Любое внутри- или внешнеполитическое решение на Ближнем Востоке требует учета геополитической ситуации. Особенно это важно в отношении «игроков», которые, обидно это или нет, не являются доминантными. Иракский, или Южный, Курдистан относится к таким игрокам. Курдистан – стратегически важный район, это – богатейшая нефтяная провинция мира, но он в настоящий момент не обладает самостоятельностью ни в политическом, ни в экономическом, ни в силовом отношении, которая позволила бы ему действовать самостоятельно. Часто отсутствие этой самостоятельности объясняется тем, что Курдистан не обладает независимостью. Действительно, отсутствие независимости лишает Курдистана минимальных международных гарантий своей безопасности от уже реально воюющего с ним Исламского государства, от потенциально враждебного ему еще неопределившегося Багдада, а также от возможной враждебности со стороны стран-соседей – Ирана, Турции, имеющих свои интересы в этом районе. Но дело не только в независимости,  а в том, что Курдистан не обладает необходимой экономической и военно-политической мощью и, более того, его потенциал ограничен с точки зрения тех вызовов, с которыми он либо уже столкнулся, вступив в полномасштабную войну с «Исламским государством», либо еще может столкнуться. Кроме того, Ближний Восток – это далеко не Европа, и здесь малая страна не имеет тех гарантий безопасности, которые подобным странам (и то при условии следования в курсе европейских лидеров) обеспечивает Европа. Иракский Курдистан окружен странами  или достаточно сплоченными группами государств, которые в десятки раз превосходят его по силе, да и по другим формам влияния. Конечно, в определенной ситуации курдская карта может оказаться козырной, но будет только в том случае, если она будет разыграна кем-то из сильных мира сего. Но при этом есть большой риск, что этот игрок может просто воспользоваться курдской картой для достижения своих целей, которые не имеют отношения к курдской мечте о независимости и самостоятельном существовании. Так на сегодняшний момент устроен Ближний Восток. Но если это так, то очень важно понимать факторы, определяющие развитие этой ситуации.

Постколониальные государства Ближнего Востока сегодня раскалываются не потому, что они были плохо скроены: многие европейские страны не просуществовали и этого времени и не только в 20-ом веке. Они были созданы достаточно умело, когда необходимость поддержания баланса разнородных этноконфессиональных сил сама по себе задавала авторитарный вектор их государственного развития. Это были государства, в которых логика политического выживания воспроизводила и поддерживала у власти авторитарные режимы, но никакую другую задачу и нельзя было заложить в архитектуру государственного строительства после первой мировой войны, если не предаваться утопиям. Иными словами, ближневосточные государства были скроены настолько умело, правда, по-империалистически, т.е. по принципу разделяй и властвуй, что намного пережили те обстоятельства, в которых они создавались, и тех, кто их создавал. И, тем не менее, их срок настал: началась перекомпоновка Ближнего Востока.

Ее причина кроется в том, что даже разделенные на отдельные государства народы Ближнего Востока, пройдя периоды внутренних зачастую очень «крутых» трансформаций – националистических трансформаций, не сумели преодолеть  глубинные, базовые, фундаментальные аспекты этнического и религиозного сознания. Да и сами эти националистические революции, преследовавшие определенные цели, не увенчались ничем. Арабские страны не превратились в современные общества, а такая задача ставилась, по-крайней мере, в Египте, Сирии и Ираке. Но не была решена. В советское время сказали бы, что в странах Ближнего Востока не удалось провести «культурную революцию», а их включение в мировую капиталистическую систему осталось поверхностным. Не удалось преобразовать эти этносы в современные, а страны в государства граждан. Другая сторона проблемы состоит в том, что социально-классовая структура обществ не стала современной. Подавляющая масса людей в странах Ближнего Востока получает свою долю общественного богатства, не потому что занимают определенное место в разделении труда, а потому что являются частью архаичной социальной структуры, например, частью этноса или частью конфессиональной группы, т.е. претендуют на свою долю и получают ее как компатриоты или как единоверцы. В производственном плане масса народа является совершенно избыточной, но она растет. Соответственно, общественное сознание этой массы развернуто в сторону обоснования значимости этой массы населения и обоснования ее права на получение своей доли общественного продукта. Естественно, что растет национализм и радикализируются религиозные представления. В результате глубинным движителем политического развития осталось изменение демографических пропорций как между слоями населения, например, в Египте, так и между этносами и этно-конфессиональными группами в поликонфессиональных и полиэтнических странах. Эти изменения носили сравнительно объективный характер в том плане, что слабо поддавались государственному регулированию: тем более, что ислам запрещает меры по искусственному сокращению рождаемости. А административное устранение этих перекосов в современных условиях с использованием этнических чисток или жестокое подавления этнических меньшинств стало практически невозможным из-за вмешательства международного сообщества, хотя иногда межэтнические или межконфессиональные кризисы заканчиваются гуманитарными катастрофами, типа «библейского» избиения тутси в Руанде.  В ряде случаев внутренние полицейские меры, направленные на принуждение национальных или религиозных меньшинств к подчинению, стали приобретать характер геноцида, например, действия против курдов и шиитов в Ираке, в частности «арабизация» курдских территорий в Ираке в саддамовское время, или изгнание христианского и езидского населения арабами-суннитами, сторонниками «Исламского государства» в Ираке сейчас.

В некоторых странах Ближнего Востока эти пропорции нарушились настолько, что политические системы эти стран пребывают в перманентном кризисе, происходит ослабление государств, снижается возможность управлять странами, что проявляется в усилении различного рода повстанческих, террористических и иных подрывных групп. Возможно, что в другом регионе или в другое время подобные кризисы привели бы к появлению какого-то нового качества, но не сейчас и не на Ближнем Востоке. Здесь важной составляющей развития политических кризисов является то, что внутренние межэтнические и межконфессиональные балансы традиционно связаны с региональными, поэтому при известном с этим ослаблении государственных структур начинается регионализация проблем, т.е. происходит интернационализация конфликтов. Это относится к Ливану (многостороннее вмешательство), Сирии и Ираку, а также в определенной мере к Израилю и Палестине, отношения последних изначально оказались несбалансированными, поэтому они с самого начала стали регионально обусловленными. В результате мы имеем дело с регионализацией внутренних проблем Левана, Сирии и Ирака, в которых демографическое развитие уничтожило баланс в отношениях отношения между этносами, на котором эти страны были основаны. Это происходит внутри стран Ближнего Востока, а извне постколониальный Запад больше не способен оказывать достаточное давление, чтобы локализовать процессы, протекающие в ближневосточных странах, в рамках государственных границ, поэтому они приобрели региональный характер. Можно вспомнить совершенно бездарную попытку вмешательства США в события в Ливане, Эфиопии, Сомали. Иными словами, для Ближнего Востока характерно то, что этносы или религиозные группы могут рассчитывать и реально получают внешнюю поддержку в решении внутренних проблем. Это обусловило формирование региональных рамок развития и появление соответствующих центров силы, которые способны влиять на ситуацию в регионе. Формально это – Иран и Саудовская Аравия, которые, по сути, находятся в состоянии холодной войны, но если взять ситуацию в более полно, то есть еще три центра – Турция, Израиль и курды, поскольку у этих  последних  есть свои интересы в регионе, которые надо учитывать. Но они, даже Турция, долгое время шедшая в Европу и геополитически почти ставшая ее частью, сейчас не являются региональными центрами силы с точки зрения расклада сил на Ближнем Востоке. Эти процессы перестройки стран Ближнего Востока могли бы принять затяжной характер, но развитие событий ускорилось, потому что США с союзниками разрушили архитектуру одной из ключевых стран Ближнего Востока – Ирака, выбив из структуры государства ключевой для нее суннитский «камень». Перестав быть государство образующим этносом, сунниты Ирака оказались в положении хуже курдского, потому что не мыслили себе жизни без доминирования в Ираке. Но проблема была в том, что этот «выбитый элемент» не был уничтожен, а был вытолкнут в региональное пространство, хотя первоначально могло показаться, что иракская баасистская эмиграция, несмотря на то, что она насчитывала несколько миллионов человек, тесно связанных между собой и обладавших значительными материальными ресурсами, рассосется. Это было ошибочное мнение, и в силу того, насколько живучей и спаянной оказалась эта группа, и потому что Ближний Восток уже показал свою способность гальванизировать диаспоры. Это прекрасно видно на примере палестинских беженцев, которые за многие десятилетия не растворились в, казалось бы, однородной среде. В результате ускорился процесс региональной консолидации этносов и этно-религиозных групп. Особенно ускоренно пошел процесс  консолидации арабо-суннитского компонента, который часто подается как просто исламский, хотя необходимо учитывать именно его арабскую, а уж затем и исламскую природу. Он приобретает очертания нового «Исламского государства», которое возникает на землях Сирии, Ирака, что поставит сложный вопрос о его правомочности и о его признании. Пока лидеры этого государства настроены категорично, рассчитывают захватить и Сирию, и Ирак, угрожают другим странам, но, скорее всего, это иллюзия.  Арабы-сунниты, потеряв власть в Ираке, не могли вернуться на политическую арену, не перегруппировавшись за пределами Ирака и не создав мощную опору в суннитском сопротивлении, чья история уходит к войне в Афганистане. Сейчас одиозное протогосударственное объединение «Исламское государство», по сути, реализует ту программу объединения арабского ареала, которую провозглашала, но не смогла выполнить «баасистская тройка» — Насер, Асад и Саддам. Оказалось, что эта программа реализуема на фундаменте суннитского исламского фундаментализма, сплачивающего арабскую улицу, современный арабский «пролетариат», которому  нечего терять, а приобрести он может весь арабский мир: тогда богатства этого мира действительно  станут общими и каждый мусульманин получит равный доступ к ним. И то, что не сделали, действуя сверху, делается снизу. Ришар Дармон называет эти силы «исламскими интегралистами». У этих людей реальная и мощная цель, она позволит мобилизовать огромный людской потенциал арабской улицы! Она действует революционно, наделяя полномочиями и деньгами тех, кто еще вчера, в других нереволюционных обстоятельствах ничего не мог добиться. Безусловно, они представляют угрозу для всего региона, поскольку те арабы-сунниты, которые сейчас сплачиваются в Исламское государство, не только видят перспектив федерального Ирака, но и не признают прав других этносов и религиозных групп. Для них в принципе неприемлема независимость Курдистана, или иракского Шиистана, если обозначить так шиитские районы Ирака, поэтому они попытаются уничтожить нынешний Курдистан, чтобы подмять под себя все ресурсы этого района в предстоящей войне с арабами-шиитами. Огромная опасность состоит в том, что пока недооценивают это суннитское протогосударственное образование, называя его террористическим, а это – по сути, государственная структура, которая широко использует методы террора и подает себя как силу, которая намерена уничтожить все, что мешает созданию мощного исламского (шиитов они за мусульман не считают) государства на территории Ближнего Востока. Огромной ошибкой было то, что при построении политики внутри  Ирака  сбрасывалось со счетов «саддамовское наследие», а именно: упускалась возможность реставрации в Ираке «неосаддамовского», т.е. авторитарного суннитского режима, что сейчас и происходит только в более жесткой форме, правда, пока на суннитских территориях. Не должно смущать то, что это происходит в одиозных экстремистских формах: революции умело перехватывают чужие лозунги, если они ведут ее к ее собственной победе. При этом иллюзией является то, что «Исламское государство» сможет выйти за пределы арабской цивилизации, несмотря на примерные карты своих претензий, сделанные по европейским учебникам средневековой истории, которые насквозь фальшивы. Параллельно шииты, пришедшие к власти в Ираке только в результате внешней международной агрессии, смогли удержаться и, видимо, держатся у власти в значительной мере благодаря иранской помощи и политическому посредничеству (по сути, мягкой силе Ирана). Произошла консолидация шиитского населения Ирака, которое в любой момент может заявить о создании собственного государства, но удерживается от этого, ставя перед собой более амбиционные цели – удержание в своих руках всего Ирака. Уже сейчас шиитская часть Ирака составляет с Ираном мощный блок, но он потенциально включает значительные массы шиитского населения стран Персидского залива, и близкие по религиозному сознанию группы населения Сирии, Ливана. В какой степени удастся консолидировать это население? Получили толчок процессы обособления курдов, которым стечением обстоятельств с начала 90-х годов XX века была дана реальная ниша в Южном Курдистане для начала строительства своей государственности. До этого, несмотря на многочисленные попытки, им не удавалось положить начало этому процессу из-за того, что внутри государств, где они присутствуют – Турция, Иран, Ирак, Сирия, курды пока не образуют силы, способной изменить ситуацию в свою пользу.  Перекомпоновка Ближнего Востока пойдет в пределах этнических границ, хотя в ряде районов будут попытки очистить территории от малочисленных этносов и религиозных групп. Одна из важнейших задач осознать цивилизационные границы на Ближнем Востоке, которые скрыты и напластованиями османской и персидской истории и особенно сильно искажены исламскими иллюзиями, которые чрезмерно раздуты благодаря европейским историческим конструкциям, представляющим ислам много более сильным и влиятельным, чем он бы в истории. Ришар Дармон  выделяет Египет, Израиль и Курдистан как потенциальных союзников, видя в них нечто общее, хотя не упоминает наследие Саладина, когда-то объединившего эти территории под своей властью. Безусловно, территории западнее Евфрата, как и нагорья Курдистана, протиравшееся когда-то далеко в Иран и даже в Хоросан, – это другая, неарабская часть Ближнего Востока, хотя сегодня над мышлением даже геополитиков довлеет образ современной политической карты мира: они не учитывают обстоятельства на достаточную глубину. Появление и, скорее всего, неизбежная консолидация «Исламского (-арабского) государства» де факто перекроит карту Ближнего Востока и потребует создания противовеса в виде мощного государственного объединения союзных стран Плодородного полумесяца – Египта, Израиля, Турция, Курдистана, территорий, которые последний раз были объединены под эгидой «Аккоюнлу», великой державы, о существовании которой забыли.

Израиль, Египет и Турция несколько десятилетий представляли собой тройку стран-союзниц, хотя их дружба была вынужденной и довольно непоследовательной, но у них есть реально общие интересы и вместе они могли бы образовать третий региональный центр силы. Но для этого Турция, которая одна из своего окружения смогла перестроить свою экономику, не отказываясь от модернистских проектов, от своей «европейскости», должна осознать до конца свою курдско-тюркскую и даже более широко евразийскую природу как государства. Это можно начать с неформальной турецко-курдской федерации как внутри современной Турции, предоставив курдам равные политические права, так и объединения с курдскими анклавами за ее формальными пределами, путем поддержки прав курдов в этих странах. Развитие экономики Курдистана уже является, а  в будущем станет еще более мощным фактором модернизации экономики Турции, единственной сохраняющей потенции модернизации на Ближнем Востоке. Курдистан не станет в этом плане обузой модернизации, а, наоборот, пришпорит ее. Турция потенциально может замкнуть на себя модернизационный потенциал и более широкого региона, включая Кавказ и Среднюю Азию, а также много шире развивать отношения с Россией. Несмотря на новую, самостоятельную роль на Ближнем Востоке, Турция, как и Южный Курдистан,  уже сейчас практически независимый, максимально нуждаются в поддержке Запада. Поддержка Южного Курдистана в его справедливой войне с Исламским государством, которая уже началась, может стать реальным основанием для формирования подобного союза. Вокруг спасения Курдистана, а эта нарождающаяся страна реально нуждается в спасении, и для Турции, как и для всего мирового сообщества вопрос должен стоять именно так, может завязаться та борьба, которая приведет к трансформации северо-запада Ближнего Востока, или исторического Плодородного полумесяца, в новый региональный центр силы.  Большой вопрос сможет ли найти культурные, цивилизационные основания для вхождения в этот блок Египет, долгое время выступавший лидером арабского мира. Египет и Израиль должны найти решение «палестинской проблемы», которая делает оба государства «фронтовыми» и лишает, по крайней мере, Египет модернизационного потенциала. Палестинская проблема, как и сама Палестина, отсекает Египет и Израиль от реального участия в региональной политике. Без урегулирования этой проблемы они практически не могут принять участие решении других проблем региона. Решив эту проблему, они могли бы замкнуть северо-западный пояс модернизированных государств Ближнего Востока.

Вадим Макаренко