«МАССОВЫЕ БЕСПОРЯДКИ» И «ХУЛИГАНЫ». ГРИМАСЫ ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМА

6 марта, 2017 - 22:12

Мы продолжаем публикации в связи с очередной годовщиной трагических событий в Сумгаите, где 27-29 февраля 1988 года произошли массовые убийства и погромы армян. Предлагаем вниманию читателя продолжение главы 7 книги Арсена Мелик-Шахназарова «Нагорный Карабах: факты против лжи», которая называется «Резня в Сумгаите: факты и искажения». http://sumgait.info/caucasus-conflicts/nagorno-karabakh-facts/nagorno-karabakh-facts-7.htm

 *   *   *

 Теперь посмотрим, как резня в Сумгаите была преподнесена и представлена советскому народу советскими же СМИ.

 «Массовые беспорядки» и «хулиганы»

 Как уже отмечалось выше, лишь 1  марта 1988 года на внутренней полосе «Известий» появилось небольшое сообщение ТАСС, в котором говорилось, что «28 февраля в Сумгаите (Азербайджанская ССР) группа хулиганствующих элементов спровоцировала беспорядки. Имели место случаи бесчинства и насилия...» И все... Кто, почему, кого, как? - этими вопросами задавались миллионы людей. Многие вообразили, что Сумгаит находится в Карабахе. И неудивительно, что от некоторых москвичей можно было иной раз в те дни услышать: «Вот, что эти карабахцы натворили!» Что ж, эти люди не виноваты были в своем заблуждении. Характер и тенденциозность официальных сообщений способствовали тому. Бесчинства начались 27-го. Информация в 10 (!) газетных строчек появилась лишь 1-го. И потом снова молчание на несколько дней. Лишь 5-го вечером в «Известиях» вновь появилась лаконичная «тассовка», сообщавшая о жертвах «разных национальностей», «погибших от рук уголовных элементов».

Тем самым, кремлевское руководство с первых же дней после сумгаитской  резни взяло курс на замалчивание сути произошедшего, его масштабов и явного наличия организаторов погромов.

 «Приходилось признавать горькое, дикое, непостижимое: людей убивали, калечили физически и нравственно только потому, что они другой - другой национальности», - писали несколько позже «Известия»[1].

Однако этот непреложный факт  никак не  отразился на оценке советским руководством сумгаитских событий как действий «группы хулиганствующих элементов», «ярых провокаторов и бандитов». При этом, правда, было непонятно, почему их жертвами не стали состоятельные люди неармянской национальности?

Скудный поток информации из региона не иссякал лишь благодаря сообщениям о совещании в ЦК КПСС от 9 марта, тоже переданного по каналам ТАСС, и небольших информационных депеш наподобие заметки в «Аргументах и фактах», сообщавшей о «нормализации обстановки в Степанакерте и Ереване» и «перемещении на территорию Азербайджана групп людей азербайджанской национальности из Армении»[2]. О многих тысячах армян, покинувших Сумгаит, не было сказано ни слова.

Даже в разрешенной информации о трагедии были существенные разногласия. И если в сообщении ТАСС  в «Известиях» от 22 марта говорилось: «разграблено более ста квартир», то «Московские Новости» 22 же марта писали: «разгромлено 200 квартир».

Были в публикациях и  совершенно противоречивые сведения. Заместитель Генпрокурора СССР А. Катусев говорил на страницах «Известий»: «Продолжают мешать следствию всевозможные измышления... распространяются слухи о том, что накануне массовых беспорядков в городе на ряде предприятий специально изготавливались металлические прутья и иные предметы, что преднамеренно работниками узлов связи отключались телефоны в квартирах армян»[3]. В то время как в  «Московских новостях» почти за полгода до того было написано: «Еще предстоит выяснять, как получилось, что 28 и 29 февраля многие телефоны в городе отключились, кто ответит за успокаивающие советы: «Сидите дома», в то время как людей нужно было срочно эвакуировать»; «Он нанес... Саркисяну два страшных удара по голове металлическим прутом»[4]. То есть признавалось и избирательное отключение телефонов, и  советы не покидать квартир, и странное «совпадение», что многие убийцы были вооружены  прутьями из арматуры

«Более ста сотрудников органов внутренних дел и военнослужащих получили телесные повреждения различной степени тяжести», писали «Известия» от 19 июня 1988 года. Выше уже говорилось о практически безоружных курсантах и солдатах, которым с опозданием на двое суток был дан приказ утихомирить погромщиков.

Но было не ясно, о каких пострадавших «сотрудниках правоохранительных органов» шла речь, если реальная оценка их действий даже в официальных изданиях была явно другой. В «Московских новостях» читаем: «Еще придет черед суда над теми, кто семь часов штурмовал квартиру, где двое оборонялись... Но ведь все семь часов они звонили, обращались в милицию!», «Да, бездействие тех, от кого были вправе ждать защиты, поощрило толпу», «более десятка офицеров - руководителей сумгаитской милиции сейчас из органов МВД уволены. Прокуратура СССР ведет специальное расследование»[5].

Непонятно было из сообщений СМИ и то, как 94-м бандитам, официально привлеченным к уголовной ответственности после сумгаитской резни, удалось устроить в четвертьмиллионном городе трехдневную кровавую вакханалию, да еще нанести ранения ста военнослужащим и сотрудникам МВД. Неужели  для усмирения столь мизерной кучки лиц нужно было вводить в город войска и бронетехнику?

И почему вообще перед судом должны были предстать всего 94 человека, когда только из материалов процесса по делу Ахмедова-Исмаилова-Джафарова следовало, что лишь 29 февраля и лишь в нападении на квартал 41а участвовало около 400 человек. Очевидно было, что по всему городу в погромах и убийствах участвовали многие тысячи жителей.

Наконец, с самого начала расследования сумгаитской резни самой центральной властью была сделана попытка уравнять на чаше весов как массовых выступлений в рамках закона жителей НКАО и  беспрецедентных по варварству преступлений в Сумгаите. И то, и другое было охарактеризовано Катусевым в опубликованном в «Известиях» интервью «Сумгаит: Прокуратура продолжает следствие»,  как «массовые беспорядки». «Дело о массовых беспорядках в Сумгаите», и тут же - «массовые беспорядки в НКАО, спровоцированные националистически настроенными элементами, накалили обстановку в Сумгаите»[6]. Тем самым, были поставлены на одну доску воля народа, выраженная в решении внеочередной сессии Облсовета НКАО, и кровавые сумгаитские погромы.

 Катусеву вторил коммунист-патриот и писатель Александр Проханов, выступивший в «Литературной газете» со статьей под претенциозным заголовком «Я был в Степанакерте»[7]. Рассказывая о нападении на Аскеран из Агдама, автор «промывал косточки» лидерам карабахского движения, объединенным в комитета «Крунк» (по-армянски - «журавль», символ единения народа): «Пролилась первая кровь. «Конституционная теория», «политическое народовластие», «интеллектуализация лидеров» обернулись бойней, замешались на пролитой крови... Лидеры, интеллигенты не оказались выше взбудораженной массы, пропитались ее воспаленной, больной энергетикой... Все это трагически отозвалось в Сумгаите».

Логика  соловья политуправления Советской армии А. Проханова вполне вписывалась в официальную идеологию. В соответствии с  ней, если человек вышел ночью на улицу, соблюдая все правила дорожного движения, а пьяный водитель на грузовике сбил его, нарушив те же правила, то винить следовало не пьяного душегуба, а пешехода. Дескать,  зачем ночью вышел, сидел бы дома и не дергался!

Та же нездоровая причинно-следственная связь присутствовала и в официальных документах АзССР. В конце марта 1988-го Президиум  Верховного Совета Азербайджанской  ССР направил письмо в адрес Президиумов Верховных Советов 13-ти союзных республик. Ранее эти руководящие органы 13 союзных республик (то есть всех республик СССР за исключением АрмССР и АзССР)  неожиданно и дружно, почти что под копирку, выразили «глубокую обеспокоенность и тревогу трудящихся братских республик сложившейся ситуацией в Азербайджанской и Армянской ССР в связи с событиями в Нагорном Карабахе».

В Письме Президиума ВС АзССР, в частности, говорилось: «Ситуация, сложившаяся в Нагорном Карабахе, вызывает серьезную тревогу у всех, для кого святы принципы, на которых зиждется наше единое союзное многонациональное государство… События усугубились тем, что разжигание националистических настроений спровоцировало действия преступных элементов, повлекшие тяжелые и даже трагические последствия в Сумгаите… В работе по интернациональному воспитанию…и других сторон жизни Нагорно-Карабахской автономной области были допущены определенные просчеты и недостатки»[8].

То есть, опять-таки,  «серьезную тревогу» вызывала не резня в Сумгаите, а будто бы «спровоцировавшая» ее ситуация в НКАО.

В ряде публикаций присутствовала и просто откровенная демагогия. Так, новоназначенный после погромов первый секретарь Сумгаитского горкома компартии З. Гаджиев вещал со страниц «Правды»: «Кто должен был в первую очередь защитить своих граждан? Город! Его власти! Его партийное ядро. Но для этого нужно было... обратиться к рабочим. В общежития, на предприятия»[9]. Между тем, как раз рабочие многочисленных предприятий города и составляли основу погромщиков. Наконец, было очевидно, что защита граждан являлась прерогативой органов МВД города, республики. Разве не они должны были «в первую очередь» защитить людей от бандитов, тем более, что от Сумгаита до столицы республики Баку было менее часа езды на легковой машине?

Внимание средств массовой информации было сконцентрировано также на том, что вопреки слухам было убито лишь (!) 26 человек. О покалеченных, которых, по сообщениям из зала московского суда, было даже не 197, как сообщалось сначала, а около 400,  о  12 случаях изнасилований,  чаще всего и  вовсе замалчивалось.

Между прочим, похожий подход несколько позже взяли на вооружение и некоторые представители азербайджанской интеллигенции. Так, писатель Максуд Ибрагимбеков, выступая на заседании совета по межнациональным отношениям в журнале «Дружба народов», весьма цинично заявил, что в Сумгаите было убито 26 армян, в Кировабаде – двое. «Всего – 28. То есть масштабы происшедшей трагедии несоизмеримы с объявленной»[10].

Наконец, советское руководство, совавшее свой нос по делу и без оного в самые разные уголки мира, в том числе выступавшее с соболезнованиями в адрес зарубежных жертв трагедий и катастроф, так и не выразило официального соболезнования родным и близким зверски убитых и замученных жертв сумгаитской резни.

Политическая оценка сумгаитского варварства, столь нужная тогда всему советскому обществу, подменялась пустыми общими фразами, как это было сделано в сообщении ТАСС в связи с началом в Верховном Суде СССР процесса над тремя сумгаитскими убийцами:  «В  ходе массовых беспорядков, организованных уголовными элементами, враждебно настроенными против всего светлого, доброго, чем всегда славился советский интернациональный образ жизни...»[11]

 Гримасы интернационализма

 Говоря о погромах в Сумгаите, нельзя не признать, что многие жители города армянского происхождения были спасены благодаря своим соседям и знакомым, в том числе и азербайджанцам по национальности.  Немало семей были укрыты соседями по дому, подъезду, которые не выдали их шедшим по наводке в конкретные квартиры погромщикам. О «счастливых» историях такого рода было сказано немало и сразу после резни, и позже как о примерах подлинного интернационализма. Хотя очевидно, что такие случаи вписывались в рамки обыкновенной общечеловеческой логики, добрососедских отношений, просто порядочности.

В эйфории по поводу проявленного героизма отдельных граждан, - а это был действительно героизм, потому что опьяненные кровью погромщики запросто могли разделаться и с укрывателями потенциальных жертв, - советская идеологическая машина пыталась утопить любые проявления несогласия с официальной версией погромов. Ведь советские власти говорили о «хулиганах», а  и в убийствах, и в погромах участвовали многие тысячи людей, среди которых были даже дети школьного возраста. А сколько тысяч горожан спокойно наблюдали за расправами и грабежами с тротуаров, дворов и балконов квартир?

Тем большее возмущение у родственников пострадавших, у населения НКАО, Армянской ССР вызывали неуклюжие попытки идеологической машины Кремля увести обсуждение проблемы от страшных реалий к «ура-интернационализму».

Пресса и официальные лица что-то скупо говорили о «недостатках интернационального воспитания», на провокации подстрекателей, как будто, чтобы не убивать людей за иную национальность, не нужно просто быть нормальным человеком, а требовалось пройти курс интернационального воспитания. С которым, кстати говоря,  если верить Госкомитету СССР по народному образованию, в Сумгаите все было в полном порядке. Ибо среди удостоенных в 1987 году Красного знамени Министерства просвещения СССР и ЦК отраслевого профсоюза по Азербайджанской ССР организаций первыми значатся коллективы учреждений и отдел народного образования города... Сумгаита. Об этом сообщал майский номер журнала «Народное образование» за 1988 год. Такое вот «интернациональное» воспитание, даже при всей смехотворности ссылки на его недостатки как причину трагедии.

Интернационализм стал ведущим лейтмотивом сообщений ТАСС, последовавших сразу за первой информацией о событиях в Закавказье. На людей, жаждущих получить какие-то подробности, ТАСС обрушил удивительно невыразительные и казенные сообщения с заверениями представителей азербайджанского и армянского народов в любви и дружбе. Постороннему читателю могло показаться, что карабахские армяне (по логике ТАСС – «отдельные безответственные элементы») выступали против идеи интернационализма и дружбы народов, хотя на деле они выдвигали политические требования. Многие лозунги демонстрантов как раз свидетельствовали об их стремлении к декларируемому КПСС истинному интернационализму, который только тогда реален и  истинен, когда он базируется на полном равноправии и уважении.

Поток безликих откликов продолжался вплоть до 3-го марта. В них было много «содержательного»: начиная от утверждения, что «нет в Карабахе более уважаемых людей, чем аксакалы»[12] (так в Туркестане именуются почтенные старцы) и кончая риторическим вопросом: «А стоит ли разжиганием распрей мешать решению насущных задач? Лучше, поддерживая традиции дружбы, ударным трудом и дисциплинированностью вносить посильный вклад в реализацию жилищной программы»[13].

Центральные органы печати вообще черпали свои аргументы в пользу «вековой дружбы между армянами и азербайджанцами» в основном из сферы производственно-бытовых и матримониально-семейных отношений. В результате человек, работающий в интернациональном коллективе, уже в силу этого как бы сразу же считался интернационалистом. Люди разных национальностей, живущие в большом многоквартирном доме - тоже интернационалисты, причем, видимо, тем большие, чем многоэтажнее дом. Или еще оригинальнее: женился человек на девушке другой национальности и автоматически достиг вершин интернационализма, стал ярым поборником дружбы народов.

Чаще всего в качестве образчика интернационализма выдавались как раз узы Гименея, связавшие лиц разной национальности. Следуя этой логике, невольно можно было придти к выводу, что самыми большими интернационалистами были, несомненно, турецкие султаны, в гаремах которых были собраны представительницы «самых разных национальностей»...

Но, похоже, что это не смущало прессу. В подтверждение этой своеобразной концепции интернационализма читаем в статье Б. Вагабзаде: «Два народа испокон веков жили в мире, дружили. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно подойти к книжной полке и полистать азербайджанский дастан - народный эпос, повествующий о любви армянки, прекрасной Асли и азербайджанца Керима»[14].

«На днях Гаджиевы... пригласили меня к себе в гости. Эльдар Гаджиев – азербайджанец. Его жена Лида-ханум - армянка... Живут дружно»[15].

«Тема интернационализма - ведущая в моем творчестве», - приводили слова С. Алескерова «Известия». - «Любовь азербайджанского юноши и армянской девушки воспела опера «Багадур и Сона»[16]. Словом, взгляд на проблему интернационализма сквозь розовые очки любовного влечения, да и только!

Обращало внимание и то, что во всех без исключения примерах «семейного интернационализма» азербайджанцы с армянами упоминались лишь в сочетании мужчина-азербайджанец и женщина-армянка. И это вовсе не случайно: азербайджанские (и не только азербайджанские)  религиозные и национальные традиции допускали и порой даже поощряли браки своих мужчин с иноверными и инородными женщинами с целью ассимиляции последних, «оздоровления крови» и так далее.

Браки  обратного характера, то есть когда женщина-азербайджанка выходила замуж за представителя «христианской» нации – армянина или русского, были нечасты в Баку, крайне редки в других городах, и совершенно немыслимы в сельских районах. Само упоминание о такого рода семейных союзах часто считалось неприличным; приведение их же в качестве примеров «дружбы народов» в прессе могло быть расценено в азербайджанском социуме как национальное оскорбление и вызвало бы эффект, прямо противоположный умиротворению.

Между прочим, из области сказок и до сих пор живущие мифы о будто бы большом числе армяно-азербайджанских браков, ранее имевших место  в Нагорном Карабахе. По официальным данным, даже в 1970-1980-х гг. браков между армянами и азербайджанцами в  НКАО было меньше, чем между армянами с одной, и русскими и представителями других национальностей, с другой стороны. При том, что численность  азербайджанцев доходила в эти годы до 23% населения области, а русских и представителей других национальностей в те же годы было от 0,8 до 1 процента населения НКАО!

 Возвращаясь к информациям ТАСС, заполнившим газеты после резни в Сумгаите, хочется отметить, что нередко публиковавшиеся шаблонные отклики и вовсе были взяты «с потолка». Вот что писал армянский театральный деятель, народный артист СССР Р. Капланян в «Советской культуре»: «Под одной из подобных заметок я вдруг обнаружил свое имя. Да кто же так посмел меня унизить? Разгневанный, звоню в «Арменпресс», пытаюсь выяснить, кто так по-пиратски работает? В ответ по телефону мне приносят извинения, просят не поднимать скандал, «иначе нас с работы поснимают»... А как бы в утешение рассказывают грустную историю. Оказывается, не один я этак пострадал. У одного сотрудника телеграфного агентства даже свадьба расстроилась из-за того, что отклик он подписал именем любимой девушки»[17].

 Об аналогичном методе работы, но уже другого отделения ТАСС рассказывали «Известия»: «Трудно не понять чувства ветерана войны С. Петросяна, который с изумлением узнал, «что его подпись фигурирует под «откликом», распространенным по каналам «Азеринформа»[18]. Таких примеров было предостаточно.

Такова была  логика  советского «истинного интернационализма», суть которого весьма точно выражена немецкой поговоркой: «стань мне братом, или я проломлю тебе череп».

На фоне засилья сообщений о дружбе народов и наступившем в Сумгаите спокойствии, в органы печати поступили директивы из ЦК КПСС не публиковать статьи о событиях в Сумгаите. Некоторые уже подготовленные к публикации материалы в последний момент снимались, как это произошло со статьей Владимира Чернова «Карабахский вопрос», значительная часть которой была посвящена сумгаитской резне[19].

Лишь нескольким авторам удалось прорвать эту стену молчания. В «Социалистической индустрии» за 27 марта 1988 была напечатана статья  О.Кулиша и Д.Меликова «Черным семенам не прорасти». В «Московских новостях» от 22 мая  - статья В.Лошака «Сумгаит. Эпилог трагедии» - репортаж об одном из судебных процессов по делам сумгаитских погромщиков.

При этом даже либеральные «Московские новости» не избежали искуса повторять «правдинские» мифы. Так, В.Лошак  рассказал о 253 будто бы вернувшихся в Сумгаит армянских семьях, не уточнив, что речь шла о тех, кто приехал забрать уцелевшее имущество или оформить документы на обмен своих сумгаитских квартир. Не преминул он сообщить и о намерении новых городских властей «отселить злополучные трущобы «нахалстроя» – беду города и поставщик кадров февральской толпы». Тем самым автор повторил внедряемый тогда в сознание людей тезис о том, что погромы были спровоцированы неблагоприятной социально-экономической ситуацией в «Комсомольске-на-Каспии»[20].

Но даже подобные материалы были единичными, и их появление не могло изменить общей информационной картины, формировавшейся за стенами Кремля. И вновь западные «радиоголоса» без труда сумели перехватить инициативу у советских СМИ, сообщая советским людям такие подробности происходящего, которые добыть из открытых советских источников было невозможно.

Подготовил Роман СЕВАНСКИЙ

 


[1][1]  «Известия», 13.05.1988 г.

[2][2] «Аргументы и факты», № 12-18.03.1988 г.

[3][3] «Известия», 20.08.1988 г.

[4][4] «Московские новости», 22.03.1988 г.

[5][5] «Московские новости, 22.05.1988 г.

[6][6] «Известия», 20.08.1988 г.

[7][7] «Литературная газета»,10.08.1988 г.

[8][8] «Бакинский рабочий», 27.03.1988 г.

[9][9] «Правда», 10.10.1988 г.

[10][10] Этот материал был опубликован в № 11 за 1989 год журнала «Дружба народов»

[11][11] «Известия», 19.10.1988 г.

[12][12]  «Известия», 29.02.1988 г.

[13][13] «Известия», 01.03.1988 г.

[14][14] «Советская культура», 26.03. 1988 г.

[15][15] Там же

[16][16] «Известия», 28.02.1988 г.

[17][17] «Советская культура», 17.03.1988 г.

[18][18] «Известия», 05.04.1988 г.

[19][19] Игорь Бабанов, Константин Воеводский. Карабахский кризис. Санкт-Петербург. 1992. Издание 

   Комитета Гуманитарной помощи Карабаху, стр. 11

[20][20] «Московские новости, 22.05.1988 г.

 

 

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Тест для фильтрации автоматических спамботов
Target Image