Недавняя премьера российского сериала “Паук” об ограблении банка и серии жестоких убийств в Московском доме моды вызвала зрительский интерес, а у старшего поколения еще и волну ностальгических воспоминаний, ведь события в фильме проистекают в конце застойных 60-х гг. Конечно, “Паук” смотрели и в Армении, причем с особым интересом.

Дело в том, что в основе сериала действительное ограбление Госбанка Арм.ССР в Ереване, совершенное летом 1977 года. Конкретно о факте в фильме упоминает лишь одно предложение в титрах. Между тем армянский зритель в некотором недоумении: сюжет фильма хоть и рассказывает о передвинутом на десятилетия ограблении, но также сильно расцвечен. Так, на первый план выдвигается некий “паук”-убийца и его жертвы-манекенщицы Дома моделей. Кроме всего прочего, сценаристы подменили грабителей-армян на грузин. Без всякой видимой необходимости. Напомним, через некоторое время состоялся суд и все участники ограбления ереванского банка были наказаны — в частности в 1979 г. приговорили к расстрелу проникших в банк братьев Калашян.

От “НВ”

В СССР нет не только секса, но и ограблений банков

О факте ограбления, понятно, тогда особенно не распространялись. Это было засекреченное дело. В прессе информация практически отсутствовала — советских людей оберегали от таких вестей. Между тем Ереван полнился слухами и разговорами еще достаточно долго. Вскоре об ограблении забыли. Все в духе госконцепции Советской страны, в которой не случалось природных и техногенных катастроф, не падали самолеты, не было инвалидов и проституток. Не было даже трагедии Новочеркасска, когда войска расстреляли десятки человек, вышедших на улицу, чтобы выразить коллективное мнение. Не было в СССР и таких громких преступлений. О резонансном “ограблении века” заговорили много позже, когда в 80-х годах писатель и собкор “Литературной газеты” Зорий БАЛАЯН рассказал о преступлении в своей газете. Опубликовать подобный материал было очень трудно, если не сказать невозможно. Но автору удалось пробить свою статью. Позже он написал документально-художественную повесть “Следственный эксперимент”, в которой подробно и многосторонне исследовал банковскую эпопею.

“Кино есть кино и право создателей снять сериал “по мотивам”, что они и сделали. И все же мне непонятно, почему грабители-армяне превратились в грабителей-грузин и даже акробатов”, — говорит Зорий Балаян. Может, это произошло из-за пресловутой политкорректности, некоего политеса? Вряд ли. Показывает же российское телевидение время от времени передачу о взрыве в московском метро, якобы совершенном армянами.

Впрочем, сериал интересен, как и предыдущий “Мосгаз”, где обаятельный следователь Черкасов раскрыл серийного убийцу, и “Палач”, где он разоблачил убийцу мирных жителей во время Отечественной войны. Так что, в принципе, “Паук” не выбивается из этой телетрилогии. В “Мосгазе” и “Палаче” реальные события и факты также были изменены подчас до неузнаваемости даже в мелочах. Поэтому то, что ограбленный ереванский банк переместился в Москву, вполне укладывается в рамки франшизы. Вместе с убийствами девушек и с американским журналистом-”шпионом”. По неписаной традиции, достоверность уступает место полету фантазии, кажется, во всех уголовных сериалах. Выдумка становится выгодней правды, более смотрибельной. Так во всяком случае думают создатели сериалов и фильмов. Главное — зрелищность.

Предлагаем отрывок из повести Зория Балаяна “Следственный эксперимент”.

В пожелтевших подшивках газет я прочитал о подвиге молодого человека, который вступил в схватку с матерым бандитом. Не поверилось. И немудрено. Безусый юноша, студент Ереванского политехнического института Михаил Мкртчян, находясь на производственной практике в Минске, случайно увидел на улице бежавшего ему навстречу вооруженного грабителя. Услышал доносившиеся вслед крики. Увидел у того в руке пистолет. Бандиту и в голову не приходило сворачивать с тротуара, по которому шел навстречу юноша. Он был уверен, что дорогу ему расчистят сами прохожие. Чего стоил один только вид человека, совершившего преступление, да еще с пистолетом в руке. Бандит не ожидал, что юноша, которого он не хотел замечать, так стремительно преградит ему путь. Он не успел выстрелить. Начавшаяся неожиданно схватка застигла его врасплох и ошеломила.

Тогда о Михаиле Мкртчяне писали белорусские газеты. Рассказывалось о геройском поступке, о том, как министр внутренних дел республики вручил парню именные часы. Потом о нем писали молодежные газеты Армении.

Я вспомнил об этой истории потому, что в статьях, в которых авторы рассказывали о Михаиле, довольно часто встречались слова “ограбление”, “грабитель”, “бандит”. Обычные, очень точные слова, без которых, наверное, невозможно рассказать о том, как вооруженный рецидивист напал на сберкассу и, наставив на перепугавшихся женщин пистолет, взял большую сумму денег. Около шестидесяти тысяч.

Работая над повестью о том, как выкрали из банка более полутора миллионов рублей, я должен был быть очень осторожным с терминами. В моем случае не было нападения, столкновения с охраной, с работниками банка. Была кража. Помню, даже спорили специалисты. Кто-то из них сказал: “Мягко выражаясь, украли... полтора миллиона рублей. Чуть меньше, чем во время “ограбления века”...

Преступление мне показалось значительным, из ряда вон выходящим. И захотелось непременно написать об ограблении банка. Захотелось еще и потому, что буквально с первых часов мои знакомые, а подчас и незнакомые по-разному, по-своему рассказывали о “взятии банка”. Чуть ли не у каждого была своя версия ограбления.

Я не собираюсь во всех подробностях описывать многосложную работу оперативной группы, которую создали сразу же после совершения преступления. В группу входили опытные работники милиции и прокуратуры, представители других служб. Я попытаюсь лишь рассказать о работе одного прокурора, который давно стал легендой в нашем городе. О нем рассказывали были и небылицы. Называли его провидцем, оракулом. Говорили еще, что он становился беспомощным, если преступление совершали неопытные подростки или великовозрастные дебилы. В таких случаях прокурор, который долгие годы работал в уголовном розыске, потом следователем прокуратуры по особо важным делам, просто терялся. Он не мог предвидеть действий преступников. Чтобы предугадать очередной шаг человека, совершившего преступление, надо поставить себя на его место. А чтобы рассказать о самом провидце, оракуле, надо видеть его непосредственно в работе.

Я видел прокурора в его кабинете, из которого он редко выходил. Он творил, как творит ученый в лаборатории. Я следил за его медлительными движениями, за ходом его мыслей. И подумал, что скорее расскажу, нежели покажу события, связанные с ограблением банка и раскрытием преступления. Надо было бы поступить наоборот, но я все же решил рассказать. Еще не приступив к работе, я чувствовал, что напишу не просто очередную повесть, а повесть-репортаж. Одно знал твердо: в прокурорском кабинете я лишь соберу материал, услышу о самих преступниках. А вот репортаж придется вести непосредственно с места, где проводится следственный эксперимент...

В те августовские дни я по утрам спешил в кабинет прокурора как на работу. Собственно, так оно и было. Моя работа для других незаметна, никому не в тягость. Сидел в сторонке, чаще всего в уголочке, и слушал. Не сказал бы, что легкое это дело — слушать, и слушать внимательно, о чем говорят другие, запоминать, записывать то, что может пригодиться. А ведь еще надо знать, что именно может пригодиться, а что лишнее. Нынче не так важно получать информацию, как не загромождать память лишним грузом. И я записывал...

Невероятное по своей дерзости ограбление произошло в Ереване 5 августа 1977 года. Впервые в СССР позарились на святая святых — Госбанк. Дело не в том, что в Стране Советов не было талантливых воров, а в том, что даже у “воров в законе” было твердое убеждение: в СССР банки не грабят.

Их было всего двое. Двоюродные братья Калашяны. Разрабатывал план до мельчайших деталей исключительно Николай. Один. Брал неприступную крепость исключительно Феликс. Один. От начала до конца. Но в самом начале, естественно, был наводчик.

— Банк?

Компания словно по команде расхохоталась. Не изменился в лице лишь Завен.

— Никто из вас не знает, что такое психологический барьер. Так и умерли бы, не узнав, если бы не я. Все почему-то уверены, что банк брать нельзя.

— “Брать” — это значит напасть и захватить. А у меня, да будет тебе известно, другие принципы. Брать банк, идти на вооруженное ограбление — это не по мне. И потом, ведь это банк! Не какая-нибудь там сберкасса. Там же сейфы, сигнализация, охрана, наконец.

— Все верно. Стены сейф-комнаты бронированы. Двери — не дотронешься. А вот потолок — обыкновенный. Тонкая бетонная плита. Если не ногтем, то простым сверлом запросто можно ковырнуть. Это же твой метод — через стену. Просто представь, что стена не вертикальная, а горизонтальная.

— Мне не понятно. Деньги хранятся не в подвале?

— В том-то и дело, что нет. Сейф-комната на втором этаже. А комната отдыха на третьем... Если операция пройдет успешно, сорок тысяч — мои.

— Никакой операции, — перебил его Николай. — Сказано — забыто.

— И все-таки подумай над моим предложением, — настаивал Завен.

— Я уже подумал — забыто. Если еще раз повторишь, пеняй на себя.

Однако “забыто” было только на словах. Каждый день Николай приходил в банковский переулок с блокнотом и карандашом. Часами следил, как передвигается наружная охрана. Когда и куда подъезжают инкассаторские машины. Когда выходит последний служащий. Когда опечатывается внутренняя решетчатая дверь... Вскоре Николай убедился, что никакой внутренней охраны нет.

“Наверное, правильно, — рассуждал он, — что делать охране внутри, когда все закрыто и находится под сигнализацией? Внутрь можно пройти только через наружные входы. По стене не пролезешь. Через крышу — невозможно. Остается самое невероятное: стена. Но стены охраняются. И стены, выходящие на улицу, и та, что выходит во двор. А четвертая? К четвертой примыкает жилой дом. Это значит — пробивать придется не одну стену, а две. Но главное, есть где подступиться. Продырявил обе стены — и выходи прямо в коридор третьего этажа банка. Тот самый этаж, где находится комната отдыха...”

Так было определено место, где Феликс должен пробить сначала перегородку чердака, а потом и капитальную стену третьего этажа банка. Время — 5 августа, вечер пятницы, чтобы иметь два дня в запасе — на всякий случай. Затем Николай передал Феликсу список вещей, которые тот должен был достать для операции. Складной лом. Да такой, чтобы складывался втрое и чтобы диаметр был три сантиметра. Полдюжины сверл десяти- одиннадцатимиллиметровых с победитовыми наконечниками. Фонарь. Перчатки. Коловорот. Ножовка.

Несколько полотен для ножовки. Зубила. Молоток. Детский зонтик... Больше всего Феликса удивил этот самый детский зонтик.

— Давай прорепетируем. Для чего складной лом?

— Чтобы открыть любые двери.

— Для чего зубила и молоток?

— Ты мне лучше скажи, для чего мне детский зонтик? Я уже больше недели ломаю голову.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Долбить стену. Продырявить потолок коловоротом. Дальше действовать вновь зубилом и молотком.

— Для чего ножовки?

— Пилить арматуру, которая проходит вдоль бетонной плиты. Одну оставить. С самого края.

— Для чего?

— Чтобы привязаться к ней.

— Каких размеров сделаешь дырку в потолке?

— Примерно сорок сантиметров в диаметре.

— Как будешь сверлить?

— С краев, по окружности. Потом буду выковыривать складным ломом и зубилом.

— Какова высота потолка от пола?

— Более четырех метров.

— Когда будешь работать ломом и зубилом, куда будут падать куски бетона?

— Вниз. На пол.

— Который час будет примерно, когда куски бетона начнут падать на пол?

— Примерно три-четыре часа ночи.

— То есть эти куски будут падать с такой высоты в абсолютной тишине, когда даже на улице ни шороха, ни единой машины. Значит, будет стоять грохот.

— И еще какой грохот! — согласился Феликс.

— И что ты предпримешь?

— Буду работать осторожно.

— Все равно куски будут падать. Несколько десятков кусков. Несколько десятков громких ударов.

— А что ты предлагаешь? — Феликсу не терпелось узнать, как предотвратить шум.

— В первую же дырку просунуть детский зонтик.

— И что?

— Зонт пройдет, раскроется и куски бетона попадут в него. Бесшумно.

— И кто будет его держать?

— Ты.

— А кто будет сверлить, долбить, ковырять?

— Ты.

— У меня только две руки.

— И две ноги. Зонтик можно привязать к ноге.

— А как быть, когда зонтик наполнится?

— Опустить на веревке.

— Значит, я должен привязать его к ноге на длинной веревке.

— Подумай, что мы забыли? Что еще ты должен взять с собой?

— Не знаю. Вроде уже обо всем договорились.

— Нет. Что-то, возможно, самое главное, мы упустили. Я просто чувствую это. И мне нужны два дня, чтобы еще раз все продумать...

Николай не зря провел две бессонные ночи. На второй день он, наконец, нашел то, без чего невозможно было бы ограбить банк. Где-нибудь на севере — пожалуйста, но не в южном городе, пятого августа, когда с утра уже дышать нечем...

— Ну, и что мы забыли? — спросил Феликс.

— Воду, — тихо ответил Николай.

Коротко проследим за ходом мыслей Николая. Август месяц. Ереван. Самая знойная пора с душными ночами. Человек трудится с молотком, коловоротом, ломом несколько часов кряду. Потеет. Кроме того:

— Когда человек волнуется или поражен неожиданным известием, ему дают холодную воду. Не зря люди говорят друг другу: “выпей холодной воды и успокойся”.

— Верно...

— Сколько же воды ты собираешься брать с собой?

— Одну бутылку.

— А для сверла? Работать будешь с бетоном. Сверло накалится.

— Ну, две бутылки.

— Меньше пяти — запрещаю! Бутылка воды стоит десять копеек без тары. Из-за нескольких копеек потеряем несколько миллионов. Повторяю, не менее пяти бутылок!

— Хорошо, сделаю, как ты велишь...

Но Феликс впервые ослушался своего шефа. Он взял с собой не пять, а три бутылки... Расчет на то, что чердачная стена поддастся легко, оказался неверным. Провозившись более трех часов и вытащив из стены первый камень, он убедился, что стена трехслойная. Три слоя камней. “Кажется, шеф, как всегда, оказался прав, — подумал Феликс, осушая вторую бутылку воды. — Осталась всего одна, а пить хочется все больше...”

Терпеть стало невмоготу. Высунув голову из слухового окна на крыше, он жадно глотал вечерний воздух. Неожиданно лицо его просияло. Он смотрел и не верил собственным глазам. Окна банка открыты настежь! С них были сняты не только решетки, но и рамы. Феликс вспомнил, что Завен упоминал о том, что в банке затеяли ремонт. Был уже девятый час вечера. Феликс вылез на крышу и медленно подполз к краю. Всего лишь на метр возвышался чердак жилого дома над подоконником банка. Только один прыжок. Не рассчитаешь — упадешь и разобьешься насмерть. Рассчитаешь — значит, долбить две стены не придется... И Феликс не стал мешкать. Через минуту он уже был в коридоре третьего этажа банка. Когда же, преодолев невероятные препятствия, он возился с дырой в полу, который был потолком сейф-комнаты, то почувствовал, что от чудовищной жары и нестерпимой жажды теряет сознание. Складным ломом открыл несколько комнат в банке в поисках хотя бы стакана воды, но тщетно. Не было ни капли даже в бачке унитаза. И он не выдержал...

Феликс вернулся к Николаю. “Провал” — читалось во всем его облике...

— Вода! — едва шевеля губами, сказал Феликс. — Я умирал от жажды. Я не смог...

— Сколько бутылок воды ты взял с собой?

— Три.

Николай с размаху ударил напарника по лицу.

— Я всегда думаю, прежде чем что-то делать. Если бы я сказал: тысячу бутылок, надо было взять тысячу. А сейчас ложись спать, Индеец Джо...

Феликс так и не успел сказать Николаю, что стены чердака и банка ему не пришлось пробивать. Сил на разговоры уже не хватило. Утром Николай подошел к Феликсу и шепотом сказал:

— Подойдешь к объекту. Если что не так — сразу догадаешься. Хотя я уверен, там все спокойно. Ровно в пять повторишь вчерашний маршрут. Возьмешь с собой воды. Думаю, трех бутылок хватит. Завернешь их в белую бумагу. Так ведь нынче ходят в гости, неся водку или коньяк. Смело можешь войти в подъезд. Но для того, чтобы не вызвать подозрения у случайно оказавшихся там жильцов... что нужно сделать?

— Я не знаю. Я уже ничего не соображаю.

— Нужно погладить брюки. Посмотри только, в каком ты виде. Переоденься!

Феликс медленно поплелся к выходу. Николай резко окликнул его.

— Я ошибся, — тихо сказал он. — Не вздумай переодеваться — плохая примета. Просто приведи себя в порядок.

В тот вечер, точнее в ночь с субботы на воскресенье, Индеец Джо, он же Феликс Калашян, искупил свою вину перед братом. Когда в первый раз сверло прошло сквозь пол, Феликс почувствовал облегчение. Но ему еще долго пришлось повозиться, прежде чем сложенный зонтик смог пройти в отверстие. Еще через полчаса Феликс смог пролезть в отверстие и спуститься на веревке. Кругом были деньги, аккуратно сложенные в гнездах. Брал из разных гнезд, но в основном крупные купюры. Наполнив рюкзак до отказа, начал взбираться наверх. На тренировках он одолевал пять-шесть метров по канату с двухпудовой гирей. Рюкзак примерно такого же веса. И он легко поднялся под самый потолок, повис на согнутой руке, а другой стал вытаскивать пачки из рюкзака и выбрасывать через отверстие. Когда в рюкзаке осталась примерно половина содержимого, он запихнул его в дыру, оттолкнул в сторону и выбрался сам...

Когда братья подсчитали “улов”, вышло в общей сложности один миллион пятьсот двадцать пять тысяч рублей, из коих — сто десять пачек новых сторублевок. Преступники прекрасно знали, что по всей стране объявлен розыск не только самих грабителей, но и сторублевых купюр этой серии — “АИ”.

Единственным выходом было обменять купюры на трехпроцентные займы в разных городах и небольшими частями. Для этого Николай перебрался в Москву. Вначале в сберкассах обменивали купюры, бывшие в употреблении. Затем попробовали новенькие. Никаких проблем. Вскоре поняли, что девочек, сидящих за окошками сберкасс, никакие серии ничуть не интересуют. У Николая возникла идея: где-то на бойком, людном месте, скажем, на стадионе, разбросать откуда-то сверху несколько сот сторублевых купюр серии “АИ”, понимая, что после этого начнется каша. Трудно будет огромные массы людей привлекать к ответственности, особенно если такую операцию провести сразу в нескольких городах страны. Однако он отказался от этой идеи, потому что пробные обмены сторублевых купюр в Ташкенте и Москве прошли гладко. Обменом занимались московские друзья (любовница Николая и ее брат), так сказать, “славянской национальности”, которые были уверены, что деньги эти Николай выиграл в карты. Погорели, как это обычно бывает, случайно. Брат любовницы, видя, что все проходит гладко, решил обменять сразу шесть тысяч рублей. У кассирши было всего три тысячи. Она передала их клиенту и попросила, чтобы тот подождал, пока она принесет недостающую сумму из основной кассы. Кассирша задержалась — заболталась. И “курьер”, запаниковав, удрал с тремя тысячами, оставив в сберкассе вторую половину. Кассирша же оказалась блестящим физиономистом и по ее описанию художник-криминалист нарисовал словесный портрет подозреваемого.

Сказать, что остальное было делом техники, значит ничего не сказать. Это отдельная история. История о том, какую уникальную операцию по задержанию провела московская милиция.

Братьев Калашян приговорили к расстрелу... Признаюсь, я против отмены смертной казни. Я не могу смириться с тем, что человек, изнасиловавший ребенка или убивший старушку, нанеся ей множество ножевых ран, остается жить под солнцем. Грабители же ереванского банка никого не насиловали и не убивали. Конечно, я понимал, что закон един для всех. Мы жили в стране, где расстрел присуждали за хищение десяти тысяч рублей. А тут — один миллион пятьсот двадцать пять тысяч. Тем не менее я решил поднять вопрос о замене смертной казни на максимальный срок лишения свободы. Зацепка у меня была. Это то, что преступники — братья. Пусть не родные, но ведь их отцы — родные братья. У обоих отцов нет других сыновей. Прерывается род, фамилия. Оба молодые — 27 лет... Вместе с председателем Президиума Верховного Совета Армении Бабкеном Саркисовым составили письмо в Президиум Верховного Совета РСФСР. Через несколько дней Бабкен Есаевич позвонил мне: “Поздравляю, просьба наша удовлетворена. Только ты никому об этом пока не говори”. А еще через несколько дней Николай и Феликс Калашяны были... расстреляны. Наша просьба действительно была удовлетворена. В документе с этакой царской резолюций “Казнить нельзя, помиловать” запятая стояла на нужном месте. Однако сам документ из Москвы опоздал — всего на двадцать четыре часа.

На снимках: кадр из сериала “Паук”; следственный эксперимент в ограбленном банке; разработчик ограбления Николай Калашян дает показания, Феликс Калашян, исполнитель.