Корр. “НВ” Елена ШУВАЕВА-ПЕТРОСЯН, недавно побывавшая на Арарате, продолжает свои путевые заметки (статья о восхождении была опубликована в предыдущем номере “НВ”). Сегодня она рассказывает о дороге на Арарат и обратно: “Перед восхождением на библейскую гору мы побывали в Карсе и Ани, а спустившись, в Баязете, Игдыре, у водопада Беркри, ночевали на берегу озера Ван, купались в его водах, ели скромных размеров и особого вкуса тарех, гуляли по острову Ахтамар, разговаривали с ванскими кошками, стучались в Дверь Мгера, молились в армянской церкви в Вараге, хранителем которой стал курд Чобан, знакомились с интересными людьми, в жилах которых течет капелька армянской крови”...

От Еревана до Карса 170 километров, если бы не эти проклятые границы и объезд в 500 километров. В 10 веке этот городок, так напоминающий Гюмри, был столицей Багратидской Армении. Дома армянской кладки, сокрытия ради, выкрашены в нереальные цвета. На некоторых из них сохранилась непонятная многим маштоцевская вязь армянских букв. Карсская крепость, которая во время русско-турецких войн 19 века стала одним из главных объектов борьбы на Кавказском театре военных действий, возвышается над городом. Именно отсюда самый прекрасный вид на Карс, в сердце которого армянская церковь Святых Апостолов 10 века. На крепости развевается огромный турецкий флаг.

Прогулка по Карсу

Турецкая пацанва с хохотом проносится мимо нас по крутой мощеной дороге. Через некоторое время мы их обнаруживаем на самой высокой точке крепости. Они, также хохоча, кричат нам: “Гезал! Гезал!”, мол, “Прекрасно! Прекрасно!”, чем вызывают негодование наших ребят.
Для меня лично Карс, учитывая всю его армянскую историю, все-таки немножечко и русский. В ноябре 1877 года этот город был взят русскими войсками в результате стремительного штурма, и по Сан-Стефанскому мирному договору 1878 года отошел к Российской империи. Тогда окрестности города активно заселяли русские переселенцы — в частности молокане. Может, поэтому в городе чувствуется и русский дух. А потом этот треклятый Карсский договор 1921 года...
По статистике, в начале 19 века в Карсе было 850 домов, из которых 600 принадлежали армянам (71%). По переписи Российской империи 1897 года, население города 20 805 человек, из них 10 305 (49,6%) армяне, 3483 (16,7%) русские, 1914 (9,1%) украинцы, 1084 (5,2%) поляки, 786 (3,7%) турки, 733 (3,5%) греки... После завоевания города турецкими войсками в 1918-1920 годах большинство жителей были убиты или стали беженцами. В настоящее время 20% населения Карса составляют этнические азербайджанцы, остальные — курды.
...Быстро спускаемся в город и идем к армянской церкви, а затем к мосту Вартана. У порога церкви, более полувека назад превращенной в мечеть, а ныне действующей как музей, все разуваемся и ступаем на мягкие ковры. Ребята (из альпинистской группы. — Ред.) встают на колени и раскрывают Библию. Охранник обеспокоен, он мечется, не зная, что делать, кому звонить в данном редком случае. Потом уходит в маленькую комнатушку и раскрывает Коран, спасаясь от иноверных сурами.
Спустя всего лишь один день, во время восхождения на Арарат, к нашей команде присоединится турок Джан, который в разговоре о геноциде скажет такую фразу: “Ну, все тогда резали друг друга!” А потом задаст вопрос об армянском золоте — правда ли, что его прятали за хачкарами. Но в основном Джан был очень тактичен и старался избегать острых углов в разговоре, когда наши ребята распалялись. Он был тих, приветлив, улыбчив. Также тихонечко дошел с нами до вершины, развернул флаг какого-то университета. Но когда на спуске во время урагана часть нашей команды потерялась, он, после Мамада, поднявшего тревогу, первым бросился на поиски.
В прошлом году (во время моего первого восхождения на Арарат) мы посетили Археологический музей Карса. На сей раз команда отказалась от этого предложения — слишком тяжелая и больная тема для армян. Там стоит вагон, подаренный правительством РСФСР туркам. А у вагона — бюст турецкого политического деятеля Кязыма Карабекира, который в 1920 году руководил военными действиями против Армении.  Во дворе музея стоят вишапы, пулпулаки и надгробные камни — вечные свидетели резни армян. Удивительно, но мало кто задается вопросом — что же написано армянскими буквами на этих камнях. А написано там, что некая Арусяк, 1894 года рождения, “почему-то” умерла в 1909 году, а камень поставил в ее память Арутюн. Другое надгробие рассказывает о рожденном в 1877 году и почившем в 1900-м. Роднички тоже сделаны в память об умерших. В здании музея хранится большое количество крестов, а залы украшены огромными резными дверьми, на которых когда-то были кресты. Перпендикулярные ветви креста сняты, но цвет все равно выдает его изображение. Над дверью по-армянски написано: “В память о Гаяне”.
...Массивный и крепкий мост Вардана (внимание привлекают надежные скрепы, которыми “связан” мост) над вонючей рекой, в которую стекают воды из турецких бань, поражает своим величием — да, такой мост строили на века... Рядом заколоченные ворота с номером дома. А чуть дальше по адресу ул.Эрзерумская, 100 стоят руины дома Чаренца. На стене номер телефона. Вполне возможно, что руины можно купить.
А далее наша экскурсия по городу продолжается уже из окна машины. Про себя выделяем армянские дома и названия, русскую церковь, тоже превращенную в мечеть... Впереди Ани... Еще один город-призрак, грустное напоминание о былом армянском величии.

Ани — город для коров
и туристов

Не знаю как туристов, но с прошлого года в городе коров значительно прибавилось. Живые “газонокосилки” важно прогуливаются по Ани — одной из двенадцати армянских столиц (в 961 году царь Ашот Третий сделал Ани столицей Армении), гадят и косятся на туристов — мол, а вы зачем сюда приперлись. Город в запустении уже более семи веков.
На табличке при входе написано, что после Первой мировой войны город, который в 1878 году был присоединен к России, был передан своему исконному владетелю — Турции. Вот такая историческая справедливость!
На все про все нам выделено полтора часа. Посмотреть Ани за полтора часа просто нереально. В прошлом году я посмотрела одну часть города, в этом — другую, но самая интересная часть осталась неисследованной. А самое интересное — это строения, уходящие в ущелье к реке Ахурян. Они сливаются с пещерами и упираются в пограничную сетку, в которой полно дыр и через которую шныряют пастухи за разгулявшимися в буферной зоне коровами.
В Ани турецкие гиды рассказывают туристам историю своих завоеваний. Армянская семья из Канады несет корзины винограда — как раз недавно прошел праздник освящения винограда — и оставляет в одном из храмов. Туристы ликуют: виноград — спасение от жажды, а за стенами храма жара неимоверная.
В Ани мне точно придется вернуться, чтобы еще раз послушать этот город...

На снимках: чайханщик Али из Карса; два Карса, два профиля- турецкий и армянский (справа); Елена Шуваева-Петросян в своей стихии, т.е. в горах.

Нет лучше моря для армян, чем озеро Ван

После того как мы побывали на вершине Арарата, о чем я рассказала в своем предыдущем очерке, мы направились к озеру Ван, чтобы смочить свои натруженные ноги. Честно скажу, нет лучше моря для армян, чем озеро Ван, которое больше Севана в два с половиной раза. Здесь, видимо, жива легенда о Ванском чудовище, поэтому тех, кто отваживается зайти в воду, слишком мало.
Прибрежная зона аккуратно прибрана, вдоль береговой линии чайные, небольшие гостиницы и удобные места для кемпинга, оборудованные душевыми, туалетами и раздевалками. Платишь примерно две тысячи драмов и разбиваешь себе палатку на ухоженной территории и пользуешься всеми благами. Питание в кафе значительно дешевле, чем в Ереване. Тарех — рыба, которая водится только в Ване, — очень скромна в размерах. Сейчас меня в Армении спрашивают, ну как на вкус эта рыба. Сразу скажу, поев однажды, вы точно будете знать, что такой вкус только у тареха.
В первый же день мы отправились на остров Ахтамар. В церкви Святого Креста, на которой все-таки, слава Богу, установили крест, петь армянские песни нельзя, потому что это “раздражает другие национальности”.
Но все-таки охрана терпима. Осмотрев внутреннее убранство, алтарь, натыкаюсь взглядом на высеченную надпись “Кязим”. Затертые лики святых плачут пустыми глазницами. Ржавые гвозди в стенах расплываются терракотой.
Около церкви прогуливаются жених и невеста вместе со свадебной процессией. Тигран направляется к ним, чтобы узнать, кто они по национальности. Оказывается, курды. Как у жениха вытянулось лицо, когда его спросили, не армянин ли он... Будто бы его застали врасплох, раскрыв какую-то тайну, которую он прятал глубоко в корнях. Оказывается, место выбрано для фотосессии исключительно потому, что здесь красиво.
По острову прыгают кролики, на берегу продают гипсовые статуэтки ванских кошек. Магнитики с изображением этой красавицы стоят половину стоимости тареха. Мы же отправились купаться. Вода настолько соленая, что кажется, в ней невозможно утонуть. Прозрачная даже на глубине, теплая, ласковая. Удивительно, что никто не купается. К нам же ванское чудовище благосклонно.
...Некоторые мои спутники расположилась на ночлег прямо на берегу озера под звездным небом, чтобы спать под ласковый шепот воды, остальные — в палатках. Те, кто спал на берегу, едва проснувшись, бросились в воду.
...Тигран рассказывает, что всего лишь несколько месяцев назад обнаружил, что у него ванские корни. В 1915 году, когда его прадедушка Манук Шахбазян находился по делам в Америке, прабабушка, спасаясь от резни, взяв двоих детей, отправилась в Армению. Жилось им сложно. Дети зарабатывали тем, что чистили обувь на улицах. Через шесть месяцев они вернулись в Ван с надеждой, что трагедия больше не повторится. Но не тут-то было. Прабабушку убили. А дети попали в приют в Иерусалиме. Достигнув юношеского возраста, Шахбаз — дед Тиграна — отправился в Армению, а его брат во Францию. Только через 53 года они нашли друг друга, проговорили несколько дней и ночей и приняли решение — больше не встречаться, переписываться, но не встречаться, — слишком больно все вспоминать. Да и тогда, в советское-то время, связь с заграницей не приветствовалась. В общем, контакты были потеряны. Но совсем недавно Тиграна нашел сын французского дяди, который несколько лет возглавлял армянскую общину в небольшом городке во Франции. От него Тигран и узнал подробности семейной истории.
...Провести лишь сутки на берегу Вана — это слишком мало. Сюда нужно ехать на недельку как минимум. Конечно, каменистый пляж, но не хуже, чем в Батуми. Зато теплая вода, штиль, отсутствие медуз, продавцов кукуруз-мукуруз, чистый пляж... Ну а для армян это еще и прикосновение к корням. Хотя и слишком болезненное. Некоторые мои друзья говорят, что не едут в Западную Армению — боятся своей реакции...

Дверь Мгера

Стучались в дверь Мгера, с трудом забравшись по скользким, будто бы вылизанным камням. Не открыл. Видимо, время еще не пришло.
Вообще это очень интересная скала посередине города, которую называют Вороньей. Большая стена, высеченная в скале, с клинописной надписью, по форме и отделке напоминает дверь. Турки называют Дверь Мгера “Беяз капа”, то есть белая дверь. И оно неудивительно, скала-то белая.
Влад у двери Мгера обнаружил горный чеснок, который, по его словам, дает уставшим путникам силу.

Церковь Варагаванк
и ее хранитель Чобан

Армянская церковь в Вараге, ныне — Эдик Элиса, что переводится как “семь церквей”, встречает нас закрытой дверью. Ее хранителем стал простой курд Мехмет Чобан. И это хорошо. Семья Чобана выдает ключи только армянам и другим интересующимся туристам. Вообще-то здесь когда-то было семь армянских армянских церквей, а также училище, в котором учился епископ Гарегин Срвандзтянц. А будущий католикос Мкртич Хримян (Айрик), потрет которого хранится в церкви вместе с другими фотографиями, издавал здесь ежемесячник.
В 1997 году храм, который находился в запустении, посетил отец Месроп Асчян. Он-то и дал денег Мехмету, чтобы тот отремонтировал как мог церковь и стал хранителем этой святыни. Уже несколько лет нет в живых отца Месропа, а Мехмет продолжает выполнять его волю. В книге записей есть благодарности на разных языках от армян за то, что этот человек так трепетно бережет армянскую святыню.

Приют ванских кошек

Ванские кошки особенные. Я так говорю не потому, что они красивые и необычные. Имея разноцветные глаза, белый окрас и оранжевые ушки, которые якобы позолотило солнце, когда кошки ныряли в Ван за тарехом, они еще и разговаривают. Смотрят на тебя и мяукают, и ты точно знаешь, что они хотят сказать.
Оказалось, что приют содержит курдская семья. Но Владу это показалось подозрительным, и он стал приставать к девушке — дочке владельцев — с расспросами. Вернее, он ей напрямую сказал: “Ты армянка!” Девушка стала отпираться. Но упертый армянин настаивал на своем: “У тебя глаза армянские!” В конце концов девушка сдалась и сказала, что у нее бабушка армянка. Разговаривали на английском. Эта семья призналась, что знает о резне, но все это в прошлом, а жить нужно будущим.

Водопад Беркри

Этот город ныне называется Мурадие. Но старожилы помнят его старое название и легенду. В армянской традиции город назывался Беркри, он входил в уезд Арберани провинции Васпуракан. Рассказывают, что здесь с древнейших времен было много фруктовых деревьев, которые из года в год давали обильный урожай. Местные жители при встрече приветствовали друг друга словами “беркри”, что по-армянски означает “радуйся” и звучит как упоминание об обильном урожае.
Как область, так и город принадлежали в раннее средневековье армянскому роду Гнуни, с 8 века перешли в руки арабского племени утманик. С 80-х годов 9 века вошли в состав армянского царства Багратидов.
Коренное население города — армяне, составляющие большую часть населения района до 1915 года, были либо убиты, либо изгнаны во время геноцида.
Красивейший водопад Беркри берет начало на горе Тондрак, течет параллельно Васпураканским горам и, протекая 65 км, впадает в озеро Ван. Именно здесь, на краю ущелья, нам предстояла ночевка. А пока мы уютно разместились в кафе... Небо затянулось тучами, и ливанул дождь. Хозяин кафе Дженсем, который внимательно следил за нашей компанией, периодически подходя и глазами участвуя в разговоре, предложил заночевать прямо в его заведении — мол, я оставлю вам ключи, а утром приду, чтобы вас проводить, а если задержусь, то просто прикройте дверь. Конечно, это предложение нас очень удивило — человек видел нас впервые...
Через некоторое время, когда наши ребята сели играть в мафию, Тигран, Мрдо и я разговорили Дженсема. Интересный разговор получился: Дженсем говорил на тюркском Мрдо, Мрдо переводил Тиграну на армянский, а тот мне на русский. И признался Дженсем, что его прадед был армянином, но в то время скрывали свое происхождение, да и сейчас особенно не афишируют. Однако он помнит о своих корнях. Рассказал, что поблизости есть армянские монастыри, вернее, руины Сурб Стефанос и Сурб Аствацацин.
Спрашиваю его, правда ли, что Оджалан армянин, Дженсем смеется и говорит “да”. “Но мы не говорим об этом, это не очень хорошо для национальной идеи”, — уточняет он и тут же спрашивает: “Вот каждый ли армянин может себя сжечь за своего лидера? А за Оджалана каждый курд может себя сжечь”.
Над кафе Дженсема нет турецкого флага, что тоже вызывает наше недоумение, на что парень отвечает: “Приходит патруль и спрашивает: “Где флаг”, а я им: “Не хочу и не буду ставить!” В этом районе большей частью живут курды, которые настроены воинственно, поэтому патруль не ввязывается в перепалку с ними.
Интересное наблюдение: курды за соседним столиком на сотовом телефоне слушали армянские песни, между тем армяне слушали Pink Floyd.
...Спали мы кто в кафе, кто на свежем воздухе, потому что дождь закончился и на небе появились звезды. А спозаранку пришел Дженсем и напоил нас всех чаем.
Да, в Западной Армении за сто лет армянского отсутствия, конечно, здорово подтерлись следы, но, между тем, много чего и сохранилось и находится в запустении. И я понимаю армянскую боль, понимаю, что для многих просто невыносимо посещать утраченные земли, на которых пролилась кровь их предков, но об армянском культурном наследии, которое сохранилось там, нужно говорить и писать, иначе и это будет уничтожено.

Елена Шуваева-Петросян