Режиссер Александр Котт — о драме «Спитак», выдвижении на «Оскар» и позднем Советском Союзе

В российский прокат вышел «Спитак» Александра Котта — драма об одном из самых трагических событий позднего Советского Союза. В 1988 году в Армении произошло землетрясение, которое унесло десятки тысяч жизней. Эпицентр подземных толчков пришелся на маленький город Спитак. Фильм получил приз за режиссуру на Московском кинофестивале и был выдвинут от Армении на «Оскар». Корреспондент «Известий» встретился с режиссером.

— Вы сами помните дни после землетрясения?

— Конечно. Я учился в школе в Москве, и мы классами соревновались, кто больше соберет гуманитарной помощи детям Армении — игрушки, теплые вещи… И, по правде говоря, для меня это соревнование было гораздо важнее, чем трагедия. Она была где-то далеко и как будто не с нами. Родители старались оберегать нас от страхов и тревог внешнего мира. Но надпись «Дети Армении» на коробках я запомнил хорошо.

— Получается, взяться за фильм вас заставили не какие-то личные воспоминания?

— К сожалению, со мной так бывает — сначала я соглашаюсь снимать, а потом думаю (смеется). Из рациональных факторов — во-первых, сыграло свою роль то, что у меня много друзей-армян. Во-вторых — о землетрясении в Спитаке никто никогда не рассказывал. А уже есть возможность рассказывать. Прошло много лет, и на эти события можно взглянуть со стороны. И в то же время — всё это еще очень близко. В Армении об этой трагедии помнят абсолютно все до сих пор.

Но в первую очередь я, наверное, согласился потому, что был мощный сценарий. Там было очень точно передано ощущение, как мир рушится буквально за минуту. Конечно, поначалу я боялся — у меня не было ощущения, что это моя история. Казалось, что она чья-то. Я начал смотреть хронику, встречаться со свидетелями, участниками… И это меня вдохновило. А потом, когда залез глубоко, я нашел себя там.

Для меня важна тема Родины. Я очень домашний человек. Когда уезжаю куда-то за границу, дней через десять мне немедленно хочется вернуться. Мне тяжело вне России, вне Москвы, вне моего двора. Была в сценарии и близкая мне тема поиска лучшей жизни. Все мы уезжаем, стремимся туда, где деньги, перспективы. А на самом деле, это, конечно, ничто по сравнению с тем, что у тебя есть дом, где тебя любят, ждут, на тебя надеются.

— В Армении фильм уже видели?

— Да, он уже вышел в прокат. Правда, в самом Спитаке мы его так и не показали. Город очень маленький, и кинотеатра там нет. Но я был на премьере в Ереване — и это было очень волнительно. Я, конечно, переживал о том, как воспримут фильм те, кто помнит события непосредственно. И в целом реакция была очень хорошая. Реально хорошая. Тогда я понял, что кино получилось. А дальше армянский Оскаровский комитет выдвинул кино на «Оскар», что, конечно, здорово — и для фильма, и для меня.

— Как вам удалось привлечь лидера американской группы System of a Down Сержа Танкяна в качестве композитора?

— Мы встретились с ним в Ереване (он часто бывает в Армении), показали уже готовый фильм, и он загорелся. При этом работать с ним было непросто. Когда тебе пишет музыку, условно говоря, Эннио Морриконе, ты не можешь сказать, что тебе это не нравится. Здесь я нашел в себе силы сказать, что вот это фильму подходит, а вот это нет. И мне кажется, моя смелость Сержа Танкяна впечатлила (смеется). Мы быстро нашли общий язык, нужную интонацию. Он присылал куски, мы обсуждали их по скайпу, далее он что-то менял. Так и записался весь саундтрек.

— Как вы снимали разрушенный город? Для фильма-катастрофы у вас очень скромный бюджет. Собственно, ровно в два раза меньше, чем у «Землетрясения» Сарика Андреасяна на ту же тему.

— У нас не много графики на общих планах, но она сложная, потому что надо было органично вписать ее в изображение. Почти весь фильм мы снимали в самой Армении на натуре. Брали уже построенные дома за основу и сооружали декорации. Площадь в фильме — это на самом деле полуразрушенная воинская часть, которую мы «доразрушили». Только дом Гора, главного героя, мы делали с нуля. Камни, к слову, актеры таскают совершенно настоящие. В общем, конечно, на декорации ушла львиная доля бюджета.

— Параллельно с авторским кино вы активно работаете и на ТВ. Вам легко удается переключаться с одного режима на другой?

— А в сериалах я тоже автор, и снимаю только то, что мне интересно. Разница в том, что на ТВ много продюсерских рисков и работать приходится в команде, а в кино же я совершенный эгоист. В то же время я не из тех, кто всю жизнь снимает один и тот же фильм. Мне интересно заступать на новые территории. Например, я снимаю те же «Елки», потому что мне интересно попробовать, как это — смешить людей, хотя по натуре я фаталист и режиссер в первую очередь драматический.

— При этом действие почти всех ваших фильмов и сериалов разворачивается в прошлом. Это личные пристрастия или конъюнктура рынка?

— У меня был «современный» фильм «Инсайт», недавно я сделал «современный» сериал «Последствия», но в целом — да, мне интересно снимать именно «историческое» кино. «Историческое» в том смысле, что оно про те времена, которые далеки от меня лично. На расстоянии есть возможность пофантазировать, придумать целый мир.

Вообще я очень чувствителен к эстетике изображения. Когда говоришь «сороковые», возникает одна картинка, «шестидесятые» — другая, «восьмидесятые» — третья. А когда речь заходит про сегодняшний день, у меня никаких картинок в голове нет. Хотя лет через 20–30 у современности несомненно появится свой стиль. Те же девяностые — сегодня это уже ретро.

— А то, что вы практически «живете» в позднем Советском Союзе, никак не связано с впечатлениями детства? «Обратная сторона Луны», «Охотники за бриллиантами», отчасти «Лачуга должника», тот же «Спитак» — все они про наше недавнее прошлое.

— Мой Советский Союз — это мои родители, наша квартира на «Рижской», двор, школа, метро, троллейбус, театр. О большом мире я ничего не знал, как выяснилось потом. В то время я был уверен, что у нас самая прекрасная страна с бесплатным образованием и медициной, с лучшими на свете людьми, с понятным будущим, которое расписано на десятилетия вперед. Это были такие правила игры. А ничего, кроме этих правил, оказывается, я и не знал. Поэтому для каждого фильма мне приходится заново придумывать мир.

— Меня давно гложет вопрос о главном герое «Обратной стороны Луны», которого играет Павел Деревянко. С одной стороны, это образцовый «мент», и в то же время — знает Бродского, в курсе дискографии Pink Floyd, постоянно мучается чувством вины и так далее. Это такая сублимация комплексов о «полезном интеллигенте»?

— Да, мечта об интеллигенте с оружием (смеется). На самом деле никогда об этом не думал в этом ключе. Мы хотели сделать простого парня с нашего двора — умного, честного, начитанного. Профессия — это ведь не приговор. У меня отец всю жизнь проработал слесарем на заводе, но не выходил из дома без книги. В советское время работали потому, что надо было где-то работать, при этом оставалось время на жизнь. И сейчас у меня много друзей, которые работают в полиции, и могу сказать, что там много умных, интеллигентных людей.

— Что будете снимать дальше?

— К сожалению, я не имею права ничего говорить. Могу только сказать, что это большой исторический сериал и сниматься будет в Петербурге.

Николай Корнацкий

*****

Справка

Александр Котт родился в 1973 году. Учился в режиссерской мастерской Владимира Хотиненко во ВГИКе. Полнометражный дебют, лирическую комедию «Ехали два шофера», снял в 2001 году. С тех пор активно совмещает работу на телевидении и в авторском кино. Среди самых известных проектов — сериалы «Конвой PQ-17», «Герой нашего времени», «Обратная сторона Луны», «Охотники за бриллиантами», «Троцкий» (премия ТЭФИ-2018 за лучший сериал). Из фильмов — эпическая военная драма «Брестская крепость» и авторский фильм «Инсайт» с Александром Яценко. Лауреат Гран-при «Кинотавра» за фильм «Испытание» (2014).