Корр. “НВ” рассказывает о своей новой поездке в Нагорный Карабах, о неожиданных встречах с яркими, интересными людьми, делится впечатлениями и довольно-таки тонкими наблюдениями...

И снова мы с Тиграном Шахбазяном (руководитель туристической группы Armenian Geographic) в Арцахе. Для меня это край отважных, сильных, красивых людей, которые живут широко и свободно, несмотря на то, что на границах Страны Арцахской до сих пор неспокойно.

Недалеко от Гандзасара есть село Арачадзор. Именно туда мы направляемся к бабушке Амест. Ей почти 90 лет, она прошла две войны, ее руки пекли хлеб, держали детей и ружье. По рассказам односельчан, еще пару лет назад Амест-татик с дальнего расстояния могла выстрелить с ружья и попасть в сигарету. Впрочем, чему удивляться, ведь она — ворошиловский стрелок (у нее даже значок сохранился).

Дом Амест большой, красивый и гостеприимный. В нем много комнат и много людей. С огромной террасы открывается прекрасный вид на богатые лесом горы, в которых водятся медведи. И я задумываюсь, откуда пошло название деревни — от слова “арач” (“первый) или все-таки “арч” (“медведь”). На террасе — большой стол, который всегда полон яств и за которым всегда много людей.

Внук Сурен рассказывает, что в этот дом они переехали в 60-м году, о чем свидетельствует вырезанная на ступеньке дата. Он ведет меня в тонирную, откуда доносится бесподобный запах арцахского хлеба, и рассказывает, что дедушка сильно любил бабушку и сделал для нее специальный тонир — высокий, чтобы ей не пришлось сгибаться...

Потом мы идем к их старому родовому дому, который находится на горе. Это место называется Ешмлатех, что в переводе с арцахского диалекта означает “смотровая площадка”. В доме есть подвал, который ведет на другую сторону скалы. Такие стратегические ходы было необходимо продумывать, потому что места эти всегда подвергались нападению. Дорога старая, но крепкая, мощеная, ведет высоко в гору. Выложил ее прадедушка Миша Бекзадян, заплатив за каждый метр дороги червонец золотом.

После родового дома Сурен ведет меня к родовому кладбищу. Еще издали я вижу красивый, необычный для армян памятник. Это могила его прабабушки Хораш. Она родилась в 1847 году, а умерла в 1910 году. Памятник заказал в Германии Михаил Агабабян. Во время карабахской войны азерский град разрушил его, но стараниями правнуков он восстановлен. Сурен целует уголок фотографии Хораш. Я замираю у памятника. Слова, высеченные на нем, не могут не остановить: “Пусть мое материнское молоко забурлит в вас и станет таким источником, чтобы прохожие проходили и говорили: “Пусть земля будет пухом”.

Кладбищенское спокойствие надолго задерживает нас. Даже надвигающийся дождь не может нас вырвать отсюда. Но тут раздался телефонный звонок — звонила бабушка Амест, беспокоилась, куда мы запропастились, стол накрыт и вообще, дождь начинается. ...Мы попали под сильный ливень, промокли до нитки. По дороге из ливня вышел сначала ослик, а потом дедушка Аршавир, который всеми правдами и неправдами пытался нас завлечь в свой дом, обсушить и напоить чаем. Оказывается, Аршавир был свидетелем на свадьбе бабушки Амест.

...С порога дома нас встречает приятный печной дымок. Дрова потрескивают в раскаленной печке, к которой нас тут же усадили, переодев в сухие одежды из богатого сундука Амест, где хранятся вещи сыновей, дочерей, невесток, внуков, правнуков... Мама Сурена готовит нам чай с медом с пасеки бабушки Амест, а сама Амест в это время разговаривает с Аршавиром по телефону, что вызывает улыбку — им по 90 лет, а они умеют пользоваться техникой... На это мое замечание Сурен ответил: “Ты что?! Бабушка мне постоянно СМСки шлет! Зрение у нее хоть куда!”

Амест, узнав, что я хочу не только с ней побеседовать, но и сфотографировать, ушла переодеваться — мол, негоже плохо выглядеть на фотографии. Хотя выглядела она замечательно. Когда человек чист, светел, добр, окружен любящими детьми, внуками и правнуками, он не может не быть прекрасным в своей старости. Как бабушка Амест — добрая, красивая, благородная, с живыми глазами, в которых до сих пор светится огонек жизни.

...Фотографирую Амест сначала у родового уголка. Так я назвала столик, на котором собраны фотографии предков, родственников, важные документы, книги. Над столиком, конечно, светлые лики икон. Молитвы за упокой и здравие — так бабушка Амест начинает и заканчивает свой день. Потом фотографируемся с годовалым Валеркой — ее двадцатым правнуком.

Кстати, Амест по образованию медик, 48 лет проработала в больнице. Была медсестрой во время Великой Отечественной войны, оказывала медицинскую помощь во время карабахской войны. Она рассказывает историю, как ее брат Гурген и отец Аршавир случайно встретились на фронте в 40-х годах. Прошел войну и ее муж. А во время карабахской войны, будучи уже далеко немолодым человеком, он со своим конем Джейраном пробирался через горы, минуя вражеские азерские посты — перевозил продукты и оружие. В годы войны, когда было нечего есть, 13-летний Сурен тайком из дома выносил сахар и кормил отважного Джейрана. Мальчишка мечтал убежать на фронт и воевать за свой край, но, говорит он, “мать плакала и шантажировала меня”.

На террасе хлопочет невестка — жена внука Вагана. Они оба офицеры. На майке у женщины — герой карабахской войны Аво.

Какая встреча в Арцахе проходит без шашлыка и тутовой водки! Во главе стола сидит Амест-татик, Мец мама, Старейшина! Все внимательно слушают ее неторопливую речь, в которой каждое слово — на вес золота.

...Меня удивило, что мужчины из Карабаха реже уезжают на заработки в Россию или любую другую страну. То ли это говорит о том, что негоже своих жен и детей оставлять без присмотра, когда мир еще не гарантирован, то ли о том, что мужчины, понимая, что за эту землю пролито столько крови, боятся ее потерять хотя бы на время. ...На обратном пути, уже возвращаясь в Ереван, мы с Тиграном заехали в Вайоц дзор, чтобы посмотреть, как по скалам спускаются безоаровые козлы к водопою. Безоаровый козел — “краснокнижник”, исчезающий вид, на многих петроглифах изображены именно эти животные.

Наблюдая за шествием к водопою, Тигран вдруг сказал: “Вообще-то это не козлы, а самки!” “Одни самки?” — воскликнула я и перевела удивленный взгляд на животных: действительно, самки и козлята. Тигран рассмеялся: “Козлы на хопане. Они приходят в эту локацию только в декабре!” Ту же самую картину можно наблюдать и в человеческой популяции в Армении, когда в декабре, в преддверии Нового года, самолеты в ереванском направлении переполнены мужчинами, возвращающимися с хопанщины к своим женам. А вот в Арцахе все чуточку иначе...

Елена Шуваева-Петросян