Ночью Ираклий Квирикадзе вёл Марчелло Мастроянни с переводчицей к дому Параджанова. Окна были абсолютно тёмными. С остановившимся сердцем Ираклий толкнул дверь — она со скрипом открылась. Троица шагнула в чёрный проём, во мрак неизвестности. И тут в комнате вспыхнул яркий свет!

Сергей ждал дорогих гостей, накрыв роскошный стол и созвав своих друзей — человек тридцать. Здесь были художник, тёрщик тбилисской бани, архитектор, суфлёр оперы, парторг киностудии «Грузия-фильм», скупщик бриллиантов, врач, парикмахер...

Параджанов в эту ночь превзошел сам себя: стены дома могли обрушиться от хохота. Скоро переводчица была уже не нужна — ведь талант понятен на любом языке. В четыре часа утра Параджанов пошёл провожать Мастроянни по улице Котэ Месхи. Около старого тбилисского дома Сергей остановился под низеньким балконом. Шоу продолжалось. В очерке «Параджаниада» Ираклий Квирикадзе воспроизводит уморительный диалог, состоявшийся между двумя киногениями:

— Марчелло, здесь живёт твоя любовь. Она всю жизнь ждёт только тебя, Марчелло Мастроянни.

— Моя любовь? — переспросил Марчелло.

— Её звать Шушанна. Она девственница... Ей семьдесят четыре года!

Марчелло с ужасом посмотрел на Параджанова:

— Семьдесят четыре?

— Она хранила себя для тебя! Всю жизнь! И ты приехал!

Параджанов подставил к балкону бамбуковую лестницу, найденную во дворе, и поднялся по ней. Марчелло как загипнотизированный последовал за новым другом. Они оказались в спальне.

Лунный свет освещал кровать, на которой спала пышнотелая Шушанна. Мастроянни вспомнил огромную Сарагину из фильма Феллини «Восемь с половиной»: за несколько монеток, которые ей дают мальчишки из католического колледжа, великанша танцует перед ними румбу на морском берегу, потрясает могучими бедрами, показывает необъятный зад.

Они подошли к кровати. Наклонившись, Сергей зашептал:

— Шушанна, ты всё спишь? Так и мечту проспишь! Открой глаза, детка!

Старая двухсоткилограммовая женщина открыла глаза, узнала Сергея и спросила:

— Что на этот раз тебе надо, осёл?

— О чем, Шушанна, ты мечтаешь? Ты любишь Мастроянни?

— Мастроянни? Да...

— Вот он! Бери его!

С этими словами Сергей без всякого почтения наклонил Марчелло и утопил его в огромных Шушанниных грудях.

Шушанна усомнилась:

— Настоящий?

Марчелло улыбался ей. Игра ему нравилась, но он чувствовал себя немного неловко. Однако сумел сказать по-русски:

— Шушанна, я лублу тебе!

Вглядевшись в лицо мужчины, Шушанна вдруг поняла, что это настоящий Мастроянни. Она завопила и прижала его голову к пылающей груди.

Параджанов закрыл дверь спальни и, оказавшись на балконе, закричал, как средневековый глашатай:

— Шушанна Казарян теряет свою девственность! Я вынесу её простыню.

В общем смехе он не закончил фразу. Восторженные крики разбуженных соседей подняли весь Сололакский квартал. На узкую улочку стали стекаться люди с бутылками вина, сыром и зеленью. Соорудили длинный стол и снова затеяли пиршество.

При свете тающей луны Марчелло слушал грузинское многоголосье, обнимал двух дородных пожилых соседок — своих беззаветных фанаток, купался в волнах народной любви и чувствовал себя счастливым. Он кричал: «В задницу все „Оскары“! Требую политического убежища! Остаюсь жить в Тбилиси!».