К шестидесятилетию первого издания мемуаров Согомона Тейлиряна; в 1953 году Ваан Минахорян записал и издал в Каире воспоминания армянского мстителя.

Первая мировая…

В кипящем котле глобального противостояния расплавлялись незыблемые, казалось бы, устои, рушились империи, варились старые и новые идеологии, вынашивались контуры грядущего миропорядка. Многое тогда уже представлялось анахронизмом, ибо практика дел далеко опережала теорию слов: прежние термины и понятия не поспевали вслед за новыми событиями и явлениями. Война сильно ударила по центральной нервной системе планеты; кора больших полушарий раскалывалась от взмахов ятагана, геосинклиналь спинного мозга расщеплялась по отдельным позвонкам. Судороги земли особенно лихорадочно отражались на морщинистом рельефе Армении, где осуществлялся план по уничтожению целого народа на его исторической родине.

ЗАНЯТЫЕ ПЕРЕДЕЛОМ СТАРОГО МИРА ВЕДУЩИЕ ДЕРЖАВЫ сколь-нибудь последовательного внимания на столь дерзкое нововведение уделять - даже при наличии подобного стремления – не могли. К тому же тысячелетние зигзаги армянской истории вкупе с поразительной способностью армян каждый раз восставать из пепла, казалось бы, сами приучили и приручили мир к сдержанности: армянские катастрофы традиционно вписывались в некий фатально-философский контекст. 

Вот, к примеру, объяснения от Черчилля: "Вековые несчастья армянской нации объяснялись главным образом физическими особенностями ее родины. На высоком армянском плато, простирающемся через центр Малоазиатского полуострова, расположены горные хребты в восточном и западном направлении. Долины между этими хребтами с незапамятных времен были дорогами для всех завоевателей, двигавшихся на западе из Малой Азии, а на востоке - из Персии и Центральной Азии. В древности по этим путям шли мидяне, персы и римляне, а в первые столетия христианской эры - персидские Сасаниды и императоры Восточной римской империи. В средние века по ним следовали уже орды монголов, сельджукских и османских турок, завоевывавшие, делившие, уступавшие и снова завоевывавшие те малодоступные области, в которых несчастный народ вел неустанную борьбу за жизнь и независимость".

В обобщенной плоскости западного мировосприятия тысячелетние катастрофы армянского прошлого действительно складывались если даже не в нечто само собой разумеющееся, то уж по крайней мере – в привычное стечение исторических обстоятельств. И тем не менее в начале XX века все оказалось значительно хуже: в один из древнейших центров культурного освоения был внедрен выращенный в лабораториях расистской идеологии принципиально новый политический вирус под названием пантюркизм.

Лихорадка Армянского нагорья

В 1915 году мир сошел с ума! К тому времени он уже был достоин сострадания, ибо поразивший его недуг развился до той критической стадии, что единственной своей панацеей избрал войну. Мир сам тогда пребывал в состоянии глобального аффекта и действительно был невменяем. Невменяем настолько, что беспомощно наблюдал за редчайшей в своей истории картиной: единовременным умерщвлением целой нации – ее  певцов и поэтов, музыкантов и художников, учителей и врачей.

БРОШЕННАЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ ПЕРЧАТКА ТАК И ОСТАЛАСЬ ЛЕЖАТЬ НА БАГРОВОЙ ЗЕМЛЕ, так как не было общества, способного подобрать ее и призвать мизантропа к барьеру. Мир, лишенный таким образом рассудка, выявил, однако, иную способность: он поставил диагноз человеку, который видел весь этот ужас собственными глазами и оказался не в состоянии переварить его, – эпилептик, шалый, невменяемый.

Впрочем, вправе ли кто-либо упрекать светил европейской психиатрии в некомпетентности, если даже некоторые симптомы не соответствовали выставленным диагнозам? Сама постановка вопроса в высшей степени неучтива и некорректна. Корни проблемы как раз и сокрыты в неспособности здравого рассудка врачей первой четверти прошлого века проникнуть в полной мере в среду зарождения и развития этой болезни; невозможно было вообразить концентрацию на ограниченной территории столь неограниченного количества патогенных факторов.

Самые подробные рассказы очевидцев армянской резни, самые детальные свидетельства иностранных миссионеров не могли - при всей скрупулезности описаний - высветить перед медиками весь спектр условий возникновения болезни: всеобъемлющая картина армянского патогенеза никак не восстанавливалась ввиду отсутствия прецедента.

Медицина выделяет разные географии лихорадок – Средиземноморскую семейную лихорадку, пятнистую лихорадку Скалистых гор, лихорадку Западного Нила, сразившую Александра Македонского. Но ей неведом диагноз под названием геноцидогенная лихорадка Армянского нагорья. Это особая форма диссоциативных расстройств, при которой единый народ поглощается в жутких конвульсиях жуткого времени, когда слагающий его отдельный индивид бьется в эпилептических припадках и сам превращается в носителя общенациональных судорог.

Жертвами этой лихорадки и стали сотни тысяч представителей одной нации, над которыми ятаган не сжалился, оставив им возможность жить и сосуществовать со своим прошлым, с осознанием виденного и слышанного. Это именно тот случай, когда раздвоение идентичности становится единственной отражательной реакцией адекватной личности, единственным стереотипом поведения, единственным по-настоящему здоровым рефлексом. Геноцидогенной лихорадкой Армянского нагорья и страдало уцелевшее население библейского края.

"В рамках одной нации"

Тем не менее подлинная атмосфера возникновения и прогрессирования общенационального расстройства так и осталась незафиксированной психиатрами. Реальная история болезни оказалась половинчатой, анамнез явно хромал. Именно это обстоятельство, а не профессионализм врачей, обусловило подгон отдельных непрочитанных симптомов под более читаемые диагнозы. Нелишними свидетельствами высочайшего уровня профессиональной подкованности виднейших специалистов как раз и являются закравшиеся в какой-то момент в их сознание серьезные подозрения на предмет точности диагноза, поставленного в отношении армянского расстройства.

ПРОФЕССОР РИХАРД КАССИРЕР - ПРИГЛАШЕННЫЙ ЭКСПЕРТ ПО ДЕЛУ СОГОМОНА ТЕЙЛИРЯНА: "Я больше не могу настаивать на моем диагнозе эпилепсии, установленном клиническим исследованием. Теперь я в значительной степени склоняюсь к той точке зрения, что здесь речь идет не о настоящей эпилепсии, а о припадках, которые имеют непосредственную связь с душевной жизнью больного".

Невропатолог Бруно Хааке – приглашенный эксперт по делу Согомона Тейлиряна: "Изначально я получил впечатление, что болезнь обвиняемого есть эпилепсия, я так и записал в своем журнале. Но сегодня я придерживаюсь иного мнения: это другое расстройство, возникшее  под влиянием иного рода душевных потрясений".

Почетный действительный профессор Берлинского университета доктор Хуго Липман – приглашенный эксперт по делу Согомона Тейлиряна: "Я вовсе не задумываюсь над понятием эпилепсии, этого загадочного слова, которое якобы дает нам ключ к пониманию душевной жизни обвиняемого".

Как видно, сами врачи почти приблизились к выделению природы армянского патогенеза как принципиально нового типа расстройств. В известной степени можно сказать, что это приближение ознаменовало кульминацию развития европейской психиатрической мысли первой четверти прошлого века. Однако приподнять планку достижений чуть выше и заявить миру о выявлении болезни этнополитического характера они были объективно не в состоянии.

Одним из главных препятствий на этом пути являлось отсутствие комплексного подхода, с подключением к обследованию политических, этнических, религиозных и прочих слагаемых армянского патогенеза. Но едва ли уместно упрекать врачей в отсутствии такого подхода: известнейшие психиатры занимались исключительно своим профессиональным делом и, естественно, не могли, да и не обязаны были охватывать в рамках врачебной практики целое историческое событие. Хотя…

"Есть некоторые пункты, которые требуют своего освещения. Услышав все то, что перенес обвиняемый, у человека, само по себе понятно, должно возникнуть такое чувство, что он должен был убить Талаата, которого он считал убийцей. И вот возникает  вопрос: сделал бы то же самое и нормальный человек? Это совсем необязательно, потому что если бы и нормальный человек при этих обстоятельствах подумал, что “я должен убить убийцу”, то приведение этой мысли в исполнение было бы совсем другим делом. Но другие армяне, которые тоже пережили такие ужасы и имели, возможно, такое же намерение отомстить, на самом деле ведь такое покушение не совершали".

АВТОР ПРОЦИТИРОВАННЫХ СЛОВ – ВЫДАЮЩИЙСЯ ПСИХИАТР ЭДМУНД ФОРСТЕР, еще один приглашенный эксперт по делу Согомона Тейлиряна. Тот самый, который в 1918 году лечил ефрейтора Адольфа Гитлера, а в 1933 году был убит агентами гестапо за попытку опубликовать за границей книгу о характере болезни фюрера. Он-то ближе всех  и подошел к особенностям армянского расстройства, так как стал единственным, кто в той или иной форме, с той или иной долей скептицизма, но озвучил вопрос о возможной локализации непонятной болезни "в рамках отдельной нации". Иное дело, что, не обнаружив других примеров отмщения, отказался от такой постановки вопроса.

Остается лишь восхищаться проницательностью и профессиональным чутьем знаменитого психиатра. Если бы он располагал более полной информацией, то, очевидно, направил бы свое прозорливое наитие по менее скептическому руслу. Эдмунд Форстер  просто не знал, да и не мог знать, что Согомон Тейлирян был лишь отдельным звеном длинной цепи армянского возмездия – тайной карательной операции "Немезис".

Арис Казинян