«К книгам его мы относились с тем почтением, которое внушает абсолютный авторитет. С помощью его географических трудов „Айрарат“, „Ширак“, „Сисакан“ мы познавали Армению и подобно ему, еще не видя заветных мест, уже любили родину неизъяснимой любовью», — писал Аветик Исаакян об армянском историке, филологе и поэте Гевонде Алишане, вспоминая свою поездку в 1901 году в монастырь ордена мхитаристов на острове святого Лазаря в Венеции. Приводим отрывок из его очерка.

Аветик Исаакян

Гевонд Алишан

В начале апреля 1901 года я поехал из Вены в Венецию поработать в богатой арменоведческой библиотеке конгрегации Мхитаристов и повидать Италию.

Поздно ночью добираюсь до Венеции. С самого раннего утра я на ногах, хочется поскорее увидеть остров Святого Лазаря — монастырь Мхитаристов. Мое любопытство было возбуждено давно, еще юношей я мечтал побывать в Венеции и особенно на этом острове.

Бросаюсь в первую попавшуюся гондолу. Чудесный солнечный день, черная гондола скользит, подобно лебедю, по зеленым водам Большого канала. Этот самый широкий и длинный водный проспект волшебного города разделяет Венецию на две части. По обе его стороны высятся великолепные дворцы и дома, выстроенные в прекрасном венецианском стиле из разноцветного мрамора. Я словно плыву сквозь сказку, вокруг все кажется нереальным, фантастическим. И все же я устремляю нетерпеливый взгляд вдоль Лагуны — гондольер перечисляет названия островов, мимо которых мы плывем, и, наконец, я слышу: остров Святого Лазаря.

Гондола движется медленно, и я все подгоняю гондольера. Наконец подплываем, я с жадностью вглядываюсь в красное здание, полускрытое за зелеными кипарисами. И все время повторяю мысленно: «Это — Святой Лазарь».

В памяти всплывают почитаемые мною имена — Мхитар Себастаци, Агонц, Чамчян, Инчичян, Багратуни… и Алишан, которого мне сегодня доведется увидеть.

Как много заслуг у конгрегации Святого Лазаря перед армянской литературой и арменоведением! Сколько замечательных трудов: первые армянские книги на ашхарабаре, «Словарь армянского языка», «История Армении», объемистые тома «Географии Армении», издания древних рукописей, переводы классиков!

Гондола останавливается. С бьющимся сердцем ступаю я на заветную историческую землю.

Меня встречает молодой монах приятной наружности, это Есаи Тайеци, издатель «Апокрифических евангелий».

Ежедневно кто-нибудь из братии принимает посетителей, показывает им достопримечательности острова, собор, Матенадаран, музей, типографию, сад и т. п. Монастырь пользуется известностью в Европе, и приезжающие в Венецию туристы не упускают случая побывать здесь.

После осмотра монастыря Есаи Тайеци повел меня в приемную, познакомил с некоторыми из молодых монахов, уже приобретшими известность — Варданом Ацуни, Эприкяном, Симеоном Еремяном. Меня угостили кофе и печеньем, расспрашивали о жизни кавказских армян, о наших школах, литературе, Эчмиадзинском матенадаране, раскопках в Ани и других местах.

Я сказал, что моя мечта — повидать отца Гевонда Алишаняна. И вот Симеон Еремян ведет меня к известному поэту и ученому.

Я заранее предвкушал радость от свидания с нашим любимым Алишаном. Для нас, людей 90-х годов, имя его имело огромную притягательную силу. Мы знали наизусть чудесные стихотворения Патриарха: «Раздан», «Соловей Аварайрский», «Весна настала, армянский мирянин», они были украшением наших учебников, мы с большим воодушевлением читали их на праздниках и вечерах.

К книгам его мы относились с тем почтением, которое внушает абсолютный авторитет. С помощью его географических трудов «Айрарат», «Ширак», «Сисакан» мы познавали Армению и подобно ему, еще не видя заветных мест, уже любили родину неизъяснимой любовью.

Келья отца Алишана оказалась небольшой комнатой с видом на море. За письменным столом сидел и что-то писал седой, тщедушный и бледный монах, похожий на святого.

Бегло оглядываю невзрачную келью. Повсюду книги — на столе, стульях. Простая постель, в изголовье — икона богоматери, на небольшом столике — графин с водой и стакан. Это все.

Алишан поднимает голову: сквозь увеличительные стекла очков на меня смотрят большие блестящие глаза.

С волнением приникаю устами к руке, создавшей столь прекрасные творения.

— Здравствуйте. Откуда вы приехали? — спрашивает Алишан вполне бодрым голосом. Вместо меня отвечает отец Симеон:

— Он студент, приехал из Вены, а родом с Кавказа.

Я говорю о том, как рад, что мне посчастливилось увидеть в добром здравии почитаемого Патриарха. Алишан мягко улыбается и спрашивает, что я изучаю и сколько пробуду в Венеции.

— Могу угостить вас кофе. Брат, приготовь нам кофе.

Я поблагодарил и отказался.

— А ты все-таки ступай, — говорит он монаху. — Кавказские армяне не любят кофе, они пьют чай. Как-то давно приехал сюда один из наших национальных деятелей, господин Миансаров, знаете его?

— Да, это редактор «Армянской лиры».

— Верно, молодой человек. Да, так вот он приехал из Петербурга повидать меня и подарил самовар. Вардапет, сказал, научись пить чай, это полезно во время работы. А я все равно не стал пользоваться им, и самовар валяется где-то в монастыре.

У меня была с собой купленная в типографии большая фотография Алишана, и я прошу у него автограф, он будет дорог мне как память.

Медленно, твердой рукой выводит Алишан свое столь почитаемое мной имя.

Всю молодость, более полувека, просидел он в келье, склонившись над столом, повидавшем множество книг на древних и новых языках. Он устремлял свой взор на золотые воды Адриатического моря, внимал бормотанию его волн. Здесь, вдали от своего народа и родины, он был душой с ними. Он пел свои «Мелодии» (пять томов, I том «Манкуни», II том «Махтуни» и «Бнуни», III том «Айруни», IV том «Тируни», V том «Тхруни»), грезя о родине, вселенной, беспредельности, вечности…

В этой келье, воодушевленный незримым присутствием Мовсеса Хоренаци и Анания Ширакаци, с неутомимым терпением и энергией изучал он библиографию по истории, географии, современной армянской литературе и периодике, собирал бесчисленные сведения обо всех областях Армении, как древней, так и новой…

Алишан был ученым-географом, членом европейских географических обществ, весьма начитанным человеком, глубоко изучившим труды европейских ученых: А. Гумбольдта, К. Ритера, Э. Реклю, внимательно читавшим путевые заметки старых и новых авторов. Но это не означает, что он занимался компиляцией. Не побывав ни разу в Армении, он узрел ее внутренним оком, увидел сквозь туман веков самые дальние уголки, одушевил развалины, посетил каждую пядь земли, жил ею и преисполнился любовью к родине, нежностью и восторгом.

Он воссоздал Армению в своих трудах и наших душах, поведал о ней эпическими, поэтическими образами — прекрасными, пленительными, легендарными и в то же время реальными.

Никто не знал Армении так, как он, не любил ее, как он. Под его пером действительность стала мечтой, а мечта — действительностью.

С благодарностью принимаю подписанную им фотографию, снова целую трудолюбивую его руку и выхожу.

Тогда же, находясь в Венеции, я получил письмо из Петербурга от группы армянских студентов. Решив написать для широкой публики биографии выдающихся армян и зная, что я здесь, они обратились ко мне с просьбой узнать у Алишана его биографические данные, факты, а также собрать материал у братии. Кроме того, их интересовало мнение ученного по армянскому вопросу.

Я показал письмо Алишану. Он иронически усмехнулся:

— Вот так камень они взвалили тебе на шею. Испугался, а? А ведь писать-то не о чем. У меня вовсе нет никакой биографии.

В возрасте восьми лет Алишан был привезен сюда из Константинополя, оставлен при монастыре. Учился он в школе при конгрегации, окончил ее в необыкновенно короткий срок, был студентом, затем несколько лет заведовал в Париже армянской школой Мурадян.

— Я написал несколько книг, вот и все. От книги к книге — таков мой путь. Никуда я больше не выезжал.

Он добавил, что биографии бывают только у мирских, ведь они занимаются практической деятельностью, куда-то стремятся, спотыкаются на своем пути, падают, встают, путешествуют, воюют, судятся, женятся, имеют детей и так далее.

30 декабря 1948 г. Ереван