, а тогдашний президент Турции Тургут Озал, который (прошу обратить особое внимание) буквально устроил разнос руководителям Азербайджана только за то, что они организовали “сумгаит” и “баку”, навязали армянам войну. Он хорошо знал, что целых семьдесят лет Турция довольно ловко через Баку подпитывала азербайджанское население в Нахиджеване, Нагорном Карабахе и Армянской ССР, обустраивая их в основном в приграничных с Турцией азербайджанских районах, в стратегически важных пунктах, а тут, по мнению Тургута Озала, вдруг вся турецкая стратегия, все старания и все средства пошли коту под хвост. И все потому, что, опять же по мнению Озала, руководство Азербайджана не рассчитало, что на “сумгаит” и “баку”, на варварство и вандализм, на разрушительную войну армяне ответят весьма решительно. И что весь цивилизованный мир поддержит их.

А теперь представим, что было бы с нами, если бы в час распада СССР вся наша приграничная зона, все стратегические дороги и пункты находились под контролем тех, кто способен был организовать чудовищный “сумгаит” и не менее чудовищный “баку”. Ведь только, к примеру, в граничащем с Турцией армянском Амасийском районе проживало около девяноста процентов азербайджанцев, считающих себя турками…

Уверен, если бы не Карабахский набат 20 февраля 1988 года, то 25 декабря 1991 года, когда Горбачев подписал последний свой президентский документ о развале Советского Союза, все границы Армении, бесспорно, были бы открыты настежь. Чем бы это кончилось, мы хорошо знаем из трагического опыта 1917-1918 годов. Как знаем и то, что лучший способ предвидеть и упредить беду в будущем – это действенно помнить о прошлом. В том числе и о том, что было ровно тридцать лет назад.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Тест для фильтрации автоматических спамботов
Target Image