Диалог Юрия Цатуряна с почетным профессором университета Яманаси Гакуин (Япония) и приглашенным исследователем университета Хосей (Япония) Константином Оганесовичем Саркисовым об известном французском художнике армянского происхождения Жане Жансеме (Ованесе Семерджяне).

Константин Оганесович Саркисов — человек с энциклопедическими знаниями, поработавший со многими видными деятелями бывшего Советского Союза и современной России. Человек с колоссальной работоспособностью, данной армянскому народу на генетическом уровне.

Цатурян Юрий Амоякович — известный в Нью-Йорке журналист и художник. В течение 31 лет преподавал в Бакинском Нефтяном институте, в Алжирском нефтяном институте и Ереванском политехническом институте.

*************************

Цатурян Ю.А.: Год назад в августе 2013 в пригороде Парижа в возрасте 93 лет скончался французский художник армянского происхождения Жан Жансем. Мы, армяне, любим одаривать громкими эпитетами наших соотечественников и даже грешим этим, но этот, по всей видимости, заслуживает самой высокой оценки и может быть по праву предметом гордости нации. Но вот, что интересно. Я давно занимаюсь великими соотечественниками, а узнал о нем сравнительно недавно. А как Вы?

Саркисов К.О.: Я узнал о нем случайно, и не от армянина, а от японца. Года четыре назад в парке, недалеко от дома в пригороде Токио, где я живу, мне встретился ставший теперь моим хорошим знакомым японец по имени Хатия. Он прогуливал собачку, а я «сам себя». Знакомиться на улице не очень принято в этой стране, но мы как-то разговорились и оказалось, что работаем в одном и том же университете в центре японской столицы. Из затянувшейся беседы, когда его собачка уже томилась, а я все еще в охотку рассказывал о себе, он узнал о моем происхождении «обрусевшего армянина». Последнее его особенно заинтриговало, и скоро я понял почему. На следующей встрече он признался, что «давний поклонник» одного французского художника армянского происхождения. Я, естественно, поинтересовался, как его зовут. «Жан Жансем» — услышал я в ответ. Что ж тут армянского подумал я, но через какое-то время, когда он пригласил к себе домой (что тоже не очень принято) и показал альбомы художника, в одном из них я увидел настоящую фамилию — Ованес Семерджян .

Ц: В русской Википедии есть статья о нем. Родился 9 марта 1920 года в пригороде города Бурса. По-гречески оно звучит «Пурса». Древнее греческое поселение еще до новой эры на азиатском берегу Мраморного моря. С 1326 года, после завоевания Византии османами — это первая и почти в течение сорока лет столица их империи. Вплоть до 1453 года, когда пал Константинополь город оставался главным административным и торговым центром империи. Во все времена он славился как центр шелкопрядения. А отец художника как раз и работал на одной из таких фабрик.

С: В декабре прошлого года мы с женой пролетом в Москву на несколько дней остановились в Стамбуле. На знаменитом восточном базаре в одной из бесчисленных лавок нам встретился чеченец, прилично изъяснявшийся по-русски, как и многие другие в торговых кварталах этого города. Узнав, что я армянин, он оставил свою лавку и повел нас в армянский квартал, благо это совсем рядом. В магазине его друга Левона Маркаряна мы услышали живой рассказ о стамбульских армянах и в довершении приобрели миниатюрную, но тяжеленную лампу Аладдина. После этого приобретения в расчете на чудо мы решили совершить прогулку по кварталу.

Его архитектура не затронута каким-то национальным колоритом. Дома как дома, некоторые со следами запустения. На небольшом пятачке несколько церквей. Армяно-католическая, рядом армяно-протестантская, в которой дети пели псалмы, как мне показалось, на турецком языке. В Армянской Апостольской Церкви в это время не было никого. Молодая женщина, прибиравшаяся во дворе перед входом на мое приветствие на армянском не реагировала никак. Было немного обидно, так как, чтобы произнести его я мобилизовал все свое знание родного языка. Она не говорит на армянском, выяснил наш чеченский гид, изъяснявшийся с ней по-турецки. Армян все меньше и меньше. Но они еще держатся и хранят свою веру и в какой-то мере язык.

Ц: Вернемся к малышу, который на руках родителей спасался в Греции. Он вряд ли помнил ужасы резни, но, наверняка, слышал рассказы родителей и родственников о геноциде. Это как-то должно было отразиться на его творчестве.

С: Насчет творчества. В этом отношении судьба еще раз была благосклонна к нему. Впрочем, «благосклонна» звучит иронично, если иметь в виду, что мальчик сломал себе ногу и поэтому мать (к этому моменту отец скончался) повезла его во Францию лечиться, где они устроились в одном из пригородов Парижа — в этой Мекке художников. Это обстоятельство оказалось решающим. Ованесу тогда было всего 11 лет, а с 14 лет он стал посещать одну из бесплатных школ на Монпарнасе. С темы геноцида он начинал, и это естественно для человека с такой биографией. Произведения этого ряда в его творчестве поражают глубиной передачи безмерного горя — на лицах, фигурах и в атмосфере самих картин.

Ц.: В тех же источниках в интернете можно найти такую фразу: «Жансем является последовательным носителем национальной исторической памяти, которую он на протяжении всей своей жизни привносил в изобразительные ряды». Или: «К 90-летию геноцида, в 2005 году, он привез в Ереван и подарил музею цикл картин на эту актуальную тему. Такой концентрации боли и ужаса в армянском искусстве нет».

С: Все это так. Но его творчество подняло его имя на мировой уровень, так как было многогранным. В нем звучали не только трагические и печальные мотивы, но и светлые — красота и изящество красок и контуров окружающего мира. Прославили художника произведения из цикла молодых балерин, карнавальных сюжетов и масок. Это его ниша в мировом изобразительном искусстве. Особенно первое.

Ц: Но сравнительная неизвестность его имени для широкой публики говорит о том, что это все же не уровень первых имен импрессионистов и постимпрессионистов: Моне, Ренуар, Шагал… не стану перечислять, они хорошо известны, к тому же говорить на эту тему неловко – мы с вами дилетанты.

С: С помощью мощных поисковых систем я «бродил» по англоязычным газетам, начиная с военного времени, пытаясь найти его имя. Оно стало встречаться, с 60-х годов прошлого столетия в рекламах продаж и выставок в художественных галереях. Поражало то, что его имя стояло в одном ряду с такими великими худониками, как Шагал, Миро, Матис, Вламинк, Гойя, Ренуар, Ремранддт. Правда, в этом же ряду были имена сравнительно неизвестных художников.

Я, увы, не встретил ни одной серьезной газетной публикации о нем. Они, скорее всего, есть, но в специальных изданиях. Не исключено, что мы имеем дело со случаем, когда огромный талант художника получает достойную оценку только после его смерти. Но вот, что касается Японии, эта оценка прозвучала еще при его жизни.

…Гуляя по переулкам, затерявшимся среди пышных улиц в самом центре японской столицы в районе Гиндза, можно случайно набрести на художественное ателье, над входом в которое висит вывеска с именем Жана Жансема. Из 240 художественных галерей и маленьких ателье, которые я насчитал в справочнике по Гиндзе, все они носят имена хозяев или имеют абстрактное значение. Имя художника, да еще европейского — редкость.

Хозяину «Галереи Жансема» Косукэ Мукода около 60 лет, хотя возраст японцев ближе к старости или в старости, определить трудно. Мукода профессиональный «галерист». Это особая порода людей. Они сами не рисуют, но разбираются в изобразительном искусстве порой тоньше самих художников. Как люди, продающие картины, они часто знают ей цену лучше чем те, кто ее создал.

Много лет назад Мукода-сан чутьем распознал талант, который мог найти свое истинное признание именно в Японии. Здесь обратили внимание на индивидуальность, неповторимость творчества армянского художника из Франции. Линии, очертания образов, фигур и предметов его картин и литографий обладают необычайной силой, интенсивностью и изяществом. Эстетика наброска, скетча доведена у него до совершенства. В их незавершенности особая выразительность и притягательная сила, дополненные приглашенной, но трогающей до глубины души теплотой фонов, написанных с использованием оттенков основных цветов.

Для большей экспрессии линий в рисунке или наброске художник использовал разные средства – ручки из бамбука, деревянные разделяющиеся палочки для суси (варибаси). Любимыми были спичечные черенки, особенно изготовленные в Японии. Обмакивая их тушь, он писал свои картины.

Все творчество Жансема – Семерджяна по сюжету и времени создания можно подразделить на шесть групп, говорил Мукода. Первая – портреты армян или греков пожилого возраста со скорбными лицами, плечами, опущенными под грузом пережитого. В целом, это тема геноцида.

Вторая – изображения со спины молодых балерин, в пачках и гетрах, но не на сцене под ярким светом софитов, а за кулисами или в гриммерках. Усталость от танца юного тела в пластике рук и ног, разогнутых или согнутых, поражают своей выразительностью и изяществом.

Серия этих картин и литографий, выставленных на парижских аукционах, принесла громкую славу художнику. Посыпались заказы, но в 1969 г. он объявил, что прекращает их писать. Ему претило «массовое производство» картин некогда удачно найденной и полюбившейся ему темы. Покончив с балеринами, он взялся за изображения матадоров, чьи тонкие фигуры и пластика движений на корриде были сродни любимым балеринам и давали ему пищу для изобразительных находок. Другая тема – люди на рынке. Картины из этого цикла отличались богатством оттенков основных цветов – синего, красного и желтого. Далее в его творчестве серия картин посвящена маскарадам и маскарадным маскам. Здесь уже проявляется выразительность цветовых гамм.

Наконец, он возвращается к теме, принесшей ему мировую славу. Он снова пишет юных балерин, но теперь в его рисунках и контурах больше мягкости, женственности. К выразительности юного усталого тела добавляется и чувственность в изображении обнаженной фигуры в стиле ню. Но все это не вульгарно, а с художественным вкусом, присущим только великим мастерам.

Жансем за свою жизнь написал много картин и они до сих пор успешно продаются. Литографии сериями 120 и более экземпляров можно купить за 8-12 тыс долларов в магазинах, торгующих по интернету, включая Сотби. Примерно столько же они стоят и у господина Мукода и тоже раскупаются. Если бы было не так, то вряд ли ему удавалось бы содержать салон в самом центре Токио. Хотя, конечно же, картины за такую цену не самый ходовой товар. Нужно терпение пока появится настоящий любитель и с деньгами.

И в один прекрасный день такой покупатель появился. Он настолько проникся творчеством художника, что стал приобретать одну за другой картины. Японского поклонника творчества Жансема — Семирджяна зовут Акио Цукахара. Не довольствуясь тем, что было в Японии, он отправился на аукционы в Европу. В Париже он встретился с художником и подружился с ним.

Ц: Наверное преуспевающий бизнесмен или меценат?

С: У него небольшая фирма в префектуре Нагано в 200 км. строго на запад от Токио. Занимается он оптовой продажей сувениров, товаров ширпотреба. Сотрудников всего 16 человек, а годовой оборот около 8 млн. долларов. Надо полагать, Цукахара не столь уж богат, по крайней мере не баснословно, когда деньги тратят без оглядки на скупку произведений искусства и открывают музеи. Но в случае Цукахара, когда количество картин достигло критического уровня — теперь их около 700 — вопрос о музее возник сам по себе. Это единственный в мире музей художника, хотя его картины хранятся во многих художественных музеях мира.

Ц: Нагано. Что-то знакомое на слух. Там проходили зимние олимпийские игры?

С: Точно. Это было в 1998 году. До Нагано на автомобиле четыре часа только в один конец. Так мы с приятелем добрались до музея. Двухэтажное кирпично-деревянное здание из нескольких блоков, где один, самый высокий, бросается в глаза резко покатостью крыши. Оно расположено в местечке Адзумино неподалеку от города Нагано, столицы одноименной префектуры. Это уже ближе к побережью Японского моря, в высокогорной долине, где на горизонте видны снежные вершины горного хребта Хида. Но Цукахара, определенно, место для музея художника, армянина по происхождению, выбирал из-за соседства с горами, покрытыми снежными шапками, что могло ассоциироваться с вершинами Арарата.

Ц: В Японии есть горы, напоминающие Арарат? Слышу об этом впервые.

С: Конечно нет. Профиль Арарата неповторим с двумя контрастно разными по высоте вершинами, во весь рост возвышающиеся над Араратской долиной. Так же над долиной Канто возвышается красавица — гора Фудзи. Но у нее одна вершина, и очертания настолько классически пропорциональны, что похожих на нее гор я видел лишь на Камчатке и в штате Вашингтон у Сиэтла.

Ц: Вернемся к нашей теме. Что представляет из себя музей?

С: Заплатив по 1 тыс. иен (10 долларов) за вход, мы вошли в уютное помещение. Народу было мало. Мы специально выбрали будничный день, чтобы было мало народа. К тому же накануне прошел страшный ливень, следы которого оставались на дорогах и асфальте, и охотников ехать так далеко поубавилось. Впрочем, это не касалось другой достопримечательности Адзумино — плантаций «васаби», японского хрена, непременного ингредиента японской еды «суси». Для выращивания этого плода нужна безупречна чистая и быстрая вода, а речки в горной долине как нельзя лучше отвечают этим требованиям. Кстати, сочный зеленый цвет «васаби» присутствует в палитре картин Жансема на тему маскарадов и масок.

Помещения музея небольшие и их всего несколько. Расположены они на двух уровнях — первого этажа и бельэтажа, квадратные и круглые. Но размещение картин и, главное, их освещение, идеальны. Они усиливают восприятие красок и образов, превращая их в нечто волшебное, заколдованное. Как кто-то в одной из интернетовских рецензий писал, что пройти мимо картины Жансема невозможно, они «цепляют» вас.

Ц: На этой ноте о «колдовстве» искусства и таланта художника мы можем закончить наш диалог, порекомендовав тем, кто прочитал его, как минимум, поискать в «Гугле» по ключевому слову «Жансем»

С: Но лучше сделать максимум — съездить в Париж или Токио, чтобы испытать это волшебство творчества художника, непосредственно с ним соприкоснувшись.

Записал Юрий Цатурян, Нью-Йорк (США)