Амаяк Акопян: “Мой отец был любимцем Хрущева и Брежнева”

25 мая, 2013 - 13:46

В начале мая исполнилось бы 95 лет выдающемуся иллюзионисту Арутюну Акопяну — лауреату всех мыслимых международных и отечественных премий. Звание Народного артиста Советского Союза ему вручал сам генсек Брежнев. А сегодня имя человека, прославлявшего своим искусством нашу общую страну, позабыто (документальный фильм “Чародей” показал лишь канал “Культура”). Об этом с горечью рассказал его сын Амаяк Акопян корр. российского портала “Вокруг ТВ”.

— Я обзвонил ряд телеканалов с тем, чтобы напомнить о 95-летии отца. Знаю, в архивах лежат прекрасные документальные фильмы о нем. Но в ответ — тишина... Вы понимаете, отец ведь настоящая легенда, он превратил сценический обман в уважаемую профессию. Весь мир до сих пор пользуется и нещадно ворует его трюки. Он за свою жизнь получил призов и наград больше, чем кто-либо, но гордился только одним званием — Народного артиста Советского Союза, ведь Арутюн Акопян был единственным в своем жанре, удостоенным такой чести. Он был настоящим патриотом страны. Мог уехать за рубеж еще в 1955-м и стать миллионером. Но никогда и не помышлял об этом. Ведь здесь его так любили! Все изменилось после смерти. Папу не похоронили на Новодевичьем кладбище. Потом три года мы не могли поставить памятник. Папа завещал, чтобы его фигуру — во фраке и цилиндре — отлили в бронзе в полный рост. На это нужны были большие деньги. Я обошел много кабинетов. Помог только Иосиф Кобзон. Сейчас я горжусь этим памятником, сделанным выдающимся скульптором Фридом Согояном.
— Ваш отец ушел из жизни в 2005-м. Правда, что с этим связана какая-то мистическая история?
— За два года до смерти папа вдруг лег и... отключился. Он не разговаривал, не пил, не ел. Мы подносили зеркальце, чтобы удостовериться, что он дышит. Врачи ничего не понимали, говорили, что это конец. А через две недели папа ранним утром встал, оделся и невозмутимо сказал маме: “Завтракать!” Через два года эта история повторилась: папа опять слег, но больше уже не встал.
...Он обладал сверхъестественными способностями. Однажды к нам в дом пришел маршал Баграмян, у него сильно болело сердце. Папа ввел его в гипнотический транс. Баграмян заснул, а отец, напряженно глядя на него, диктовал: “Сейчас ты окажешься на своей родине — в Карабахе. Вокруг все цветет, горный воздух, журчание ручьев...” Через несколько минут маршал очнулся бодрый, здоровый, в хорошем настроении. Зато из отца энергию будто высосали. Таинственная история случилась и после смерти Арутюна Акопяна. В родительском доме замкнуло проводку, начался пожар. Сгорели часть мебели и два отцовских портрета: самый ранний — времен, когда у мамы с папой начинался роман, и последний — на нем папа уже больной, измученный, худой, но, как всегда, элегантный. Мама не любила эту фотографию. Ее сделали в сквере, на заднем плане там стоит какая-то старуха, вся в белом. Мама как взглянула, так и ахнула: это смерть! Так вот, пожар из всей массы расставленных по квартире фотографий уничтожил только два фотопортрета — знаменующие начало и конец жизни. Но и это еще не все. Убирая после пожара квартиру, мы обнаружили за еще одним огромным папиным портретом спрятанный дневник. Мы бы его никогда не нашли, если бы не пожар. Получается, папа и “оттуда” пытался нам сказать что-то важное. Мама так и не дала мне с братом прочитать дневник, сказала: “Еще не пришло время — живите пока своим умом”.
— Говорят, после этого пожара в вашей квартире обнаружились и “жучки”?
— Огромное количество! Я даже не удивился. Папа всегда был на виду, общался с сильными мира сего, привозил из зарубежных гастролей чемоданы валюты для страны, не оставлял себе ни копейки, вот КГБ его и прослушивало.
Продолжение на стр. 8
— С кем из сильных мира сего Арутюн Акопян водил дружбу?
— Хрущев выделял папу из среды артистов. Как-то на одном банкете Никита Сергеевич назвал Акопяна “жуликом международного масштаба”. После банкета члены политбюро подходили и жали отцу руку — на всякий случай. А дома отец говорил маме: “Я так и не понял — похвалил меня Хрущев или наоборот?..” Потом часто в компаниях папа притворно возмущался: “По сравнению с его министрами-жуликами я ангел!” Свою любовь к Акопяну Хрущев как эстафету передал Леониду Ильичу. Брежнев обожал папу и лично посылал за ним машину на всякие правительственные приемы. Как-то, насмотревшись папиных выступлений, где разрезались и вновь “из воздуха” появлялись свеженькие банкноты, Леонид Ильич даже предложил Громыко сделать Акопяна министром финансов (смеется). А однажды произошел конфуз. Папа выступал на кремлевском банкете. У отца была особенность: он был щеголем, его лаковые туфли должны были отражать сияние люстр, ну а если стрелка на брюках вдруг мялась, у папы портилось настроение на весь день. Поэтому при любой возможности папа снимал брюки — чтобы не измялись. И вот выступает он на кремлевском банкете, в перерыве заходит в гримерку, по привычке снимает брюки и тут... входит Брежнев! И говорит: “Арутюн Амаякович, научите меня фокусу. В детстве я был в цирке. Фокусник снял с меня кепку, налил в нее стакан молока, набросал опилок — а потом вытащил баранки!” Папа, стоявший во фраке, цилиндре и трусах, не попадая ногами в штанины брюк, стал говорить: “Это очень простой трюк. Он описан у меня в книге — я вам ее подарю!” Брежнев живо отреагировал: “Когда?” — “Завтра!” Назавтра папе пришлось с книгой ехать к Леониду Ильичу и дарить эту книгу с описанием фокусов... Папа симпатизировал Брежневу, называл его “хорошим мужиком”. Когда генсек умер, папа поехал на похороны и встал в почетный караул — он искренне переживал...
— А вот конкуренты, говорят, ненавидели вашего отца и чинили всякие гадости?
— Да, у папы крали реквизит, подкупали его сотрудников, чтобы те выдали секреты, однажды подожгли дачный домик, в котором хранились рабочие инструменты. Доставалось и маме. Красавица, интеллигентнейшая женщина, певица, она иногда вела папины концерты. Так вот, после выступлений в нашем доме раздавались звонки, анонимы сначала поздравляли маму, высказывали слова восхищения, а потом вдруг, переходя на змеиное шипение, начинали грязно оскорблять. Ну а однажды случилось и вовсе страшное. У нас ночевал дома мой двоюродный брат. Утром мы с ним и папой выходили из дома, и в подъезде на нас напал человек с ломом. Удалось увернуться — лом застрял в дверном косяке. Брат навалился на нападавшего, но тот выскользнул и убежал... Обращались в милицию — дело замяли, но очевидно, что нападавшего наняли артисты-конкуренты.
— В ваш дом приходили многие знаменитости. Вы встречали их, демонстрируя кавказское радушие? Долма, шашлыки...
— К нам в дом приходили Рина Зеленая, Менакер и Миронова, Борис Чирков, Роберт Рождественский... Я счастлив, что вырос в этой среде. А в отношении застолий — в высоких кругах знали: лучше Акопяна никто гостей не встречает, поэтому, когда случались визиты культурных иностранных делегаций, тут же звонили папе: “Принимай! Покажи, как живут советские артисты!” Помню, в 1961 году в Москву приехал Жан Маре. Для того чтобы достойно его встретить, папа созвал всю свою армянскую родню, и те прямо во дворе нашего дома освежевали барана и принялись жарить из него шашлык.
— Как вы сегодня вспоминаете отца?
— Все чаще в памяти всплывают его фразы. Он повторял их на протяжении всей жизни, но тогда я не придавал им никакого значения. Сейчас начинаю осознавать, как это было мудро и тонко. Помню, как однажды бегал по приусадебному участку, и мама позвала всех завтракать. Папа в этот момент уже работал в мастерской: он рано вставал, пилил, строгал, репетировал. Я ему говорю: “Что ты не идешь к столу?”, а он кладет мне руку на плечо и произносит: “На завтрак себе надо заработать”. Он был заложником своего таланта и трудолюбия. Еще он говорил: “Я не стараюсь работать лучше всех, я стараюсь работать лучше самого себя”. И еще: “Я не работаю для всех — я работаю для каждого”... Папа уходил очень тяжело: не ел, не разговаривал. В этот момент попала в больницу и мама. Я разрывался между ними, переживал, готовил еду, кормил... И однажды не выдержал и во весь голос принялся разговаривать сам с собой: “Ну что за жизнь пошла?! И дома беда, и в стране все не так, и зритель изменился...” Папа, прозрев на секунду, нарушая свое долгое молчание, посмотрел на меня и четко проговорил: “Сынок, жизнь — это не карточная игра и не фокус. Судьба часто подбрасывает тебе крапленые карты, но это не означает, что надо шельмовать...” И все, снова захлопнулся, замолчал. У меня и сейчас слезы градом, когда рассказываю это.
— Чем вы занимаетесь сегодня?
— Меня позвали в театр “Ромэн” в антрепризный спектакль. Зовут и в сериалы. Выпускаю наборы для детей “Юный волшебник”. Может, поеду преподавать в Испанию пантомиму и фокусы... Но главная задача сегодня — закончить книгу о любви моих родителей.
Беседовала Илона Егиазарова

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Тест для фильтрации автоматических спамботов
Target Image