Тойнби, Нансен, градиент благонадежности, филоэллины — краткий глоссарий греко-турецких отношений

30 января 1923 года в швейцарской Лозанне был подписан удивительный документ — «Соглашение об обмене населением» между Турцией и Грецией. Все жители Турции, придерживавшиеся греко-православного вероисповедания, подлежали принудительному выселению в Грецию, а все мусульмане Греции — принудительному выселению в Турцию.

Просвещенная западная публика, пристально следившая за развязкой векового «восточного вопроса» о судьбе гибнущей Османской империи, приветствовала это соглашение как торжество разума и гуманизма. Лучшего способа урегулировать острейший межнациональный конфликт никто не видел.

Со стороны Греции соглашение подписал Элефтериос Венизелос, уже тогда имевший у себя на родине статус национального героя. Со стороны Турции — Исмет-паша (впоследствии известный как Исмет Инёню), тоже национальный герой, ближайший сподвижник «отца народа» Ататюрка. Архитектором соглашения был Фритьоф Нансен, который к тому времени уже перерос статус национального героя Норвегии и в качестве верховного комиссара по делам беженцев Лиги наций был героем поистине мирового масштаба.

Неверная Смирна

Примерно за два года до подписания Лозаннского соглашения, 27 января 1921 года в пассажирском порту Смирны сошла на берег элегантная пара: рослый джентльмен с примечательными пышными бровями и его красавица-жена. В них с первого взгляда можно было узнать англичан.

Джентльмену было 32 года. Он был профессором греческой и византийской истории в Лондонском университете, но находился в академическом отпуске. Прежде он работал в разведывательном департаменте британского министерства иностранных дел. В Смирну он прибыл в качестве специального корреспондента газеты Guardian. Звали его Арнольд Джозеф Тойнби, и его всемирная слава была еще впереди.

Смирна — крупный порт на Эгейском море и один из богатейших городов Османской империи — к этому времени уже около полутора лет была оккупирована греческой армии. Бои греко-турецкой войны шли далеко, километрах в 400 к северо-востоку — греки рвались к Ангоре, столице турецких националистов Кемаль-паши.

Никакой Османской империи, собственно говоря, уже не существовало. Полгода назад представители султана Мехмеда VI подписали во французском Севре мирный договор, по которому ее поделили между собой союзники-победители. Константинополь и район черноморских проливов был объявлен демилитаризованной зоной под международным контролем; огромный кусок Восточной Анатолии с городами Трапезунд, Эрзурум и Ван выделили для создания нового государства — Армении; Великобритания и Франция получали обширные сферы влияния на юго-востоке Анатолии, Италия — юго-западную часть Малой Азии; бывшие владения османов в Европе (область Фракия с Адрианополем), а также Смирна передавались Греции.

Турецкие националисты, сплотившиеся вокруг прославленного генерала Первой мировой войны Мустафы Кемаль-паши, отказались признавать позорный Севрский договор. В ответ греки, вдохновленные премьер-министром Элефтериосом Венизелосом и его идеей «Великой Греции», отправили войска в Смирну и во Фракию.

Умозрительная «Великая Греция» включала в себя все эгейское и черноморское побережье Малой Азии. Венизелос и его сторонники исходили из убеждения, что большинство населения этих земель составляют греки. Так ли это было в действительности, установить практически невозможно: все, кто брался за сбор подобной статистики, заранее знали, какой результат надо получить. На иностранцев в этом смысле тоже нельзя было полагаться: Тойнби позже заметит, что

в «восточном вопросе» симпатизанты той или иной стороны часто оказывались даже более фанатичными, чем те, за кого они «болели».

Ситуация осложнялась тем, что, помимо греков и турок, в этих местах было множество других национальных и религиозных меньшинств: армяне, ассирийцы, грузины, черкесы и другие.

Смирна для идеи «Великой Греции» имела особое значение. По свидетельству античного географа Страбона, это был первый греческий город в Малой Азии. В начале ХХ века это был один из главных греческих культурных и финансовых центров. Греки, если и не составляли большинство населения, очевидно доминировали в городе: им принадлежали почти все предприятия, почти все школы, почти все деньги. Турки же называли Смирну «Гавур Измир», то есть «Неверная Смирна», и для них это был сущий Вавилон.

Арнольд Тойнби прибыл в Смирну стойким филэллином, то есть сторонником идеи «Великой Греции». Кроме того, он был соавтором «Синей книги» — изданного в 1916 году британским правительством подробного доклада о геноциде армян в Османской империи.

Тем большее впечатление произвела на читающую публику его книга «Западный вопрос в Греции и Турции», изданная в 1922 году и обобщившая его впечатления от девяти месяцев пребывания в зоне греческой оккупации в Малой Азии. В ней Тойнби не только отрекся от филэллинизма, но и обвинил греков в зверствах по отношению к турками, сравнимых с теми, которые творили турки по отношению к армянам.

Марш смерти по Анатолии

Почти все русские генералы Первой мировой войны учились в Николаевской академии Генерального штаба и прошли там курс военной статистики. Занимались они по учебнику, написанному в 1885 году Акимом Золотаревым — истинным светилом этой скучной, но важной дисциплины и отъявленным шовинистом. Золотарев и его последователи разработали доктрину «градиента благонадежности».

Суть была довольно простая. В случае войны критически важным для армии в районе боевых действий будут отношения с местным населением. Поэтому желательно заранее знать, где население «благонадежное», а где потребуются дополнительные меры, чтобы предотвратить коллаборационизм. Золотарев предложил очень простой критерий — национальность. Русские, разумеется, самые благонадежные. Также вполне можно положиться на братьев-славян. А вот евреи, живущие в черте оседлости на Западной Украине, прибалтийские немцы, поляки (хоть и славяне, но иноверцы), кавказцы, татары и прочие — неблагонадежны.

В регионах, где «благонадежное» население составляло менее половины, следовало принимать «меры по исправлению положения»: взятие заложников, уничтожение имущества, интернирование, депортация.

Принципиально важно, что меры эти относились не к отдельным индивидам, не к семьям и даже не к отдельным населенным пунктам, а именно к национальностям.

С началом Первой мировой войны русские генералы, ученики Золотарева, незамедлительно приступили к исправлению «градиента благонадежности» прифронтовых западных окраин империи: интернирование и депортации во внутренние области России затронули в общей сложности около миллиона человек. Технологию подобных мероприятий разработали еще британцы во время Англо-бурской войны (1899—1902) — русским войскам лишь приходилось делать поправку на масштаб.

В Османской империи, которая вступила в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии в ноябре 1914 года, с «градиентом благонадежности» дела обстояли еще хуже, чем в Российской: помимо окраинных регионов, где компактно проживали потенциально нелояльные подданные, их многочисленные общины имелись едва ли не во всех крупных городах. Особенное беспокойство у османов вызывали армяне: во-первых, отношения с ними у Блистательной Порты всегда были более острыми (в 1890-е годы они скатились фактически к гражданской войне в Восточной Анатолии), а во-вторых, деятельную поддержку им оказывала Россия. В январе 1915 года турецкая 3-я армия в сражении при Сарыкамыше потерпела поражение от русской Кавказской армии, в составе которой особенно отличился Армянский добровольческий корпус.

С точки зрения турок, армянский коллаборационизм был налицо. Для борьбы с ним задействовали военную контрразведку Тешкилят-и Махсуса (дословно — «специальная организация»).

Методы были теоретически те же, что и в России, но практически турки действовали гораздо более жестоко.

Дело шло уже не об исправлении «градиента благонадежности»: и для турок, и для армян это был вопрос жизни и смерти. Эти события описаны многократно и подробно. Именно к ним американский юрист Рафаэль Лемкин в 1944 году применил термин «геноцид».

Греческое население Османской империи по численности было сопоставимо с армянским (1,5—2 млн человек). Греки не вступали массово во вражеские армии, но тем не менее считались «неблагонадежными», наравне с армянами (тоже христиане, пользующиеся сочувствием западного общественного мнения). Их массово сгоняли в концлагеря во внутренних областях Анатолии (греки обычно жили в приморских регионах) и отправляли строить дороги или возделывать поля. Причем гнали, как правило, пешком на сотни километров — за такими этапами закрепилось название «марши смерти».

В ноябре 1916 года австро-венгерский консул в Амисосе (Самсуне) Квятковский докладывал министру иностранных дел Иштвану фон Буриану, что один из османских генералов, Рафет-бей, сказал ему:

«Мы должны покончить с греками, как мы покончили с армянами. Я приказал солдатам убивать каждого грека на месте».

Позднее историки оценили количество жертв армянского геноцида в 1—1,5 млн человек, греческого — в 300—500 тысяч (некоторые оценки доходят до миллиона).

Западные газеты много писали о том, как турки расправляются с греками и армянами. Причем обычно подчеркивалось, что это мусульмане истребляют и притесняют христиан. Сердобольная европейская публика, в том числе Арнольд Тойнби, кипела праведным гневом и жаждой мести.

Катастрофа

Еще до начала Первой мировой, в 1912—1913 годах, на Балканах случились две войны: Сербия, Черногория, Болгария и Греция сначала отвоевывали свои земли у Османской империи, а потом дрались между собой за то, что успели отвоевать. Греция могла быть особенно довольна исходом этих войн: она присоединила Эпир и Македонию, чуть ли не вдвое увеличив свою территорию; население страны увеличилось с 2,7 млн до 4,8 млн человек. При этом доля национальных и религиозных меньшинств достигла 13—15%, в основном именно за счет новоприобретенных земель — там жили, среди прочих, большие общины турок, албанцев и греков-мусульман. Территориальные прирезки, обещанные Греции по Севрскому договору 1920 года (Фракия и Смирна), выглядели логичным развитием этой экспансии.

В 1919 году, когда греческие войска готовились к отправке в Смирну, западные наблюдатели единодушно утверждали, что никогда еще не видели армию с таким высоким боевым духом. Союзники обучили и экипировали эту армию. Единственной силой, с которой должна была столкнуться эта превосходная армия, были полурегулярные формирования турецких националистов — кемалистов. Всерьез их никто не воспринимал: неотесанные анатолийские крестьяне, возглавляемые генералами, только что проигравшими войну, к тому же с крайне ограниченными запасами оружия и боеприпасов и вообще без моторизованного транспорта.

В 1922 году Тойнби, уже разочаровавшийся в идее «Великой Греции», так описывал вторжение греков в Турцию: «15 мая 1919 года в Западной Анатолии вырвалась на волю разрушительная сила, непредсказуемая и непонятная, как извержение вулкана. Однажды утром, через шесть месяцев после завершения европейской войны, на улицах Смирны истребляли мирных граждан и разоруженных солдат.

Затем огнем и мечом прокатились по богатым долинам. Возникший фронт отрезал порты Смирны и Константинополя от внутренних областей страны, уничтожив их торговлю. В ходе войны непрестанно уничтожали дома, мосты и туннели, угоняли скот, вытаптывали поля, депортировали людей, а если они сбегали — их убивали. Собственно говоря, на территории, растущей с пугающей скоростью, началось полномасштабное уничтожение страны и истребление ее жителей».

Можно догадаться, как реагировали на это описание западные читатели Тойнби, в подавляющем большинстве — филэллины.

Европейская и американская публика воспринимала победоносное наступление греков из Смирны в направлении Ангоры (Анкары) как возмездие, обрушившееся на турок за их прежние зверства.

В этой лихорадке почти никто не вспоминал, например, как греки истребляли турецкое население Пелопоннеса и Аттики во время войны за независимость 1821—1832 годов — Греческое восстание, накрепко связанное в западном восприятии с именем лорда Байрона, было овеяно исключительно романтическим флером.

Но греческое наступление постепенно завязло. Линии коммуникаций вытянулись, стали возникать перебои в снабжении. В начале 1921 года турки нанесли грекам первые поражения — пока не критичные, но после полутора лет победоносной войны очень обидные.

Кемаль-паша нашел общий язык с другим международным изгоем — советским правительством революционной России.

Союзники заговорили о возможном пересмотре условий Севрского договора с учетом позиции турок.

Грекам все-таки удалось выйти на подступы к Анкаре, но на этом их силы были исчерпаны. Турки остановили их наступление и начали собираться с силами для контратаки. Тем временем греческое правительство окончательно разругалось с союзниками, отказавшимися помогать им в сложившейся затруднительной ситуации, так что греческая армия чуть было не пошла на штурм Константинополя, охраняемого союзническим воинским контингентом.

В августе 1922 года турки перешли в наступление. Меньше чем за месяц они отвоевали все земли, занятые греками за прошедшие три с лишним года. 9 сентября турецкая национальная армия вступила в Смирну.

В турецкой историографии этот эпизод получил название «Великое наступление». В греческой — «Малоазийская катастрофа».

Пепел Смирны

Размышляя над тем, как разрешился «восточный вопрос», Тойнби в своей книге 1922 года писал: «На Востоке группы, говорящие на разных языках, географически перемешаны и представляют собой не столько общины, способные к независимой политической жизни, сколько различные экономические классы, сотрудничество которых необходимо для благополучия любой страны. Вследствие этого внедрение здесь западной формулы национального государства привело к резне. [...] Резня — лишь крайнее проявление национальной борьбы между соседями, которые не могут существовать друг без друга, борьбы, вызванной этой роковой западной идеей. [...] Недавняя история Македонии и Западной Анатолии — это доведение до абсурда принципа национальности, и эта история уже заставила западную общественность задуматься о границах применения этого принципа в незападных странах».

Тойнби не видел своими глазами финала этой истории. 14 сентября 1922 года, через несколько дней после того, как турецкие войска вошли в Смирну, ее греческие и армянские кварталы охватил пожар. До сих пор не стихают споры, кто их устроил: греки, желая оставить за собой выжженную землю, или турки, мстившие грекам. Так или иначе, за последующие три дня значительная часть города выгорела дотла.

Кемаль-паша грозил расстрелом любому турку, который позволит себе мародерство. Но вряд ли даже он сам надеялся, что это остановит разъяренных турецких солдат.

Греческое и армянское население города в панике бежало в гавань, надеясь, что их возьмут на борт греческие или союзнические суда, все еще стоявшие в смирнском порту. Была страшная давка. Тех, кто не успел сбежать, турки безжалостно убивали. Солдаты ворвались в смирнский православный кафедральный собор и захватили митрополита Хризостома. Его притащили к Нуреддин-паше — турецкому генералу, которого даже среди турок многие ненавидели за кровожадность. Нуреддин, поразмыслив немного, приказал вывести Хризостома на улицу и... просто отдать местным туркам.

Толпа растерзала митрополита, привязала его тело к автомобилю и долго еще таскала по улицам.

Из горящей Смирны в Грецию смогли бежать 150—200 тысяч человек, преимущественно греков и армян. Тех, кто не смог бежать и пережил пожар и разорение города, турки отправили в концлагеря во внутренних областях Анатолии. Расселение греков по Малой Азии, начавшееся в XI веке до нашей эры со Смирны, там же и закончилось в сентябре 1922 года.

Соглашение об обмене населением между Грецией и Турцией, подписанное через четыре с лишним месяца после падения Смирны, собственно говоря, лишь закрепляло свершившийся факт. Из примерно 1,5 млн греков, подлежащих выселению из Турции, депортировали лишь около 150 тысяч — остальные давно уже бежали. Из Греции же бежали или были выселены около 500 тысяч человек — в основном этнических греков, исповедующих ислам. Соглашение учло беженцев как участников «обмена населением», и прописанные в нем условия компенсаций за утрату собственности на них тоже распространялись. Нетрудно догадаться, что эти условия соблюдались хуже всего.