«Двор у нас был чудесный»: Михаил Пиотровский о детстве в Ереване

19 октября, 2018 - 11:49

В издательстве «Слово» вышла книга известного журналиста, директора Фонда друзей Эрмитажа в Великобритании, советника Михаила Пиотровского Джеральдин Норман «Пиотровские. Хранители Ковчега».

В книге рассказывается о жизни двух выдающихся деятелей русской культуры — Бориса и Михаила Пиотровских, отца и сына. Вот уже полвека династия ученых-востоковедов, искусствоведов хранит традиции легендарного музея, налаживает связи с Западом и Востоком.

Как пишет автор, когда Виталий Суслов, ставший директором после смерти Бориса Борисовича, предложил Михаилу Борисовичу должность своего заместителя, тот принял решение за два дня. Получив музей в 1992 году под свое руководство с огромным количеством проблем и противоречий, Михаил Борисович в короткий срок превратил его именно в такой Эрмитаж, о котором мечтал его отец.

В 1997 году в Эрмитаже провело имиджевые исследование рекламное агентство McCann Ericson, ситуация была описана так. Изучалось то, как музей воспринимают люди. Их попросили назвать, что ассоциируется с Эрмитажем. Получился следующий ряд: «русская старина», «спрятанные сокровища», «темный», «серьезный», «закрытость», «холодный и далекий».

Искусствовед Ник Хофман до сих пор помнит, как отреагировал Михаил Борисович на то, что Эрмитаж ассоциируется со словом «темный». «Так пусть будет светлым», — засмеялся он и начал работать в этом направлении.

В книге есть увлекательная глава о детстве Михаила в Ереване и Санкт-Петербурге. Джеральдин обращается к тому времени, когда 9 декабря 1944 года в Ереване появляется на свет мальчик с темными волосами и карими глазами. Своему другу, востоковеду Леону Гюльзальяну Борис Борисович накануне писал: «Мне бы хотелось, чтобы у него или у нее были карие глаза и темные волосы, потому что он или она будет носить армянское имя». И действительно, мальчика нарекли Микаэлом — именно такой армянский вариант имени значился в метрике.

В советское время даже близкие родственники не имели права посещать родильное отделение в больнице. Молодого отца это привело в ярость — он писал своей жене Рипсимэ по три письма в день и сам доставлял их на порог больничного отделения. Самое первое письмо начиналось так: «Дорогая, бесценная моя девочка! Поздравляю тебя и спешу выразить мою безмерную радость. Как ты себя чувствуешь? Опиши мне кратко нашего Микаэльчика».

Детство Михаила проходило между Россией и Арменией: зимы — в Ленинграде, лето — в Ереване, иногда две недели или месяц семья старалась проводить на природе, у высокогорного озера Севан, известного синевой своих прозрачных вод. Михаил и его брат Левон, на два года младше, часто оставались на попечении своей строгой бабушки Ераняк, а молодые родители уезжали на раскопки: Борис в Ереван на Кармир-Блур, а Рипсимэ — в Двин, средневековую столицу Армении в 35 километрах от Еревана. На раскопках некогда процветающего древнего города-крепости Двин, разрушенного монголами в 1236 году, были найдены удивительные артефакты V-XIII веков. Рипсимэ активно участвовала в составлении историографии этого места, занималась исследованиями резного стекла, которое армянские средневековые мастера изготавливали по образцу изделий, привезенных из соседней Сирии. Пока дети учились в школе, она занималась научной работой.

Главным человеком для Михаила в детстве была его бабушка со стороны матери Ераняк Джанполадян, в девичестве Тер-Погосян, женщина по всем меркам выдающаяся. В 1918 году, будучи на сносях, она прошла больше 100 километров по горам, спасаясь от геноцида в Нахичевани. Наконец, где-то возле озера Севан, во время остановки в пути, в сарае, она родила Рипсимэ. «Рипсимэ Микаэловна появилась на свет по-библейски, в яслях», — рассказывал Михаил Борисович автору книги.

Первые два года после бегства семья поселилась в Тифлисе, в те годы столице Закавказской республики. Потом они переехали в Ереван, где поселились в доме своих предков: Тер-Погосяны, как и Джанполадяны, принадлежали к десяти самым почтенным родам Армении, и им принадлежал дом в центре города рядом с площадью Республики. Это был одноэтажный дом в традиционном стиле из кирпича-сырца, выстроенный, как это принято на Востоке, вокруг центрального внутреннего двора.

«Двор у нас был чудесный, — вспоминает Михаил Борисович. — В разных частях дома жили многочисленные родственники и друзья. Посредине двора был каменный стол, воду брали из двух колонок, еще одна колонка с артезианской водой была на улице, за забором; тут же во дворах стояли туалеты. Канализации ведь не было».

Когда в Ереван пришла советская власть, то по новым законам в таком большом доме уже не могла жить одна семья. В итоге комнаты, выходящие во двор, передали самым разным людям по принципу — каждой семье по комнате, как в коммунальных квартирах. Правда, Ераняк было предоставлено право выбирать жильцов. Среди заселившихся была семья Фаддея Саргсяна, будущего председателя Совета министров Армянской ССР, и Левона Хачикяна, директора Матенадарана (Института древних рукописей) — крупнейшего хранилища рукописей в мире и главного культурного центра Еревана.

Когда в середине дня отец возвращался с раскопок — обычно работы на раскопе прекращались в три часа пополудни из-за палящего южного солнца, — он часто брал сыновей, и все вместе они отправлялись в общественные бани, находившиеся через дорогу от дома Ераняк. В бани ходили не только для того, чтобы смыть пыль от трудов, это было еще и время семейного общения. Потом их ждал совместный ужин за большим столом во дворе, где собирались для трапезы и беседы.

«Во дворе собиралась не только наша большая семья, приходили и друзья, — вспоминает директор Эрмитажа. — Приходил мой дядя Левон, брат матери, который жил отдельно, но часто бывал у нас. Он был ученый-химик. А старший брат матери Гурген был директором одной из электростанций под Ереваном и вскоре занял пост заместителя директора Арменэнерго».

Одной из первых инициатив властей Второй Республики был новые генплан столицы. Первый такой генплан создал и начал воплощать Александр Таманян, получивший образование в Санкт-Петербурге. Архитектор, как и многие другие, входил в ближний круг семьи Ераняк (его сын Георгий женился на ее племяннице), но, согласно его же генеральному плану, дом Тер-Погосянов был обречен на снос. Вторая мировая война ненадолго отсрочила эту угрозу, но в 1950-е годы его все-таки снесли, а на этом месте выросли новые пятиэтажные дома. В одном из них и получила квартиру Ераняк Джанполадян. Сегодня на углу этого по-своему красивого дома из розового туфа висит мемориальная доска, гласящая, что здесь жил знаменитый археолог Борис Борисович Пиотровский.

На страницах книги о «ленинградском периоде» содержится тоже много замечательных воспоминаний. О работе Бориса Борисовича Пиотровского с Иосифом Абгаровичем Орбели, о том, как каждый из них мог погибнуть в сталинских застенках, о травле учеников Николая Яковлевича Марра, создателя «яфетической» теории языка и большого специалиста по культуре Урарту, о Детском кружке Эрмитажа, который посещал маленький Миша и где он сделал свой первый научный доклад.

В книгу включено большое количество фотографий из архивов Государственного Эрмитажа, личных архивов семьи Пиотровских.

Источник: Норман Д. «Пиотровские. Хранители Ковчега». Издательство «Слово», 2018

Валерия Олюнина

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Тест для фильтрации автоматических спамботов
Target Image