Пластическая хирургия в России: тренды, мифы, тонкости. Беседуем с доктором медицинских наук, владельцем Dr. Grishkyan Clinic Давидом Гришкяном.

Давид Рубенович Гришкян — один из пионеров пластической хирургии в России. За плечами у него более 20 лет активной работы именно в этой области. Доктор специализируется на операциях на лице — ринопластике, блефаропластике, различных видах омоложения и других. Кроме прочего, он считается сегодня одним из лучших специалистов в области липофилинга. Специально для ok-magazine.ru Давид Рубенович развеял несколько мифов в пластической хирургии, рассказал, как строятся отношения между доктором и пациентом, а также вспомнил самые необычные запросы клиентов.

Давид, пластических хирургов нередко называют художниками, согласны с этим сравнением?

Не согласен. Пластическая хирургия — в первую очередь точная наука. Это анатомия, математика, антропология плюс понимание эстетики. Если хирург называет себя художником, то от него надо бежать, а то он такого нарисует… (смеется) Хирург — анализатор, который оценивает все последствия своего вмешательства. Возьмем, например, веки. Если нижние показывают только возраст, то верхние, вместе с бровями,— пол, сексуальность, эмоции... Все учесть и сделать — это тоже искусство, но другое.

Какие маркеры должны дать понять, что доктор — «художник»?

Давайте от обратного. Во-первых, хирург должен иметь в открытом доступе свои дипломы — диплом института, ординатуры, дипломы по пластической хирургии. Надо понимать, кем он был до того, как этим занялся. Во-вторых, где он принимает — в клинике? В офисе? В подвале? Не смейтесь, и такое бывает. В Москве реже, чем на периферии, но тоже бывает. Есть категория хирургов, которые много вкладывают в рекламу, в имидж, пиджаки и так далее — само по себе это не плохо, но повод изучить человека получше. Лично я комфортнее себя чувствую в хирургическом костюме (смеется), я доктор наук и привык свои достижения показывать другим путем. Далее: посмотрите фотографии работ хирурга, и вы сразу поймете, как человек работает. Но главное — нужно с хирургом поговорить. Если он вызывает доверие, то какой он — душка, суровый, болтливый, немногословный или еще какой — уже не важно.

А что если пациент пришел с одной проблемой, а доктор находит у него еще несколько?

Конечно, когда начинают убеждать, брать за руку и тащить — это неправильно. Но вообще ничего такого в этом нет, хирург же видит какие-то вещи. Развею один миф — о том, что хирургу только попадись в руки, он тебе... Врачи, которые практикуют давно и наработали себе имя, выбирают пациентов точно так же, как пациенты выбирают их. Мы, бывает, одному-двум в день отказываем, сколько бы не платили. Потому что у нас задача не просто сделать операцию, а сделать так, чтобы пациент остался доволен и порекомендовал нас. Лично я изучаю не только ту зону, которая не нравится пациенту, а все лицо, ведь если мы говорим о коррекции, например, носа, то нос надо «вписать» в лицо.

Я могу сделать красивый нос, но если я вижу, что у пациента, скажем, маленький подбородок, который тоже нуждается в коррекции, то укажу на этот момент, потому что иначе красивый нос просто не будет смотреться.

Никто не обижается?

Тут работает принцип доверия. Если человек доверяет, то он скажет спасибо.

Где и как вы сами учились искусству пластической хирургии?

Базовое медицинское образование я получил в Московском медико-стоматологическом институте, после которого пошел в ординатуру и начал работать в больнице, в отделении реконструктивно-восстановительной хирургии и микрохирургии головы и шеи под руководством профессора Неробеева. Это очень хорошая школа и большая практика по челюстно-лицевой хирургии. А кандидатская диссертация у меня была по теме лицевого нерва. Через два года, будучи успешным ординатором, получил клиническую базу по пластической хирургии. С тех пор — это был 97 или 98 год — я именно этим и занимаюсь.

Помните свою первую самостоятельную операцию?

Помню, делал пластику век — долго, медленно, кропотливо, три часа. Это была моя любимая операция. Ювелирная. Через какое-то время я заметил, что эта операция делается значительно быстрее. Мастерство приходит с опытом. Сейчас уши я делаю так, что у меня даже была мысль провести операцию с закрытыми глазами для книги рекордов Гиннесса (смеется). Пластику носа начал делать в начале 2000-х. У нас тогда еще не умели. Как-то к нам приехал на конгресс голландский хирург, президент европейского общества ринологов, и для нас было шоком, что он делает операцию за 2,5 часа. Я подошел к нему, договорился поехать к нему на обучение. После этого еще обучался у профессионала в Германии, а потом начал сам заниматься носами в России.

Как считаете, какой сегодня в России уровень пластической хирургии по сравнению с Западом?

Очень высокий. В конце 90-х, когда государство открылось для других, к нам приехало большое количество иностранных врачей, и мы начали интенсивно учиться. По статистике, в 2000-е годы примерно каждый 10-й пациент ехал оперироваться за границу, а сейчас едут, наверное, единицы. И более того — сюда, к нам, едут. В России очень высокий уровень медицинского образования. Примерно каждый месяц — иногда чаще, иногда реже — проходят мастер-классы на разные темы по пластической хирургии. Уровень самообразования пациентов тоже имеет значение. Они уже сами многое знают и требуют это от нас. Спрос велик, поэтому и в хирургии, и в косметологии уже накоплен и продолжает накапливаться опыт, причем даже большими темпами, чем за границей.

Значит ли это, что у нас больше пациентов?

(Улыбается) Если пройдетесь по улицам Москвы и по улицам Парижа, то увидите, насколько в Москве люди более ухоженные. Я только что вернулся с конгресса во Франции (докладывали по трем областям — хирургия, косметология, антиэйдж), и если я там видел ухоженную даму с подкачанными губами — как правильно, она чисто говорила по-русски. На Западе сильно распространен принцип естественного старения. Но мне кажется, это ширма, чтобы не тратить денег (Смеется).

Разве естественность — не общемировая тенденция?

Если мы говорим о такой тенденции в пластической хирургии, то да. Раньше каждая вторая женщина считала своим долгом, приобретая определенный статус, максимально увеличить губы, грудь и поднять брови, а сейчас многие об этом жалеют. Например, удалить биополимер (нерассасывающийся филлер, популярный в 90-е — Прим.) из губ очень сложно, это большая боль и трагедия. Сейчас человек должен быть естественным, чуть моложе своего возраста или своего возраста, но очень ухоженный, и ничто не должно выдавать поход к хирургу. В этом помогает малоинвазивная хирургия, липофилинг — это метод коррекции путем введения собственного жира в нужные зоны.

Насчет липофилинга много мифов: будто что-то куда-то мигрирует, рассасывается и так далее…

Вам круто повезло, потому что один из первых специалистов в этой области — это я (Улыбается). Липофилинг дает естественные результаты, и ты можешь пойти на работу через 2-3 дня, при этом никто не видит, что тебя оперировали. Ты выглядишь одинаково в 20-30-40 лет. Семь лет назад я был на трехдневном конгрессе, где по этой технике было всего три доклада, включая мой. Сейчас организуются трехдневные конгрессы только по липофилингу. За эти годы произошел огромный переворот.

Без лишней скромности скажу, что я знаю о липофилинге все, потому что в день делаю не одну и не две операции и постоянно учусь.

Итак, о мифах. Жир никуда не мигрирует и не рассасывается — по крайней мере по моей методике. На лице он приживается прекрасно. Если вы худеете или полнеете, пересаженный жир подвергается тем же процессам. Кроме того, он обладает регенеративными свойствами. Мы узнали об этом благодаря клиентам, у которых кожа после коррекции стала значительно лучше. То есть вы омолаживаетесь не только визуально, но и внутренне. Но делать липофилинг нужно только у тех, кто этим занимается как основным видом пластики, потому что эта процедура простая с виду и очень сложная на самом деле — каждое движение, каждый штрих имеет большое значение. Сегодня у нас была пациентка, которой удалили грудь, мы ее потихонечку восстановили липофилингом. Другой заполнили носогубку и нижние веки.

То есть если хочешь скорректировать скулы или губы, то лучше использовать не «гиалуроновые» филлеры, а свой жир?

Это не обязательно лучше, просто про этот метод надо знать. Гель по сравнению с жиром более плотный, может неудачно ложиться. Он рассасывается, тянет на себя воду и может образовать такой вечный отек. У нас же основной принцип — естественное омоложение. Кстати, мужчины стали за собой ухаживать, для них липофилинг — идеальная операция.

Еще губы увеличивают с помощью хейлопластики, но про эту операцию почему-то мало слышно.

Она не очень распространена, потому что, как правило, у взрослого человека губы сформированы, просто хочется их поправить. Даже не знаю, кто и зачем ее делает — разве только если совсем нет губы... Поэтому гель, булхорн (укорочение расстояния между носом и верхней губой.— Прим.), липофилинг, татуаж для очерчивания контура — лучшие способы изменить форму губ.

За сложные операции беретесь?

Конечно, вот вчера была пациентка с третичной операцией. Ей два раза делали нос до меня, она была в депрессии, мы ей все исправили, теперь приезжала за другой операцией. Очень много пациентов приходит с проблемными веками — радикально, некрасиво им где-то сделали, тоже помогаем.

Напоследок: что самое необычное просили у вас пациенты?

Однажды пришел парень, который хотел нос как у африканца. А у него было совершенно славянское лицо. Я спрашиваю: зачем? А он говорит, мол, у меня девушка любит какого-то чернокожего певца, хочу быть на него похожим… (Смеется) Я отказал, конечно. И еще был случай. Я родом из города юмора и сатиры в Армении. И когда-то давно, уже когда был в ординатуре в Москве, вижу — сидит земляк. Спрашиваю, что хочет сделать, он говорит — нос. Смотрю — вроде нормальный нос. А он мне: «Знаешь, все известные армяне были с огромными носами. Хачатурян, например. Я тоже хочу быть великим» (Смеется) Я убежал на свои операции, потом мы уже не увиделись, но ему сделали эту операцию. Пошел, наверное, покорять мир.