Суверенитет, неоколониализм, дипломатия: Россия и мир за последние сто лет

22 февраля, 2019 - 21:54



Что составляет суть независимой внешней политики и что для неё неприемлемо.

Известному политическому мыслителю и дипломату Франсуа Кальеру принадлежит мысль о том, что нет ни одной сферы государственного управления, в которой грань между верным и ошибочным решением, различие между интеллектом и посредственностью оборачивались бы такими потерями для государства, как это происходит в международных делах. Изложил он эту и другие свои полезные и правильные мысли по поводу дипломатии в вышедшей в 1716 году книге «Каким образом договариваться с государями» («De la manière de négocier avec les souverains»). Как мы видим, государи во французском, так же как и в английском, — это «суверены». И действительно, настоящая дипломатия возможна только между суверенными государствами и между политиками, являющимися суверенными личностями.

Важнейшее значение имеет и одно, и другое — и государственный суверенитет, и суверенитет (то есть цельность и воля) личности правителя. Отсутствие одного ведёт к существенному искажению политики. Отсутствие обоих суверенитетов, что является характерной чертой большинства государств современного мира, исключает из их внешней политики дипломатию в её классическом смысле в принципе.

Тем не менее, пока государства существуют, внешняя политика сохраняется, и остатки дипломатии, которое мы наблюдаем сегодня, в той или иной форме в ней будут присутствовать. Надо только хорошо отдавать себе отчёт в том, что когда речь идёт о важнейших внешнеполитических решениях, решениях, затрагивающих вопрос о суверенитете, это перестаёт быть делом дипломатов и становится всецело ответственностью высшего руководства страны.

Поясню эту мысль. Иногда говорят, что советская дипломатия плохо, мол, сработала в вопросе объединения Германии — нет, это не так: проигрыш в этом вопросе всецело лежит на Горбачёве. И Международный отдел ЦК КПСС, и МИД СССР выдавали ему совсем другие рекомендации, но он поступил так, как поступил. Точно так же в недавнем сюжете с Ливией, когда наша страна не возразила в СБ ООН против разгрома американцами режима Каддафи, вина тоже лежит не на дипломатах, а на Кремле. Поэтому можно смело сказать, что у России не два — армия и флот, и не три — армия, флот и дипломатия — верных союзника, а один: ум и воля её правителя.

Прежде чем перейти к сегодняшним делам, к сегодняшней внешней политике и сегодняшней дипломатии, мне бы хотелось обратить взгляд на нашу страну в XX веке. В его начале речь для России шла о том же самом выборе, что и в начале XXI века: выборе между суверенитетом и неоколониализмом. Это хорошо понимала немалая часть российской имперской элиты.

Так, внешнюю политику Империи Романовых точно осветил в своем исследовании «В чём заключаются внешние задачи России» русский геополитик консервативного направления Юрий Сергеевич Карцов. Эта книга была написана в 1908 году, но она потрясающе злободневна. Судите сами. Внешнеполитическая триада Карцова — это удержание имеющейся территории (в том числе за счёт концентрации военного могущества); обеспечение её культурной однородности; установка на экономическую самостоятельность. Всё это и есть, в его понимании, проявления суверенитета и гарантии против неоколониального захвата России, который активно осуществлялся тогда западным капиталом.

Что же, по Карцову, неприемлемо для суверенной внешней политики? Неприемлемо, пишет он, «когда соображения государственной пользы заведомо приносятся в жертву личным влечениям правителей». Неприемлемо, когда они приносятся в жертву, «материальным интересам правящих сфер». Неприемлемо, когда внешняя политика «обращается в простое механическое отражение событий на умы правительственных лиц». Неприемлемо включение во внешнюю политику «общественных страстей».

С другой стороны, пишет Карцов, сама по себе внешняя политика, сама по себе правильно поставленная внешнеполитическая цель могут составить патриотический идеал. Или, другими словами, явиться мощнейшим инструментом обеспечения суверенитета. Но это только в том случае, если внешнеполитическая цель: а) выражает насущный интерес страны; б) преследует общенародную пользу; в) способна привлечь все материальные и (это Карцов подчёркивает особо) духовные силы народа.

Подчинение России англосаксами в начале XX века было не так заметно, как это было в его конце, но острый взгляд внешнеполитических аналитиков это точно примечал. В том же ключе ползучую потерю суверенности Российского государства и его неблагоприятные перспективы отмечал и другой видный русский геополитик того времени Алексей Ефимович Вандам.

А что же писал Юрий Сергеевич Карцов собственно о внешней политике нашей страны накануне Первой мировой войны? Вот что:

«Говорить о бесповоротности внешней политики России… уже потому бесполезно, что не только цель не поставлена, но, как это ни покажется странным, её вовсе и не существует… С целью добиться в желательном смысле изменения мировой конъюнктуры России предстоит вступить в борьбу… Трагизм положения в том и заключается, что никакой борьбы правительство не признаёт, а, напротив, всецело стоит на почве компромисса…»

Такую же картину «стояния на почве компромисса» мы наблюдали во внешней политике нашей страны вплоть до самого последнего времени.

В начале же XX века задачу восстановления суверенитета нашей страны решало уже другое, советское, правительство. Решало её, надо сказать, успешно, но только в первую половину жизни СССР. В эти годы, до прихода к власти Никиты Сергеевича Хрущёва, в политике СССР мощно работало совпадение двух векторов: суверенитета государства как такового и внутренней суверенной культурно-исторической установки его правителей.

Этот сильнейший внутренний заряд помог Советской России переиграть Запад в том, что я бы назвал «приквелом» классической холодной войны — противостоянии 1920−1940-х годов. Благодаря наличию у советского строя особой привлекательности для широчайших слоёв населения по всему миру и умелому использованию соответствующих инструментов по линии Коминтерна и народной дипломатии, СССР тогда удавалось эффективно опереться на «мягкую силу» в действиях как в своём ближайшем окружении, так и в отношениях с крупными капиталистическими державами. Скажем, союз с США и Великобританией в войне с гитлеровской Германией стал реальностью не только в силу совпадения военно-политических интересов сторон, но и потому, что вариант отказа своих правительств от такого союза ни англичане, ни американцы просто не приняли бы.

В XX веке, как мы помним, к известной причине потери суверенности на личностном уровне — культурно-исторической ущербности — прибавился экзистенциальный испуг. Помните, как французы в период между Первой и Второй мировыми войнами так поддались страху перед новой войной, что пошли по пути губительных уступок Гитлеру, быстро проиграли ему войну, а потом приняли вариант колониального статуса режима Виши?

В хрущёвские годы в умах руководителей СССР тоже начали происходить схожие процессы. Это было время, когда мы, образно говоря, перестали петь «Броня крепка и танки наши быстры» и запели «Хотят ли русские войны?». Ничего плохого в этой песне нет, но, адресованная Западу, а именно так оно и было, она звучала как попытка оправдаться. Перед кем оправдаться? За что? Запад эту нашу слабину воли, пусть и прикрытую тысячами ракет и десятками тысяч танков, почувствовал и стал на неё давить: «Не хотите войны? Учтем и будем вам её навязывать. А за то, чтобы сохранялся мир, будем требовать от вас уступок…» Эта логика в 1980-е сработала.

Сегодня, насколько я понимаю, у президента нашей страны волевая установка иная. Путин говорит, что нам не нужен мир, если в нём не будет России, и он прав. Прав не в том смысле, что надо развязывать войну. Прав в том смысле, что надо демонстрировать волю в случае необходимости реально защитить свой суверенитет. Вопрос ведь не в том, сколько у тебя оружия. Вопрос в том, сколько у тебя воли его применить. Никаких уступок «ради мира» — только на основе взаимности! Никаких оправданий — пусть оправдываются те, кто пытается сжать Россию военным кольцом! И пусть их настраивает на мирный лад наша растущая мощь, а не наши самооправдания.

Защищать суверенитет, однако, необходимо не только военными методами. Культурно-исторический аспект этого дела, думаю, понятен. Финансово-экономический в основном тоже, хотя в нём есть один специфический аспект. Речь идёт о необходимости преодоления российской элитой страха потери своих капиталов, вывезенных на Запад, и тех возможностей, которое дает сотрудничество с Западом для наиболее прибыльной эксплуатации природных и людских ресурсов нашей страны. Преодолеет российская элита этот страх, движение по пути восстановления суверенитета продолжится. Если встанет на позицию «лучше жить на коленях, чем потерять свои деньги», мы станем свидетелями трагического отката назад. И это будет поистине трагедия, потому что большинство граждан России такой откат не примет и с восстановлением неоколониальной эксплуатации не согласится.

Статья подготовлена на основе выступления на заседании Зиновьевского клуба по теме «Между суверенитетом и неоколониализмом. Роль дипломатии в XXI веке», посвящённом годовщине со дня смерти известного дипломата, политика и историка Валентина Михайловича Фалина.

Михаил Демурин

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Тест для фильтрации автоматических спамботов
Target Image