Предлагаем нашим читателям интервью с Сэдой Вермишевой, поэтом и общественным деятелем, которое рассказывает об истории и славных традициях рода Мелик-Каракозовых.

ВОПРОС: Сэда Константиновна, насколько мне известно, по линии деда со стороны матери вы принадлежите к роду Мелик-Каракозовых. Что Вы можете добавить к приводимым в статье Рафаэля Абрамяна (http://www.mecenat-and-world.ru/aragast/2-aragast/abramayn.htm) сведениям?

ОТВЕТ: Приведенные в статье сведения о роде Мелик-Каракозовых и Мелик-Оганджанянах, принявших эту фамилию после покушения Дмитрия Каракозова на Александра II, я могла бы дополнить рассказом о своем прадеде Павле (Погосе) Мелик-Каракозове и его многочисленной семье, тем более, что эта ветвь рода в вышеназванном материале не упомянута. Однако ценно, что положено начало изучению генеалогии рода Мелик-Каракозовых. Тем более, что фамилия эта вообще могла исчезнуть, так как после вышеупомянутого покушения часть представителей рода подала прошение на Высочайшее Имя с просьбой разрешить им не носить фамилию, которая ассоциируется со столь тяжким преступлением. Их просьба была уважена, после чего значительная часть рода Мелик-Каракозовых стала значиться под фамилией Мелик-Оганджановых. Мой прадед Павел Мелик-Каракозов фамилии не менял.

ВОПРОС: Не могли бы Вы подробнее рассказать о вашей ветви рода Мелик-Каракозовых?

ОТВЕТ: Я постараюсь это сделать в меру моих скудных знаний. Они простираются до моего прадеда, Павла (Погоса) Мелик-Каракозова. В живых я его не застала. Но помню его фотографию. На ней изображен человек значительный, большого внутреннего достоинства. У него было семеро детей. Я застала в живых и знала многих из них, а также внуков, правнуков и праправнуков и далее. Но изложение сведений я прерву на правнуках, к которым принадлежу сама.

О прадеде, Павле Мелик-Каракозове, дворянине, карабахском мелике, существует легенда, согласно которой он оказался в Тифлисе со своим братом (имени брата не знаю) после того, как на их родовое поместье, расположенное на стыке Карабаха и Зангезура, было совершено нападение персов. Родители были убиты. Дом разорен. Два мальчика подросткового возраста, мой прадед Павел и его брат в это время гуляли в лесу. Вернувшись, они застали картину, которую я описала. Братья пешком ушли в Тифлис. Мне ничего не известно, как им удалось добраться до города и выжить. Моя мама, хранительница всех легенд и историй рода, рассказывала, что у Павла был каллиграфический почерк. Это обстоятельство послужило тому, что мальчика взяли на службу в суд переписчиком бумаг. Как строилась eго служебная карьера и отношения в новой среде, мне не известно. Но несмотря на столь трагическое начало жизнь свою и своей семьи он построил так, как того требовало его дворянское происхождение и положение в обществе его рода. Известно, что с течением времени он стал Председателем Суда Кавказского края. Женился на княжне Орбели, от которой имел четырех дочерей. При родах младшей дочери жена Павла Мелик-Каракозова скончалась. Он остался вдовцом с четырьмя детьми на руках. Через какое-то время сочетался вторым браком с Меримановой. Она не принадлежала к дворянскому сословию, но оказалась человеком, сумевшим заменить мать осиротевшим детям.

От второго брака Павел Мелик-Каракозов имел троих детей – двоих сыновей и одну дочь.

Всем своим дочерям Павел Мелик-Каракозов дал прекрасное домашнее воспитание и гимназическое образование. Сыновья получили образование в Европе, что говорит о семейных приоритетах и материальной обеспеченности.

ВОПРОС: Вы могли бы рассказать хотя бы о некоторых членах этой большой семьи?

ОТВЕТ: Старшая дочь Павла Мелик-Каракозова, Софья, была замужем за Калантаровым. Имела двоих сыновей. Один из них, Лева, врач по профессии, в советское время подвергся репрессиям и пропал без вести. Другой сын, Коля, был секретарем Керенского. Во время событий 1917 года ушел с Керенским, своей женой и больным сыном на руках по льду Финского залива в Финляндию. Потом семья перебралась в Париж. Связь с родными практически была прервана. Муж Сони, очевидно, умер раньше, потому что Соня жила и скончалась в доме моего деда, Георгия Мелик-Каракозова.

Другая дочь Павла Мелик-Каракозова, Наташа, была замужем за Герасимом Якуловым. Согласно имеющимся сведениям, Якуловы являются выходцами из Карабаха, осевшими в Ставрополье, в Кизляре. Герасим окончил в Москве гимназию при Лазаревском Институте, а затем – юридический факультет Московского Университета. Брат Герасима Якулова приходился отцом известному художнику Жоржу Якулову.

У Наташи и Герасима Якуловых было двое детей, Паша и Маргуня. Маргуня с отличием окончила Высшие женские (Бестужевские) курсы в Петербурге, а Паша в Казани – юридический факультет Казанского Университета.

Маргуня вышла замуж за Михаила Тер-Микаэляна, род которого происходил из Карабаха, из города Шуши. Отец Тер-Микаэлянов принадлежал к купеческому сословию. Сам Миша Тер-Микаэлян окончил юридический факультет Московского Университета, неоднократно подвергался репрессиям, и вся тяжесть семейных забот ложилась на плечи Маргуни, которая была одним из лучших преподавателей английского языка в Тифлисе. Паша работал по специальности. Но он рано умер от тяжелой болезни. Его мать, Наташа, с тех пор не снимала траура. Сколько я ее помню, она ходила в черном, жила с семьей своей дочери, Маргуни, помогая ей растить троих детей: Тэда, Филлипа и Наточку. Особой любовью моего деда пользовался старший внук Наташи, Тэд. Они обсуждали политические новости, даже писали письмо Чемберлену. И дед, и Тэд увлекались историей. И это тоже сближало их. В дальнейшем Тэд окончил механико-математический факультет Тбилисского Государственного Университета, а затем в Москве – аспирантуру, где защитил кандидатскую диссертацию. Преподавал и заведовал кафедрой в Ереванском Государственном Университете. Филлип окончил Тбилисский институт железнодорожного транспорта. Работал по специальности в Москве. Наточка окончила в Москве Институт иностранных языков им. Мориса Тореза. Преподавала английский язык в Тбилиси. В дальнейшем переехала на постоянное место жительства в США, где работала в одной из университетских библиотек Нью-Йорка.

Дочь Павла Мелик-Каракозова, Маша, покончила жизнь самоубийством, бросившись с моста в реку Шпрее, когда началась первая мировая война и она оказалась в Германии, отрезанной от родины, родных и близких.

Дочь Аничка в молодости, говорят, была необыкновенной красавицей, золотоволосой, голубоглазой. Согласно преданию, ее руки добивался отпрыск рода агванских царей. Но замуж она вышла за Агасарова, врача и общественного деятеля.

У них было трое детей: Гриша, Лёля и Шурик. Гриша получил в Петербурге инженерное образование. В годы советской власти был репрессирован, после чего его профессиональная и личная жизнь уже не смогла войти в нормальное русло. Лёля, как и Маргуня, успешно окончила в Петербурге Бестужевские курсы. В Петербурге она пользовалась большим успехом. За ней ухаживал Керенский, но она вышла замуж за Паповяна, специалиста по истории Армении. Жили они в Ереване, где Лёля преподавала русский язык в Ереванском Государственном Университете. У них была дочь, Люлюся, окончившая Ереванскую Консерваторию и преподававшая там. Младший сын Агасаровых пошел по стопам отца, был прекрасным врачом. Однако и он подвергался репрессиям со всеми вытекающими отсюда последствиями.

ВОПРОС: Вы рассказали о дочерях Павла Мелик-Каракозова от его брака с Орбели. Как складывалась судьба детей от второго брака?

ОТВЕТ: Прежде всего хотелось бы отметить, что в семье Павла Мелик-Каракозова не было деления на братьев и сестер родных и сводных. Все дети Мелик-Каракозова, как от первого, так и от второго брака были необыкновенно дружны и привязаны друг к другу до последних дней своей жизни. Чему свидетелем была я сама.

Дочь Павла Мелик-Каракозова от второго брака, Маргарита, вышла замуж за Колманова, который оказался азартным игроком, оставившим ослепшую после родов жену с тремя детьми на руках. Все они жили у деда. Но этого времени я не застала. В дальнейшем, одна из дочерей, Ися, уехала за границу. Другие две дочери, Ида и Лёля, жили в Москве. Ида работала редактором в московских издательствах. С мужем она была в разводе, детей у нее не было. Когда мы жили в Москве, она уделяла мне много внимания. До сих пор помню радость от “книжек-малышек”, которые она мне приносила из своего издательства “Малыш”. Ида была очень жизнерадостным, неравнодушным человеком и всячески старалась помочь мне, когда я делала первые шаги в литературе. Помню, как она на каком-то московском торжественном вечере подарила Николаю Тихонову мою только что вышедшую в Ереване крошечную и неказистую книжечку стихов “Солнце стоит высоко”. И я получила от него короткое, но очень значимое для меня письмо.

Лёля была замужем за Чубаром, партийным работником. У них было двое детей – сын Арик и дочь Маргарита, названная так в честь своей бабушки. Арик окончил Московский авиационный институт, Маргарита – географический факультет МГУ. Их отец был арестован и объявлен врагом народа. Это очень тяготило детей. Жили они тяжело.

Младший сын Павла Мелик-Каракозова, Гаспар, получил образование в Германии, где окончил химический факультет Берлинского Университета. Женат он не был и детей не имел. Жил он, как и Соня, в семье своего брата, Георгия Мелик-Каракозова. Это был человек с детской, ясной душой, далекой от бурь и страстей жизни.

ВОПРОС: Вы часто упоминаете своего деда, Георгия Мелик-Каракозова, рассказывая о других членах большой семьи Павла Мелик-Каракозова. Непосредственно же о самом Георгии пока ничего не сказали.

ОТВЕТ: Мой дед, Георгий Павлович Мелик-Каракозов с какого-то времени, наверное, после ухода из жизни своего отца, Павла Мелик-Каракозова, и матери, а может, и раньше, стал центральной фигурой этой ветви рода Мелик-Каракозовых.

Велика была и его роль в общественной и политической жизни того времени.

С особой силой это проявлялось во время татарских (как тогда называли азербайджанцев) погромов армян в Баку, а также в трагические дни геноцида армян в Турции и вторжения турецких войск в Закавказье.

Георгий Павлович Мелик-Каракозов получил образование в Германии. Там он окончил философский и экономический факультеты Берлинского Университета, а в Бельгии, в Брюсселе, консерваторию по классу скрипки. В Тифлисе владел и управлял банком, был издателем и редактором ряда выходивших в Тифлисе газет: “Аршалуйс” (1903 – 1905 гг.) и “Мшак” (1920 г.), а также журнала “Кавказский вестник” (1903 – 1905 гг.).

Он был одним из лидеров кадетской партии Закавказья, а в последующем, вел активную общественную и политическую деятельность, как на личном уровне, так и в составе Закавказской народной партии, членом которой он являлся, с 1918 года – членом Центрального Комитета Армянской народной партии. С 1917 по 1918 год Георгий Мелик-Каракозов занимал пост комиссара по призрению солдат и их семей в правительстве Закавказья.

В 1918 году, в апреле-мае, в составе делегации Армянского национального совета в Берлине он вел переговоры о воздействии Германии на своего союзника по коалиции, Турцию, продолжающей геноцид армянского населения на всем пути следования вторгшейся на территорию Закавказья турецкой армии.

В 1918–1919 годах в Первой Армянской Республике был Министром просвещения и искусств.

Во время работы на этом посту он создал и ныне действующий Ереванский Государственный Университет. Благодаря широкой популярности деда, его авторитету и умению заражать людей своим энтузиазмом, в Армению в те тяжелейшие годы на преподавательскую деятельность из Тифлиса в Ереван переехало много видных ученых. В тот момент, когда в Ереван из Турции хлынуло огромное количество больных и раненых из числа беженцев, Георгий Мелик-Каракозов своим министерским распоряжением перевел Ереванский Университет в Ленинакан, освободив большое фундаментальное здание Университета под госпиталь. Позже Университет был возвращен в Ереван, но это произошло уже после установления в Армении Советской власти.

Тогда же им была создана Национальная Галерея Армении. Мама рассказывала, как собирались первые ее экспонаты. Дед объезжал в Тифлисе на извозчике своих друзей и знакомых, осматривал висящие на стенах картины, выбирал наилучшие и предлагал хозяевам упаковать и спустить их в дожидавшийся внизу фаэтон. Возражений со стороны хозяев картин он не встречал. Расширившуюся и обогатившуюся новыми приобретениями Национальную Картинную Галерею Армении и сегодня украшают многие работы, которые были тогда “экспроприированы” дедом у их прежних владельцев.

В этот период моя мама, тогда 14-летняя девочка, приехала к нему в Ереван, чтобы в тех тяжелых бытовых условиях как-то облегчить его жизнь. Однако более тяжелыми были психологические нагрузки. Мама рассказывала, что в подъезде дома, в котором они жили, каждый день находили трупы людей, умерших от голода. Толпы голодных женщин с детьми на руках заполняли дорогу из Эчмиадзина в Ереван. Доведенные до отчаяния матери бросали под колеса правительственных машин и экипажей грудных младенцев, которых нечем было накормить. Руководство же республики продолжало проводить нереалистическую политику.

Четыре министра в знак протеста подали в отставку. В их числе были два моих деда: Георгий Мелик-Каракозов и занимавший пост Министра финансов и продовольствия Христофор Вермишев.

С немалыми трудностями и опасностью для жизни была сопряжена поездка делегации Армянского национального совета в Германию. Помимо деда, в делегацию входили видные армянские политические деятели Аршак Джамалян и Липарит Назарян.

Делегации пришлось двигаться в сторону Москвы по территории России, охваченной гражданской войной, для получения мандата на дальнейшее следование к линии фронта России и Германии. Мандат членам делегации был подписан Троцким, который произвел на деда очень сильное впечатление. По его словам, Троцкий обладал гипнотической силой, способной парализовать волю собеседника и полностью подчинить ее себе. Мой дед, сам прекрасный оратор с недюжинным даром убеждения, говорил, что, будучи идеологическим и политическим противником Троцкого, тем не менее во время встреч с ним чувствовал себя кроликом перед пастью льва.

ВОПРОС: А каково было материальное положение Георгия Мелик-Каракозова?

ОТВЕТ: Георгий Мелик-Каракозов в доревоюционное время был состоятельным человеком. В Тифлисе ему принадлежал большой доходный дом, расположенный на Вокзальной площади, который после национализации стал гостиницей, и, как я уже отметила, банк. Газеты и журнал вряд ли приносили доход. Скорее, требовали финансовых затрат.

ВОПРОС: Что бы вы могли рассказать о собственной семье Георгия Павловича Мелик-Каракозова?

ОТВЕТ: Женат Георгий Мелик-Каракозов был на Марии Ивановне Каргановой, дочери дворянина по происхождению, Ивана Соломоновича Карганова, и княжны Тумановой. Моя бабушка, Мария Ивановна, образование получила в Париже, где закончила Академию Художеств. В знак признания ее творческих успехов на занятиях ей было выделено место, которое ранее занимала Мария Башкирцева.

Ее отец, Иван Соломонович Карганов, провел в Тифлисе водопровод, конку, а затем трамвай и фуникулер, застроил домами не один квартал Тифлиса. За предприимчивость, организаторские способности его называли тифлисским американцем. В приданое бабушка получила от отца миллион царскими рублями, а также прекрасный двухэтажный дом, который был построен по рисункам самой бабушки – с высокими потолками, венецианскими окнами. Основными элементами внутренней отделки были стекло и дерево. В этом доме поселились и прожили всю свою жизнь Георгий Павлович Мелик-Каракозов и Мария Ивановна Мелик-Каракозова, урожденная Карганова. Этот дом стал надежной опорой и приютом для многих, кого революционные потрясения или жизненные обстоятельства лишали крова над головой или средств к существованию.

У Георгия Павловича и Марии Ивановны Мелик-Каракозовых было две дочери: Эля (Елена) и Тамара. Эля родилась в год первой русской революции – в 1905 году. Вторая дочь – в 1907 году, во время пребывания семьи в эмиграции.

Сам Георгий Мелик-Каракозов, его брат, жена, братья жены, сыновья и дочери его сестер, получали высшее образование в лучших учебных заведениях Европы и России. Период же взросления старшей дочери Мелик-Каракозова, Эли, пришелся на тяжелейшие первые годы утверждения Советской власти, когда действовал закон о поражении в правах людей из верхних слоев прежнего общества, а также их детей. В частности, лишение права на получение высшего образования.

Замуж Эля Мелик-Каракозова, моя будущая мама, вышла за Константина Вермишева, сына Христофора Вермишева, крупного политического и общественного деятеля Кавказа. Как и Георгий Мелик-Каракозов, на начальном этапе своей общественной и политической деятельности Христофор Вермишев принадлежал к партии Народной свободы и был одним из ее лидеров в Закавказье.

В бурном 1905 году Христофор Вермишев – городской голова (мэр) Тифлиса. В Баку он был владельцем и редактором двух крупнейших газет Кавказа “Баку” и “Ведомости”. В Грузии ему принадлежало поместье “Цинандали”, где производилось знаменитое одноименное вино. Как и Георгий Мелик-Каракозов, Христофор Вермишев в правительстве Первой Армянской Республики занимал пост Министра финансов и продовольственного обеспечения. И тот, и другой подали в отставку в знак несогласия с проводимой правительством политикой. И тот, и другой после установления Советской власти были ограничены в правах и не имели права занимать государственные посты, а их дети – обучаться в высших учебных заведениях страны.

Матерью Константина Вермишева была Варвара Александровна Вермишева, урожденная княжна Аргутинская-Долгорукая. Могущественный род Захаридов имел армянское и грузинское княжеские достоинства. При императоре Павле род был удостоен и русского княжеского титула.

Варвара Александровна окончила в Петербурге Институт Благородных Девиц и, в соответствии со своим происхождением и образованием, зачислена в фрейлины императорского двора. Но наступили другие времена, и жизнь ее проходила не при дворе, который тоже вскоре перестал существовать. Она была человеком, стремящимся внести в жизнь полезные идеи и начинания. В Тифлисе ею была открыта школа, где слепые обучались прикладным ремеслам. Владея этими ремеслами, бабушка Варя и сама преподавала в школе, писала и издавала соответствующую методическую литературу.

Гергий Павлович Мелик-Каракозов, узнав, что сын его коллеги, Христофора Вермишева, испытывает трудности с жильем, предоставил ему одну из комнат в своем доме. Так произошло знакомство моих будущих родителей.

Условия, в которых формировалась жизнь дочери Георгия Мелик-Каракозова, Эли, и сына Христофора Вермишева, Константина, имеют много сходных черт. Оба были детьми видных общественных и политических деятелей Кавказа. И тот, и другой провели первые годы жизни в Европе, куда эмигрировали их отцы после революции 1905 года. Их юность и молодость пришлись на годы крутого слома государственных и общественных устоев страны: Первую Мировую и гражданскую войны, на начавшуюся в 1915 году и длившуюся не один год армянскую трагедию. И родители моей матери, и родители моего отца не были праздными наблюдателями событий, а всецело отдавали им все свои физические и духовные силы. Дети же большую часть времени проводили в обществе гувернантки, как моя мама и ее сестра, или были предоставлены самим себе, как мой отец. И перед Элей Вермишевой, и перед Константином Вермишевым двери в высшие учебные заведения на тот момент были закрыты. Вскоре они поженились. Но только сейчас, сделав этот небольшой экскурс в прошлое, я поняла, насколько естественно их отношения сложились именно таким образом.

И, когда моего отца пригласил на работу в качестве секретаря Серго Мартикян, крупный политический деятель компартии, обративший внимание на незаурядные способности 20-летнего молодого человека, он дал согласие. Несмотря на молодость, отец мой сумел сделать выбор между Тифлисом и Ереваном в пользу Еревана, хотя в Ереване ни у него, ни у его жены не было ни родственников, ни знакомых. Вскоре Мартикян был арестован. Отец же всегда вспоминал о нем с чувством благодарности. Из двух дочерей любимицей Георгия Павловича была Эля. И ее отъезд не мог не печалить его. Но любовь к Армении вне зависимости от правящего режима была для него выше огорчения от разлуки.

В Ереване наша семья жила до 1936 года. Шло бурное развитие республики. Отец был активным участником этого процесса. Не имея ни высшего образования, ни партийного билета, к этому времени он уже занимал должность начальника планового отдела крупнейшей стройки не только Армении, но и Советского Союза, – завода по производству синтетического каучука (СК). В 1936 году семья переехала на постоянное место жительство в Москву. В Москве жила мать моего отца, Варвара Александровна Вермишева со своим сыном, старшим братом отца, будущим автором нашумевшего романа “Амирспасалар”, Григорием Вермишевым. К этому времени он был в очередной раз, как офицер Генштаба царской России, репрессирован. Бабушка Варя, а ей в это время было порядка 85 лет, осталась одна. Это обстоятельство сыграло роль в решении отца переехать на постоянное местожительство в Москву. Переезд сопровождался ограблением нашей семьи в Ереване. Но это – тема отдельного рассказа.

Отец мой, Константин Христофорович Вермишев, работал в Москве в Постоянном Представительстве Армении, а мама – редактором в Детском издательстве.

Перед началом войны бабушка Варя скончалась. Похоронена она была на армянском кладбище Москвы, где покоятся и другие члены семьи ее знаменитого рода.

С началом войны отец ушел добровольцем на фронт в рядах Московского ополчения. Семья была эвакуирована в Тбилиси, затем переехала в Ереван, где по окончании войны отец возглавлял ведущие отделы в Госплане, Совете Министров, Институте экономики Академии Наук, Экономики и планирования Госплана Армении. Он был одним из инициаторов переброски вод реки Арпы в Севан, как и многих других масштабных проектов. Не имея диплома о высшем образовании, по специальному постановлению ВАКа СССР был допущен к защите кандидатской, а затем докторской диссертации. Имел звание заслуженного экономиста республики.

У Георгия Павловича Мелик-Каракозова не было сыновей. Но муж его дочери, мой отец, Константин Вермишев, мне кажется, сделал в своей жизни то, что тот мог бы завещать своему сыну.

Мама, где бы мы ни жили, продолжала традиции дома Мелик-Каракозовых и Каргановых. Это касается как духовной жизни дома, так и широко открытых дверей для всех нуждающихся в помощи и поддержке. Работать она уже не могла, так как, кроме нас, детей, на ее попечении была разбитая параличом мать, наша бабушка Мария Ивановна. Сломав ногу, она много лет неподвижно пролежала в постели. Первой могилой нашей родни в Армении стала могила бабушки Мани.

У Елены Георгиены и Константина Вермишева было двое детей. Дочь – Сэда, и сын – Михаил. Родилась я в Тифлисе, куда перед родами приехала моя мать. Роды были тяжелыми, и мама была на грани смерти. Чудом ее удалось спасти. Пока шла борьба за жизнь мамы, я была передана на попечение друзей и родственников семьи Мелик-Каракозовых. Имя Сэда дал мне мой дед, Георгий Мелик-Каракозов. Единственное чисто армянское (языческое, дохристианское) имя среди многочисленной родни, как с материнской, так и с отцовской стороны. Под влиянием отца я поступила на экономический факультет Ереванского Государственного Университета, который окончила с отличием. Прошла аспирантуру, преподавала в Политехническом институте, работала в научно-исследовательских институтах, являюсь членом Союза писателей и сопредседателем секции русскоязычной литературы Союза писателей Армении и членом Союза писателей Москвы. Издано десять оригинальных поэтических книг. Имею правительственные награды. Являюсь членом Правления Союза Армян России.

Другой внук Георгия Мелик-Каракозова и сын Елены и Константина Вермишевых, мой брат Михаил Вермишев, родился в Москве в 1939 году. Назван он был в честь брата Христофора Вермишева, Михаила Вермишева, оставившего по себе в нашей семье добрую память, Мишей. Он не помнит деда в живых, так как дед умер раньше, чем он повзрослел. Однако именно Миша стал хранителем памяти о деде: его записей, документов, фотографий, вещей, связанных с памятью о деде, Георгии Мелик-Каракозове, бабушке Марии Ивановны, их доме. Он продолжил и линию деда – попечительства над всеми членами нашего рода, хотя он является самым младшим из всех.

Миша окончил Ереванский политехнический институт, затем в Москве – аспирантуру, где защитил диссертацию по теплофизике. Заведовал в Ереване отделами в проектных и научно-исследовательских институтах. Специалист по вопросам экологии, эксперт ООН.

Младшая дочь Георгия и Марии Ивановны Мелик-Каракозовых, Тамара, была немного моложе мамы. По прошествии некоторого времени упоминавшийся закон, ограничивающий поступление в высшие учебные заведения, перестал действовать. Тамара уехала в Ленинград, где получила режиссерское образование. Там она вышла замуж за композитора, фамилию которого я не помню. По распределению была направлена в Куйбышев (Самару) на должность директора Театра юного зрителя (ТЮЗа). В Куйбышеве в 1937 году родился ее сын, которому дали имя и фамилию деда. Так появился еще один Георгий Мелик-Каракозов.

Умерла Тамара в годы войны в Куйбышеве совсем молодой, в возрасте 37 лет, от сыпного тифа. Вскоре умер и ее муж. Маленького Гогу взяли родители мужа Тамары. Шла война, и долгое время мы ничего о нем не знали. По окончании войны нам удалось разыскать его. Гога закончил Физкультурный институт. Живет и работает в Симферополе.

Таким образом, я рассказала то, что помнила из рассказов родителей или знала лично о ветви Павла Мелик-Каракозова вплоть до его правнуков, к каковым отношусь и я. Праправнуков и следующее за ними поколения я не упоминаю.

ВОПРОС: Какими личными воспоминаниями близких о Мелик-Каракозовых Вы могли бы еще поделиться?

ОТВЕТ: Я гостила в Тбилиси при жизни деда в последний раз, когда мне было 7 лет, в 1939 году. Я живо помню атмосферу дома, его неповторимый дух. Походка деда и в пожилом возрасте не изменилась, оставшись все такой же стремительной, а в глазах – огонь и готовность принять и ответить на любой вызов. В дореволюционные годы дом Мелик-Каракозовых был средоточием жизни не только родных и близких семейств Каргановых и Мелик-Каракозовых, но и одним из центров культурной, общественной и политической жизни Тифлиса того времени. В доме была прекрасная библиотека. Большую ее часть составляли книги на немецком языке, отпечатанные готическим шрифтом. Забегая вперед скажу, что эту готику в голодные и холодные военные годы мы продавали букинистам. Единицей измерения служил мешок. А остальные, представлявшие интерес книги, мы передали в те же годы только что открытому в Ереване Армянскому филиалу Академии Наук СССР (Армфану).

melik-karakozov5

Мой дедушка – Георгий Павлович Мелик-Каракозов –  в рабочем кабинете у себя дома в Тифлисе. 31 января 1915 года

Быть приглашенными в дом Георгия Павловича и Марии Ивановны Мелик-Каракозовых почитали за честь как видные представители тифлисского общества, так и приезжавшие из Петербурга и Москвы деятели культуры, литературы, общественные деятели (завсегдатаем дома был Ованес Туманян).

В годы реакции, наступившей в стране после революции 1905 года, деду, во избежание репрессий, пришлось эмигрировать. О его судьбе долгое время ничего не было известно. И тут я хотела бы рассказать одну удивительную историю о том, как, долго не имея никаких вестей от мужа, моя бабушка, будучи человеком, лишенным суеверий, все же решилась обратиться к известной в Тифлисе ясновидящей-гадалке. Об этой ясновидящей в Тифлисе ходили легенды. И вот бабушка пришла к ней с вопросом, где ее муж, жив ли он?

Произведя какие-то действия над тазом с водой, гадалка пригласила бабушку взглянуть на воду. В воде было изображение дедушки, идущего своей стремительной походкой, как всегда в распахнутом пальто, по какой-то незнакомой улице. Гадалка сказала: “Он никогда не застегивает пальто”. И добавила: “И душа его тоже всегда распахнута”. И это была сущая правда. Гадалка успокоила бабушку. Сказала, что он жив и здоров, что скоро от него будет получено известие. Известие, действительно, вскоре пришло. Дед к этому времени уже мог вызвать к себе жену с годовалой дочкой Элей. За границей родилась у них вторая девочка, Тамара. Семья жила в Бельгии и в Париже. Поэтому первым языком мамы и ее сестры Тамары был французский.

В Бельгии из рук бельгийской королевы девочки получили призы за красоту. Во время пребывания в Бельгии, гуляя с гувернанткой по городскому саду, где проходил конкурс детской красоты, они были замечены самой бельгийской королевой и приглашены к конкурсу. Мама заняла второе место, а ее сестра Тамара, ввиду того, что первое место уже было присуждено другому ребенку, получила приз “Экстра”. Из рук бельгийской королевы они получили дипломы, которые долго хранились в доме, как некая семейная реликвия.

Когда реакция в стране приутихла, семья вернулась в Тифлис. Наступили более спокойные времена. Дети осваивали русский язык. И здесь я вспоминаю смешную историю, рассказанною мне мамой. Она произошла, когда семья только еще вернулась из Франции в Тифлис. Мама говорила на русском, очевидно, не очень хорошо, потому что, когда их повар Трофим попросил девочку передать Марии Ивановне, что он находится в столовой (подразумевалось, что ждет распоряжений по хозяйству), она отправилась к матери и сообщила: “Маман, графин в столовой”. На что мать ответила: “Хорошо, детка”. Эля передала слова матери Трофиму. И он снова принялся ждать выхода хозяйки. Когда прошло достаточно времени, он попросил Элю напомнить хозяйке о своем местонахождении. И Эля снова, уже с упреком сказала матери: “Маман, графин в столовой”. На что, рассердившись, мать ответила: “Там ему и место!” Этот ответ совсем обескуражил Трофима. Недоразумение, в конце концов, разрешилось. И вскоре девочки хорошо освоили язык. Но дедушке страстно хотелось, чтобы его дочери говорили по-армянски. Но это было трудно достижимо, так как все окружение говорило на русском. И тогда он пригласил к детям гувернантку из Авлабара, армянского района Тифлиса, не знающую русского языка, с тем, чтобы она разговаривала с Элей и Тамарой только на армянском. Однако эта затея быстро провалилась. “Барышня”, или “Ориорт”, как ее называли дети по-армянски, быстро освоила русский язык. Обучение дочерей армянскому не состоялось. Потом надвинулись новые времена, невиданные трагедии. Разразилась Первая Мировая война, наступил 1915 год, ознаменовавшийся геноцидом армян в Турции, а национальные проблемы в жизни и деятельности, в помыслах и тревогах моего деда всегда занимали первое место. Все свое время, как и состояние собственное и своей жены, Марии Ивановны, при ее полном согласии и поддержке тратил на благотворительность и нужды народа.

Он настолько широко тратил средства на национальные нужды, что ко времени утверждения Советской власти и проводимой этой властью национализации, национализировать у деда, практически, было нечего. Только дом, который, как я уже упоминала, был национализирован и превращен в гостиницу. В эти годы были национализированы и принадлежащие отцу бабушки, Ивану Соломоновичу Карганову, тифлисский водопровод, трамвай, фуникулер, а также все принадлежащие ему дома. Однако за вклад в развитие города он был удостоен звания “Почетный гражданин города” и в знак признания его заслуг за ним и его дочерью, Марией Ивановной, были оставлены некоторые занимаемые ими в этих домах помещения. Это давало деду возможность до определенного времени помогать нуждающимся в жилплощади. Так, в его доме какое-то время жил мой отец, Паша Якулов, сын его сестры Наташи, с женой и дочкой. Постоянно жили в семье моих дедушки и бабушки Мелик-Каракозовых сестра дедушки, Соня, брат Гаспар. Оставалась жить в занимаемых ранее помещениях и бывшая прислуга дома Каргановых и Мелик-Каракозовых.

ВОПРОС: Скажите, а где располагался этот гостеприимный дом?

ОТВЕТ: Отец бабушки, Иван Соломонович Карганов был человеком перспективы. Дом, о котором мы говорим, был один из четырех построенных в каре домов. В одном из них жил он сам со своей супругой. В других двух – его сыновья Датико и Володя с семьями. А вот в четвертом – его дочь Маня со своим мужем Георгием Мелик-Каракозовым и детьми, Элей и Тамарой..

Застроив отдельный квартал города, он создал там инфрастуктуру, которая отвечает сегодняшним тенденциям. Все четыре дома имели единое внутреннее пространство с лужайкой, гаражом, местом содержания лошадей, фаэтонов и др. Располагались эти дома не слишком далеко от центральной части города, в районе Кирочной улицы и Плехановского проспекта. В Советское время улица называлась в память о жертвах «кровавого воскресенья» улицей 9 января. Теперешнего и досоветского ее названия я не знаю.

ВОПРОС: Хотя, конечно, материал посвящен роду Мелик-Каракозовых, но, тем не менее, возникает вопрос относительно жившей рядом с Мелик-Каракозовыми родни Марии Ивановны.

ОТВЕТ: У моего прадеда со стороны бабушки Марии Ивановны, Ивана Соломоновича Карганова, было трое детей. Сын его, Датико, получил инженерное образование в Бельгии и был женат на бельгийке. Другой сын, Володя, высшее образование получил в Москве и был женат на Екатерине Воскресенской, дочери русского генерала. По окончании учебы сыновья жили в Тифлисе в упомянутых домах и были компаньонами своего отца. Однако в революцию оба, вместе с семьями, уехали из страны. Бабушка очень любила младшего брата, Володю, и его жену, Катю. Мама дружила с их детьми, Женей и Борей. Вестей от сыновей практически не было. Но доходили слухи. Они не радовали. Особенно это касается судьбы Жени, обладавшей замечательным голосом, и Бори. Насколько я знаю, жизнь их в Париже складывалась драматично и напоминала описание жизни русских эмигрантов. Когда родители бабушки умерли, то у нее в Тифлисе практически не осталось родственников. Только двоюродный брат, Антон Карганов, сын Карганова, в свое время занимавшего пост городского головы Тбилиси. Он умер довольно-таки рано. Бабушка была окружена родней дедушки. И надо отдать ей должное, она готова была принять каждого, кто в этом нуждался.

ВОПРОС: Как складывалась жизнь Георгия Мелик-Каракозова после установления в стране Советской власти?

ОТВЕТ: При Советской власти дед, Георгий Мелик-Каракозов, конечно, не мог занимать никаких государственных постов, тем более, соответствующих его интеллекту и характеру.

Однако музыкальное образование дало ему возможностсть стать преподавателем по классу скрипки в одной из музыкальных школ Тифлиса. В материальном плане это почти ничего не давало, но, по своему характеру, дед не мог жить замкнуто, вне людей, вне широкого круга общения. И здесь, в музыкальной школе, оказался востребованным его общественный темперамент, дар убеждения, раскрылись незаурядные педагогические способности. К нему стали приводить трудновоспитуемых детей, родители которых стремились не столько дать детям музыкальное образование, сколько оградить их от улицы, привить интерес к учебе и знаниям. К деду приводили не только детей, но и подростков, и он занимался с ними не только музыкой, но и вел беседы, которые давали больше, чем могла бы им дать школа при казенном подходе к воспитанию. И результаты сразу давали о себе знать…

Я помню его слепую ученицу, Азу, которую привели к деду ее родители в надежде, что, обучившись игре на скрипке, она с течением времени, когда их не станет, сумеет зарабатывать себе на хлеб. Обучать ее игре на скрипке было чрезвычайно трудно. Но дед проявлял максимум терпения, и впоследствии она успешно играла в одном из оркестров города.

Несмотря на резко изменившуюся ситуацию и трудности в доме не было уныния. Изменился материальный уровень жизни, но не ее содержательность.

На моей памяти семья бабушки и дедушки занимала две комнаты.

Одна из них в прошлом называлась залой. Это была очень большая комната, в 60 кв. метров, с аркой, отделявшей общую часть гостиной от будуара. Будуар служил спальней, а остальная часть комнаты делилась книжными полками на гостиную и территорию, которую занимал брат деда, Гаспар.

Вторая комната – кабинет дедушки, тоже была разделена на две части книжными полками. Одну занимал дедушка, другую часть – его сестра Соня и Нино, бывшая крестьянка, взятая в дом Каргановыми еще во время крепостного права. Когда не стало Сони и Нино, в этом, втором отсеке, жили мы с мамой и братом Мишей, когда приезжали в гости к бабушке и дедушке из Москвы. Не только в годы благополучия, но и в Советское время за большим дубовым столом залы собирались друзья и знакомые дедушки и бабушки, где не только и не столько вспоминали прошлое, как обсуждали животрепещущие политические проблемы, события в мире культуры и литературы. Центральной фигурой любого такого собрания всегда был дедушка. Среди друзей бабушки и дедушки с особым чувством я вспоминаю чету Сливицких, принявших участие в моей судьбе, когда после родов жизнь мамы была на волоске. Они, как и семья сестры дедушки, Наташи, выхаживали меня, когда мне было всего несколько дней отроду. Алексей Сливицкий был полковником, сосланным на Кавказ после подавления одного из польских восстаний, а жена его, Марианна Александровна, – дочь русского генерала. Хорошо помню и Нино. Происходила она из села Энагети, родового поместья родителей бабушки. Так как она была хрома на одну ногу и крестьянский труд ей был бы непосилен, Каргановы взяли в город присматривать за маленькой дочкой Маней крепостную девочку.

Прошли десятки лет, девочка, за которой нужно было присматривать, уже была моей бабушкой, а Нино по-прежнему жила в доме «господ»как равноправный член семьи.

Нино умерла, когда ей было за 90 лет. Очень часто, почти ежедневно, с другого конца города приходила в дом “Ориорт”, хотя и ее воспитанницы, моя мама и Тамара, давно имели свои семьи и жили в других городах. На память приходит и другая жительница дома, Шушан. Я не знаю, как она оказалась в нашем доме в качестве домработницы, так как не отвечала ни одному требующемуся в этих случаях условию.

Кроме того, с нами жил и ее сын Альберт, с признаками умственной отсталости. Тем не менее дедушка и бабушка выделили им часть комнаты, которая считалась залой, отгородив ее буфетом и завесив окно, из которого дуло, тяжелыми коврами.

Вспоминаю и то, как в годы войны, когда дедушки уже не было в живых, а мы с мамой и братом Мишей были эвакуированы в Тифлис, к нам приезжали жители села Энагет, грузинские крестьяне бывшего бабушкиного имения. Они привозили на продажу картошку и останавливались у нас. В то военное время мы все: бабушка, мама, я, Миша, Шушан и ее сын Альберт располагались в этой самой зале. Крестьян укладывали под роялем. Рояль был не очень больших размеров, кабинетный Шредер. Они ночевали под ним, а днем продавали на рынке свою отменную цалкинскую картошку. Уезжая, они оставляли картошку и нам. А отца бабушки, Ивана Соломоновича Карганова, они боготворили, так как он брал на работу в город детей энагетских крестьян, давая им работу кондукторов и, таким образом, возможность приобщиться к городской жизни.

Хотелось бы отметить и отношения с соседями по дому, которыми стала прежняя прислуга, в частности, уже упоминавшийся в другом контексте повар Трофим и его жена – прачка Агафья. У них было две дочери, одна – портниха, а другая – училась в Политехническом институте. Их внучка была моей ближайшей подругой. Так вот, после установления Советской власти они уже не были прислугой дома. Но отношения между ними и моими бабушкой и дедушкой не изменились. И в прежние времена, и в новых условиях они строились на уважении к личности, независимо от занимаемого социального и материального положения. Возможно, здесь сказывалась специфика Кавказа. Тем не менее я никогда и нигде больше не сталкивалась с подобным явлением: кардинально изменившийся политический, экономический и социальный строй удивительным образом не привел к изменению отношений на личном уровне на небольшом участке территории страны, в доме номер 8 по улице 9 января города Тбилиси. Я могла бы подробно и в деталях описать то уважение, с которым окружающие относились к моим бабушке и дедушке, как те, со своей стороны, ни разу не злоупотребили этим отношением и всегда готовы были откликнуться на любое обращение или просьбу.

Возможно, в мире не случались бы революции, если бы высшие слои общества умели строить свои отношения с остальными слоями общества подобно тому, как это имело место в доме Георгия Павловича и Марии Ивановны Мелик-Каракозовых. Говоря об экстремизме низов, не надо забывать о безответственности верхов, приводящей к трагическим сценариям развития событий…

Во всех сегодняшних бедах нашего общества принято винить события 1917 года, их организаторов. А может быть, виноваты те, кто доводит общество до революций и бунтов? Конечно, бунт бывает и беспощадным. Но бессмысленным он не бывает. Смысл бунта в самом бунте. Бунт – это протест. Он может быть направлен против несправедливости, унижений, насилия и еще многого другого, не имеющего материального эквивалента и выражения. Бунт не предполагает своей целью плоскую прагматику. Бунт – категория трансцендентная. А уж каков материальный результат – дело десятое. Всё учение Христа – это бунт, а сам Христос – великий бунтарь. И общество по отношению к бунтарям гораздо более беспощадно, чем бунтари – к обществу. Я не хочу еще раз называть Христа…

Не гостить, а надолго мы приехали в Тифлис в эвакуацию. Дедушки уже не было в живых. Он ушел из жизни в 1940-м, на 67-м году жизни. А война началась в 41-м. Москву бомбили каждый день. Мы ехали в поезде, вагоны которого были забиты беженцами из Западной Украины и других приграничных районов страны. На боковой полке нас ехало 6 человек. Спали по очереди. Поезд бомбили. Бомбили мосты. Однако все обошлось, и мы благополучно прибыли к месту назначения, к бабушке. Дедушкин кабинет и еще одна комната в доме были заселены беженцами из Львова. Дом принял всех и разделил со всеми общую беду.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Я не ожидала, что, начав с дополнения к работе Рафаэля Абрамяна “Мелик-Каракозовы: Материалы к генеалогии”, отвечая на вопросы интервью, испишу столько страниц. При этом понимаю, как много еще можно было бы вспомнить. Тем не менее, ограничив себя и поставив точку, мне захотелось поделиться некоторыми напрашивающимися обобщениями, не имеющими прямого касательства к затронутой теме. Меня поразило, как уже в середине 19-го века далеко зашла русификация Кавказа.

1. Практически все упоминаемые мной фамилии имеют окончание “ов”: Каракозовы, Оганджановы, Меримановы, Каргановы, Тумановы, Агасаровы, Калантаровы, Якуловы, Чубары. Ни одного окончания на “ян”, как это имело место в Советские времена и имеет место в настоящее время. Имена также русифицированы. Не Погос, а Павел, не Ованес, а Иван, не Геворг, а Георгий, Не Грикор, а Григорий, не Егине, а Елена, Эля, Лёля. Не Маргарит, а Маргарита, Маргуня, Маргуша, Маргушка (аналог – Танюша, Танюшка). Не Мариам, а Маша, Маня, не Анаид, а Ида, не Тамар, а Тамара*.

* Показательно, что написанное дедом юбилейное воззвание ко Дню независимости Республики Армения 23 мая 1919 года подписано Мелик-Карагезян.

2. Старшее поколение в приведенных сведениях получало образование не на Кавказе, а в Европе и России (в Петербурге, Москве). Таким образом, приобщение к образованию шло через приобщение к европейской или русской среде обитания, культуре, языку.

3. Не только государственным, но и языком повседневного общения высших слоев общества был русский.

И еще наблюдения, но уже из другой области:

1. Родовая знать, получив высшее образование, подвизалась не на военном поприще и не в качестве придворных, а тяготела к гражданским профессиям юристов, медиков, инженеров, художников, музыкантов, что не могло не отразиться на облике общества, которое не состоялось из-за Первой Мировой войны, революции 1917 года и гражданской войны.

2. На примере конкретных людей, фамилий, семей видно, что лучшая часть общества была в стране уничтожена или выведена из строя революционными потрясениями.

В данном случае я хочу обратить внимание не на правовую, не на моральную, а социально-демографическую сторону вопроса. Помимо всех перечисленных аспектов, репрессии нарушили баланс женского и мужского населения в стране, соотношение между мужским населением, с одной стороны, и женским плюс детским населением, – с другой, когда после перманентных репрессий оно сплошь состояло из женщин и детей, вдов и сирот. Общество с такой структурой населения – глубоко неблагополучное общество.

И тогда кто-то, в меру своих сил и возможностей, берет на себя человеческую и социальную ответственность за безответственность и преступления правящих режимов.

К таким людям, мне кажется, можно отнеcти моего деда, Георгия Павловича Мелик-Каракозова.

Фото:

Павел Гаспарович Мелик-Каракозов.

Георгий Павлович Мелик-Каракозов. Тифлис.

Георгий Павлович Мелик-Каракозов и его супруга, Мария Ивановна Мелик-Каракозова (урожденная Карганова). Тифлис. 1903.

Георгий Павлович и Мария Ивановна Мелик-Каракозовы 1906 год. В эмиграции (Париж).