КАРАБАХСКИЙ ЭТЮД НА МОСКОВСКОМ ПАННО
Заметки о новом романе Юрия Полякова
«Чтоб ты жил в эпоху перемен», - часто желают недругам. «А что, в застойные времена лучше жить?» – скажут в ответ. Оба тезиса, несомненно, спорны. Особенно, если времена перемен или застоя пришлись на вашу молодость. Ведь окружающая вас эпоха вторична по отношению к вашему возрасту. Вот и получается, что, несмотря на мрак перемен или, наоборот, полное их отсутствие в период застоя, времена эти, если выпали на период молодости, всегда будут вспоминаться с ностальгией, искрометным юмором, оптимизмом. Так же, как, например, и служба в армии, которую сначала все клянут, но о которой потом вспоминается исключительно веселое и смешное.
Новый роман известного писателя, многолетнего редактора «Литературной газеты» Юрия Полякова «Веселая жизнь, или секс в СССР» наилучшим образом подтверждает вышесказанное. Несмотря на бодро-фривольный заголовок, роман скорее является ностальгией по начальному периоду творческой карьеры автора, выпавшему на эпоху позднего застоя.
О чём свидетельствует и одно из 87-ти фривольных анонимных четверостиший, предваряющих каждую главу; в данном случае эпилог:
Тебя бранят наперебой:
И то не так, и это плохо…
Мне было хорошо с тобой.
Прощай, веселая эпоха!
Действие романа происходит осенью 1983 года, а сюжет закручен на перипетиях подковёрной жизни советского Союза писателей, его Московского отделения. Редактор газеты «Столичный писатель», - за глаза именуемой просто «Стопис», - молодой писатель Георгий (Егор) Полуяков оказывается втянут в отнюдь не писательские интриги вокруг матерого писателя-почвенника Ковригина, «партийное дело» которого в ту или иную сторону тянут то ЦК КПСС, то КГБ, то лично полуживой Генсек Юрий Андропов.
Вся эта история кончается для Полуякова, назначенного главой комиссии парткома по разбору «полётов» писателя-почвенника, весьма неважно: он впадает в немилость к руководству и освобождается от работы. Но оптимизм молодости сильнее карьерных разборок.
Основная сюжетная линия сопровождается многочисленными ответвлениями, посвящёнными бурной жизни столичных и заезжих писателей, и самого автора.
Приметы времени, тогдашний быт и амурные похождения героев расписаны с удивляюще точными деталями. И хотя один из критиков и назвал роман «Декамероном эпохи застоя», нам это определение кажется несколько гиперболизированным и односторонним. Скорее это «Малая энциклопедия эпохи застоя». Малая - потому, что захватывает не весь застойный период и рассказывает о преимущественно столичной жизни и «столичных штучках».
Автор этих заметок буквально проглотил роман Юрия Полякова, живописующий период его студенческой молодости. Со всеми приметами того времени, знакомыми организациями и даже с детства близким основным местом действия (район Площади Восстания, Малой и Большой Никитских).
Особую реалистичность придаёт действию описание почти повального пьянства, царившего не только в редакции «Стописа», но и на «писательских верхах», в ЦДЛ, с его бесконечными ресторанными залами, зальчиками и буфетами.
Время от времени по ходу повествования автор обращается к дальнейшим судьбам героев романа – в основном писателей. Участь подавляющего их большинства незавидна: многие умерли от пьянства, излишеств и неразборчивости «постельных связей», некоторые сошли с ума от постигших их разочарований. При этом имена многих лишь слегка «завуалированы»: поменяв местами пару-тройку букв в именах и фамилиях, видишь перед собой реальных писателей и поэтов тех лет. Доброскукин, Белибердиев… Некоторые из них были весьма известны, а известность иных так и не вышла за стены ЦДЛ с его ресторанами и интрижками.
Не обошлось и без армянской тематики: кроме постоянного испиваемого героями в больших количествах армянского конька, есть и действующие лица «армянского розлива».
Это, например, парторг МГК КПСС (Московского Городского комитета Коммунистической Партии Советского Союза – уф!) в Московской писательской организации Лялин-Папикян. Который, к месту и не к месту, пел полубасом строки из реальных или лично им выдуманных оперных арий: «воздев руки и по-оперному выкатив грудь. Он был невысок, носат, ходил на каблуках, красил редеющие волосы и как выдвиженец из творческой среды позволял себе являться на работу в ярких пиджаках и пестрых галстуках».
Или директор ресторана ЦДЛ Петросян, - «величественный армянин с манерами оперного певца», при котором «по понедельникам в ЦДЛ стали варить хаш, спасший не одного пьющего писателя от преждевременной гибели».
Но особого внимания заслуживает выведенный в заголовке «карабахский этюд» на широком полотне писательского цеха эпохи позднего застоя.
Речь идёт о прикомандированном к редакции «Стописа» разъездном шофёре издательства (судя по всему, «лимитчике», рванувшем покорять Москву после службы в армии) Гарике, армянине из Степанакерта.
«Гарик Саркисян, 25-летний карабахский армянин, обладал редкой кинематографической внешностью: что-то среднее между Шарлем Азнавуром и Аленом Делоном. Вдобавок он был на редкость хорошо сложен: высокий, широкоплечий и талия узкая, как у Давида Сасунского. Говорю это не из интереса к мужским красотам, а чтобы была понятна дальнейшая судьба шофера. Гарик окончил на родине восьмилетку, по-русски изъяснялся вполне прилично, для колорита иногда вставляя родные слова, однако писал со смешными ошибками».
Этими словечками, - «им арев», «ке матах», «клянусь солнцем матери (отца)», - полна речь шофёра. Вот неунывающий «водила», на вопрос шефа, как ему удалось быстро «ухватить» в магазине «Белград» два модных батника, отвечает:
«Земляка нашёл. Попросил – он и мне взял. По два в руки давали. Ему синий, мне красный. Хороший парень. Из Спитака.
- А много в Москве армян?
- Русских больше, ке матах, - ответил с грустью Гарик».
В красавчика-шофера влюбляется молодая сотрудница из издательства, Маргарита.
«Где вы встречаетесь? – заинтересовался я.
- Вай ара, - Гарик уклонился от грузовика. - У неё встречаемся.
- А родители?
- На даче живут.
- Повезло. Долго сопротивлялась?
- Долго, клянусь солнцем отца, у неё женские дни были».
Вскоре неожиданно выясняется, что Марго - дочь большого начальника, чья семья живёт в Сивцевом Вражке.
«Где же её папа всё же работает?
- Как-то смешно называется…Мимо…есть такая?
- Может, МИМО?
- Точно. А что это?
- Институт международных отношений. И кем же?
- Директором.
- Может, ректором?
- Во-во, клянусь солнцем матери, главным ректором работает…»
По ходу дело Полуякову часто приходится спасать выпивших коллег. Одного смертельно пьяного писателя они с Гариком загружают в «Москвич».
«Не обрыгает чехлы? – засомневался шофёр.
- Может.
- Вай ара, у нас так не пьют!
- У вас климат другой, - не очень убедительно возразил я».
Шофер Гарик попадает со своим шефом в массу комических и не очень ситуаций, но в конце концов навсегда исчезает из поля зрения Полуякова.
«Гарик женился, но не вернулся. Могучий ханер-папа устроил парня в автохозяйство, обслуживающее дипломатический корпус: зарплата в рублях и валюте. Года через два, как мне рассказали, мой бывший шофер появился в редакции, одетый в роскошный джинсовый костюм, принёс дорогой армянский коньяк и похвастался, что оформляется на работу в Иран, в наше посольство. А лет через десять-двенадцать после событий, описываемых в этой почти достоверной хронике, я встретил на Сивцевом Вражке его жену с чернявым большеглазым мальчиком. Она сильно изменилась, подурнела, и я, не узнав, прошёл мимо, но Марго окликнула меня – мы поговорили. Когда началась война в Нагорном Карабахе, Гарик метнулся туда, чтобы перевезти в Москву мать и сестёр, но вместо этого вступил в отряд, в котором воевал его погибший друг-одноклассник. Младший командир Саркисян храбро сражался и пропал без вести под Мартакертом, разделив судьбу многих «азатамартиков» - борцов за свободу. Летом 1994 года, когда объявили перемирие, Марго летала в Карабах, чтобы разыскать мужа или хотя бы его могилу, но бесполезно.
- Правда он похож на Гарика? – она погладила сына по жесткой шевелюре, но не черной, как у отца, а тёмно-рыжей.
- Как зовут?
- Аветик.
- Очень похож, - подтвердил я.
- Все так говорят! – и бедная женщина в голос зарыдала, хотя с гибели моего невезучего водителя прошёл уже не один год.
- Мама, пойдём! – попросил мальчик. – Люди же смотрят…
- Гарик всегда вас хвалил и называл Егор-джан… - Вдова вытерла слёзы. – Прощайте».
Такая вот история, надо полагать совсем невыдуманная, учитывая характеристику, данную самим Юрием Поляковым своему последнему роману: «почти достоверная хроника».
Вполне очевидно, откуда у автора такая симпатия к простому парню-работяге, независимо от национальности последнего.
Почти все «собратья» Егора Полуякова по «Стопису» и ЦДЛ, - это вечно пьяные и похотливые якобы интеллигенты. И почти все они ушли в мир иной от беспропудного пьянства или излишней для их возраста любвеобильности. Многих сломала, раскатала перестройка и «лихие» 1990-е.
На этом-то фоне получается, что только шофёр-«лимитчик» из Карабаха Гарик Саркисян достойно прожил свою недолгую (получается, что погиб он лет в 35) жизнь: оставил жену с сыном, московскую квартиру богатенького «ханер-папы» в Сивцевом Вражке, добровольно вступил в силы самообороны Арцаха и отдал жизнь в борьбе за свободу своей Родины.
Этакий диссонанс. Можно сказать, луч света в беспробудной тьме застойного пьянства и пустой погони за юбками и бытовыми благами.
И вообще, спасибо Юрию Полякову за новый замечательный роман.
Александр АНДРЕАСЯН
Добавить комментарий