Как и ожидалось, азербайджанские власти пошли на попятную в борьбе вокруг будущего Мехмана Гусейнова. А почему это ожидалось? По той простой причине, что продолжи они дело накручивания ему очередного срока, вся история неминуемо вылилась бы в предреволюционное тесто, нуждающееся в «герое – жертве» режима, как в дрожжах.

Впрочем, даже после освобождения Мехмана это тесто, пусть и медленнее, но будет зреть, потому как негодующие массы уже учуяли слабость режима и брешь в его позициях. И дело тут не в одном Мехмане Гусейнове, а точнее, вовсе не в нем, а в законе сообщающихся сосудов, который безукоризненно действует в политике, ровно как в физике.

Еще месяцы назад Алиев кичился перед своей публикой тем, что чуть ли не он стал инициатором смены власти в Армении, тем самым, воображая из себя этакого всесильного султана, который в состоянии влиять на политическую судьбу своих внешнеполитических соперников и соседей. Ныне же, наверняка им овладевает осознание того, что рожденная комплексом факторов волна политических перемен на Кавказе, не может просто так остановиться на подступах к Казаху и Агстафе или обойти стороной его «тихий» апшеронский берег. Но весь вопрос в том, что, если Серж Саргсян имел дальновидность и ресурс для бескровной уступки власти и недопущения гражданского противостояния в стране, (чем, кстати, сохранил за своей силой все возможности политического реванша), то Алиев давно и безнадежно сжег все мосты с обществом и оппозицией, которые в случае накала внутриполитической обстановки (а это неизбежно) позволили бы ему гарантировано избежать своей и чужой крови.

Вспыхнувшие за последние годы бунты в Азербайджане, зачастую сопряженные с кровью, показали весь широкий спектр проблем, накопившихся за годы алиевской власти в Азербайджане.

Исмаиллинские события вскрыли социальную составляющую недовольств. Беспорядки в Губе показали наличие проблемы чудовищного ущемления прав нацменьшинств. Нардаран и Гянджа наглядно продемонстрировали косность религиозной политики и зыбкость конфессионального баланса в республике. Ко всему этому, естественно, надо приплюсовать фактическое уничтожение властью системной оппозиции и тотальное подавление инакомыслия.

Однако ресурс сдерживания повсеместных народных волнений у любой власти не может быть безграничным, даже у такой авторитарной, как алиевская. По сути, из всего набора инструментов воздействия на массы у Алиева осталось лишь нагнетание страха, поскольку ни обещания о благоденствии, ни клятвы вернуть Карабах, ни имитация реформ не способствовали лояльности общества к нынешнему режиму. Но страх – это палка о двух концах. Паническая боязнь самого Алиева встать перед проблемой народного бунта прямо пропорциональна той мере страха, которую он насаждал в обществе. Эта очевидная истина вскрылась на днях, когда «алиевская политическая глыба», как любят именовать своего патрона провластные пропагандисты, дала трещину под воздействием развитий вокруг судьбы блогера Гусейнова.

Повесив на Гусейнова абсурдное дело с избиением офицера – надзирателя колонии, азербайджанские власти поначалу презрительно отплевывались на замечания европейских оппонентов и предупреждения закордонных правозащитных организаций. «Будет сидеть!», - был вынесен вердикт во властных кабинетах Баку. И конечно же, эта установка однозначно получила «добро» из кабинета номер один, поскольку именно там и больше нигде в Азербайджане решается судьба каждого политзаключенного поголовно.

Это потом уже в провластной прессе все дело с освобождением Мехмана Гусейнова было обставлено так, будто бы президент знать не знал, ведать не ведал о новой статье, повешенной на блогера, о его голодовке, о силой впихнутой ему в рот сметане и, вообще, о всей мутной истории с затравленным парнем. Так почему же Алиев, вопреки прежней своей показной глухоте к требованиям справедливого разбирательства в деле Гусейнова, вдруг 20 января спешно наказал состряпать от имени блогера прошение на имя президента и молниеносно дал указание «об объективном и справедливом расследовании дела заключенного Мехмана Гусейнова»?

Почему блогеру, срок текущей отсидки которого должен был истечь в феврале, не то что гарантировали, согласно президентскому указу, «справедливое разбирательство», а сразу же «оказали милость» и даже без демонстративного рассмотрения дела решили отпустить на все четыре стороны.

Было бы наивно полагать, что Алиев испугался готовящихся международных резолюций по данному делу и предупреждений от европейских общественных организаций, ибо опыт наплевательства на подобного рода декларативные бумажки в Баку наработан большой.

Однако, другое дело, когда эти декларативные «наезды» приправляются вполне предметными действиями на улицах самого Баку. Митинг и шествие оппозиционеров по улицам столицы, стихийные выкрики демонстрантами клича «Алиева в отставку!», блокировка транспорта – давно невиданное зрелище в Азербайджане. И как бы не изощрялся верный идеологический телохранитель Алиева Эйнулла Фатуллаев, называя участников митинга «гопотой», «сволотой» и иным подобными определениями, как бы он не мусолил смешные официальные данные о, якобы, 2800 участниках шествия в поддержку Мехмана Гусейнова, видимая незыблемость алиевской власти и солидарность общества с нею, 20 января были поставлены под вопрос. Во всем этом деле алиевщине померещились признаки грядущей катастрофы и, конечно, неприятно озадачил вскрывшийся факт того, что несмотря не многолетние усилия ликвидировать коммуникации связи и подпитки местной оппозиции со стороны западных общественных институтов, покончить с этим не удалось.

Конечно, в плане масштаба подобная демонстрация народного возмущения пока что не несет в себе фатального значения для любой власти вообще. Однако для авторитарного Азербайджана такая доза слишком велика. И похоже она со временем будет возрастать. Ведь Алиев уже выдал перед обществом свою слабину, таким образом, продемонстрировав хорошую мину при очень-очень плохой игре. Вот текст с официальным обоснованием прекращения уголовного преследования в отношении Гусейнова: «Учитывая молодой возраст Мехмана Гусейнова, становление его на путь исправления, наличие нуждающегося в заботе пожилого отца, преступление небольшой тяжести и отсутствие угрозы для общества, следственный орган принял решение о прекращении уголовного дела в его отношении». Налицо лицемерная попытка выдать свое отступление под давлением масс за милосердие цезаря. То бишь, свой страх за великодушие.

Однако отменит ли этот спектакль уже просматривающиеся перспективы народного неповиновения? Ведь, учуяв страх авторитарного режима, ропщущее общество никогда не довольствуется достигнутым…

Автор: Богдан Атанесян