Малоизвестные страницы недавней истории: Армянско-еврейский погром в узбекском Андижане в 1990 году. Части 1 и 2

2 февраля, 2022 - 16:52

АРМЯНСКО-ЕВРЕЙСКИЙ ПОГРОМ В АНДИЖАНЕ В 1990 ГОДУ

Часть 1, 29 Ноября 2021

Часть 2, 22 Января 2022

Несколько месяцев назад мы рассказали о практически неизвестном, "спрятанном", погроме, информация о котором по указанию президента Узбекистана Ислама Каримова сначала была ограничена, а затем и прямо запрещена к распространению. Через некоторое время после публикации нам прислали ряд материалов по этой теме, в том числе кадры фото и видеосъемки. Ввиду большого объема, мы разделили их на три части и планируем выпустить за несколько раз: сейчас – статью, написанную через 15 лет после погрома, с фотографиями беспорядков (съемка Андижанского УВД); следом – воспоминания бывшего андижанца; затем – сканы статей из андижанских газет, активно освещавших произошедшие события, в отличие от республиканской прессы с редакциями в Ташкенте. Публикуемую сегодня статью мы немного подредактировали, а сплошной массив текста разделили на смысловые главки.

***

АНДИЖАН. 2 МАЯ. ЧЕРНАЯ СРЕДА

Статья именно под таким заголовком была опубликована 4 мая 1990 года в областной газете "Андижанская правда". Нынче этот номер газеты стал библиографической редкостью: его не удалось найти даже в главной библиотеке области – библиотеке имени Бабура. Это и понятно: каждый, кто решил после 2 мая 1990 года навсегда покинуть родной город, считал необходимым обязательно захватить с собой хотя бы один экземпляр газеты с этой статьей. Говорят, что благодаря газете некоторые из андижанцев даже получили убежище и постоянное место жительства в некоторых странах дальнего зарубежья.

В цепочке событий, предшествовавших развалу "союза нерушимого республик свободных", аналитики отмечают тбилисские, сумгаитские, ферганские, ошские. Почему-то события, происшедшие 2 мая в узбекском городе Андижан, постоянно выпадают из этой цепочки. Почему же? Скорее всего, потому, что в отличие от Тбилиси, Сумгаита, Ферганы, Оша и других городов, в Андижане, слава Богу, не пролилась большая кровь.

Но имеем ли мы право только поэтому забывать то, что произошло в этом прекрасном древнем городе 15 лет назад (в 1990 году – ред.), о черной среде, на 180 градусов изменившей жизни тысяч андижанцев разных национальностей?..

Когда мы стали собирать материалы об андижанских события, расспрашивать очевидцев и пострадавших, некоторые люди говорили: "Зачем нужно ворошить старое? Что это даст? Не боитесь ли вы, что, напомнив о событиях 15-летней давности, лишь озлобите людей?"

И все-таки после долгих раздумий было решено, что написать о том черном для многих андижанцев дне просто необходимо. Ибо не случайно, дополняя старую поговорку "Кто старое помянет, тому глаз вон", мы добавляем "А кто забудет, тому и другой".

Просим читателей правильно понять нас: мы совсем далеки от мысли бередить старые раны, а тем более, упаси Бог, разжигать вражду и межнациональную рознь. Но подробно рассказать о событиях, непосредственными очевидцами которых были, считаем своим долгом перед потомками, перед андижанцами. Тем более что подробно об этих событиях пока что нигде не рассказывалось.

НАПАДЕНИЕ ТОЛПЫ

Итак, что же случилось в Андижане 2 мая 1990 года? Вот что писала об этом газета "Советский спорт" (публикуется с некоторыми сокращениями):

"Все областные газеты оповестили население о том, что 2 мая состоится товарищеская встреча между футбольными командами "Спартак" (Андижан) и "Пахтакор" (Ташкент). Футбольный и околофутбольный люд ликовал...

В назначенный срок футболисты "Пахтакора" по неизвестным причинам в Андижан не прибыли. Заранее зная о возможном срыве матча, администрация футбольного клуба "Спартак" продолжала продавать билеты даже в день игры. Более того, нашлись ловкачи, "толкавшие" входные билеты непосредственно перед началом матча по двойной-тройной цене. Это еще больше распалило несколько часов ожидавших зрителей.

В 16.00 президент клуба "Спартак" Ш. Исаков попытался объяснить причины срыва матча и предложил собравшимся провести тираж лотереи, в котором главным призом была автомашина ВАЗ-2106. В ответ на это некоторые разгоряченные болельщики хлынули на поле, стали бросать бутылки, камни в членов лотерейной комиссии, попытались учинить расправу над администрацией стадиона.

В дальнейшем конфликт перерос в массовые беспорядки. Было сожжено несколько автомашин, в том числе и предназначавшаяся для розыгрыша, разгромлены и сожжены административные помещения стадиона. Не удовлетворившись этим, возбужденная толпа, состоявшая в основном из молодежи и подростков, направилась к зданию областного комитета партии, поджигая по пути киоски "Союзпечати", торговые палатки по продаже мороженого, газированной воды, молочного коктейля. С призывом образумиться обратились к собравшимся на площади работники партийных и советских органов. Безрезультатно. Голос разума заслонили эмоции. Прозвучали угрозы расправиться с выступающими. В окна здания обкома партии полетели камни...

Почувствовав безнаказанность, разбушевавшиеся хулиганы направились на проспекты Навои и Свободы, начали бить стекла магазинов, административных зданий, жилых домов, устраивать поджоги и погромы. В результате было уничтожено 13 магазинов, в том числе двухэтажное здание универмага, магазины спорттоваров, ювелирных изделий, гастроном, сберегательная касса, 46 мастерских, 20 киосков. Сгорело 32 жилых дома, принадлежащих гражданам на правах личной собственности. Подожжено около 20 автотранспортных средств.

По предварительным данным, за медицинской помощью обратились 44 человека. Из них 13 госпитализированы. Двое находятся в тяжелом состоянии.

Инцидент, происшедший на андижанском стадионе, не первый. Случались здесь и ранее хулиганские выходки, на трибунах царил нездоровый ажиотаж. Частенько молодые болельщики провоцировали беспорядки, создавали при попустительстве властей нездоровую обстановку... В большинстве случаев зачинщики беспорядков не устанавливались и оставались безнаказанными...

Люди справедливо задают сейчас вопрос: как такое могло случиться в области, сильной своими интернациональными традициями, где десятки лет рука об руку живут и трудятся представители 90 национальностей? Нет пока полного объяснения происшедшим беспорядкам. Но и ссылки на случайное стечение обстоятельств несостоятельны..."

Что верно, то верно. Очевидцы андижанского побоища убеждены: нет, не стихийное бедствие обрушилось в тот праздничный день на головы ни в чем не повинных горожан. В горном деле есть такой термин: "направленный взрыв". Вот и здесь "мастера-добытчики" не только умело подняли взрывную волну страшной разрушительной силы, но и заранее определили направление безжалостного удара.

Отнюдь не все подряд громила и жгла озверевшая андижанская пацанва. На стадионе в первую очередь разграбили то помещение, где должны были находиться деньги – сотни тысяч рублей, вырученных от продажи входных и лотерейных билетов. Все "32 сгоревших дома, принадлежащих гражданам на правах личной собственности" занимали не "обычные" горожане, а богатые армяне и евреи. Что же касается штурма ювелирных прилавков, то андижанцы до сих пор убеждены: товар оттуда был предусмотрительно вывезен загодя..."

Нужно сказать, что фабула произошедшего автором передана, в основном, правильно. Только вот кто из руководителей партийных и советских органов обращался к "футбольным болельщикам" неизвестно. Дело в том, что первого секретаря Андижанского обкома партии Каюма Холмирзаева и председателя облисполкома (городской администрации – ред.) Тохиржона Балтабаева в тот день в городе не было: скорее всего, они, а также некоторые другие руководители области выехали отдыхать на дачу обкома в районе Андижанского водохранилища. Из руководства области на стадионе присутствовал лишь секретарь обкома партии по идеологии Журабай Халилов, который, как только на трибунах начали раздаваться возмущенные крики, тихо и незаметно ретировался.

Итак, разъяренная толпа выливается со стадиона на улицу. Казалось бы, что толпе (иного названия подобрать не удается), только что поджегшей автомобиль, расколотившей скамейки и ограбившей кассу (этот факт тоже вызывает сомнение), самое время продолжить грабеж и ринуться к стоящему прямо напротив стадиона центральному универмагу. Но кто-то и зачем-то ведет ее на площадь к зданию областного комитета партии.

Нужно сказать, что погром здания обкома начался не сразу. Когда люди вплотную приблизились к зданию, на крыльцо вышел начальник УВД Б. Парпиев, попытавшийся вступить в диалог. Поняв вскоре, что из этого ничего не получится, он дал команду, на крыльцо выбежал сотрудник милиции с автоматом и дал очередь в воздух. Испугавшись выстрелов, толпа ринулась было врассыпную, но, увидев, что стрелявший милиционер скрылся в здании, снова бросилась вперед. И вот тут-то и пошли в ход камни и все тяжелое, что попадало под руку. За считанные секунды в здании не осталось ни одного целого стекла в окнах, выходящих на улицу.

Казалось бы, сделав свое черное дело, толпа должна успокоиться и разойтись. Однако этого не произошло. Под чьим-то управлением она выливается на проспект имени Навои и движется в сторону так называемого, нового города, то есть части областного центра, традиционно населенной европейцами. При этом на своем пути толпа практически не трогает семиэтажное здание облисполкома, стоящее рядом со зданием обкома партии. Незначительные повреждения нанесены зданию медицинского института и областной прокуратуры. Целым и невредимым остается магазин продовольственных товаров, что рядом с мединститутом, зато загорается будка по продаже газированной воды, в которой работали армяне.

Проследим дальнейший маршрут. Толпа минует нефтетрест, не трогая при этом забитый всевозможным валютным товаром учебный магазин, но при этом спалив дотла будку по продаже газводы, в которой работали опять же армяне, и будку, в которой работал сапожник-еврей. Также нетронутыми остаются здание горисполкома, редакции областных газет, магазин "Ямбол", здание областного управления КГБ. Зато факелами вспыхивают будки по продаже газированной воды, будки по ремонту обуви, а также недавно отделанные деревом остановки автобусов.

Практически беспрепятственно толпа шествует по проспекту имени Навои до зданий областного УВД и городского ОВД, которые тоже, несмотря на то, что не были огорожены как сейчас высокой металлической решеткой, не пострадали, и сворачивает на улицу имени Карла Маркса. И вот тут уже начинается: разграблен магазин "Ветеран", что на углу улиц имени К. Маркса и Октябрьская. А толпа движется дальше. Следующая остановка на улице имени Ленина. Здесь разграблены и дотла сожжены двухэтажное здание универмага, магазины спорттоваров, ювелирных изделий, гастроном, центральная сберегательная касса, контора горпищеторга, городская прокуратура, зал игровых автоматов, ряд киосков и мастерских.

И опять же толпа не идет ни вверх, ни вниз по этой улице, где также расположены различные магазины, а направляется дальше, в район Нового базара. Вот здесь и начинается подлинный шабаш. Один за другим загораются уже не магазины, киоски и мастерские, а жилые дома горожан.

- Я с мужем и тремя малолетними детьми жила на улице Ленина, рядом с залом игровых автоматов, в котором работал армянин Ашот Захарьянц, - рассказала домохозяйка Мухаббат Ибрагимова. – Занимали одну комнату, была еще кладовая. 2 мая вечером на улицу ворвалась толпа. От нее отделилась группа молодых ребят. Они ломом разбили стекла в помещении зала игровых автоматов, а потом подожгли его. Я вышла к толпе, стал умолять, чтобы не жгли дома, просила: "Ребята, берите, что хотите, только не поджигайте!" В ответ они вперемежку с нецензурной бранью, пригрозили мне, что если я мигом не уберусь, то мне будет плохо. Вообще на улице Ленина в тот день творилось что-то ужасное. Двухэтажный универмаг по соседству с нами разграбили, второпях надевали на себя украденные вещи. Потом стали бросать горящие тряпки. Я с ревущими детьми спряталась в доме, но через несколько минут прибежала соседка, стала стучать и кричать, что у нас горит крыша…

- В этот день часов в 12 мы как обычно, съездили на кладбище, обошли могилы усопших родственников и друзей (для карабахских армян 2 мая – день поминовения усопших, - ред.), после чего вернулись домой, - вспомнил Агабек Мнацаканов, дом которого находился на улице Энгельса, 46. – Вернулись домой поздно, сели за поминальный стол. Вскоре до нас стал доноситься какой-то шум. Соседи сказали, что разъяренная толпа идет в нашу сторону. С сыном мы вынесли и сложили в легковой автомобиль кое-какие вещи и хотели уехать куда-нибудь подальше. Но сделать это не успели. Загруженную машину угнали, все, что оставалось в доме разворовали. Даже недопитую бутылку водки и кастрюлю с остатками долмы из холодильника утащили, а дом сожгли. Вот мы пятеро и остались в том, во что были одеты.

- На всю оставшуюся жизнь я запомню этот день, - сказал перед отъездом из Андижана известный в области мастер фотографии Николай Хачатуров. – В считанные часы я потерял все, что зарабатывал долгие годы. Озверевшая толпа разграбила и сожгла отцовский дом, в котором родился я и братья, внесшие какой-то вклад в развитие фотодела в Андижане. У каждого из нас были десятки учеников, в том числе и узбеки, с которыми мы делились секретами фотоискусства. За всю свою жизнь я не припомню случая, чтобы я или кто-нибудь из братьев сделали что-нибудь плохое для этого народа. И вот теперь такая плата за это! Хоть я и не отождествляю этих выродков с узбекским народом, но все равно обидно на старости лет остаться по сути дела нищим.

- Услышав шум, я выглянул в окно, - описывал случившееся А. Трондофилов, проживавший по улице имени Шевченко, 38. – Я увидел множество людей, которые шли по улице. Никто из них не врывался в мой дом, не кидали камней в окна, ничего не поджигал. Они прямиком шли к соседнему дому № 40, в котором жил Р. Багдасаров. Через несколько минут они подожгли его дом. Оттуда огонь перекинулся на мой дом и дом, где жили Галкины и Стружевские. У меня все сгорело дотла. Но если мебель, ковры и другое имущество еще можно приобрести, то как восстановить библиотеку, которую я собирал с 1947 года, то есть с того момента, когда приехал в Андижан работать на консервном заводе.

Переломным в этих событиях можно считать момент, когда очередная куча мародеров собралась возле дома № 22 по улице имени Дзержинского, где семьей проживал пенсионер Ашот Григорян. Когда хозяин, взяв на всякий случай в руки топор, вышел к воротам, они поначалу испугались и отступили с тротуара на проезжую часть. Но, увидев, что перед ними лишь пожилой человек, с криками двинулись к нему. И тут из-за спины отца появился сын с охотничьим ружьем в руках. Выстрел в воздух отрезвил нападавших, и они бросились бежать. Вскоре из соседних домов тоже раздались выстрелы, робко стали выходить перепуганные люди.

Те из толпы, кто еще пытался чем-то поживиться на пожарищах, испугавшись, бросились за своими "соратниками", которые двигались к микрорайону. Здесь они успели поджечь лишь здание "Дома семейных торжеств", который в простонародье называли армянской кухней. Дальше они пойти не смогли: сотрудники милиции, подоспевшие из Ферганы, разогнали толпу.

Где-то часов в 11 ночи в районе погрома стали появляться отдельные руководители. Одним из первых на место приехал одетый в военную форму заместитель председателя облисполкома В. Бабенко, потом появились и другие руководители, в том числе милиции и КГБ.

"РЕКОМЕНДОВАТЬ СОЗДАНИЕ ОТРЯДОВ САМООБОРОНЫ…"

На следующий день, 3 мая, прошло собрание областного партийно-хозяйственного актива, на котором с речью выступил председатель Андижанского областного Совета народных депутатов, первый секретарь Андижанского обкома Компартии Узбекистана К. Холмирзаев. Он, в частности, заявил: "Мы не можем и не вправе объяснять происшедшие беспорядки случайного рода стечением обстоятельств, речь идет о наглой попытке обострить ситуацию в области, нарушить нормальный ритм жизни людей". Касаясь действий тех, кто должен был охранять покой граждан, руководитель области сказал: "Мы вправе сегодня самые серьезные претензии предъявить правоохранительным органам. Жители города и области с возмущением говорят сегодня об их бездействии и пассивности, граничащей с трусостью".

В докладе были высказаны претензии в адрес руководителей партийных, советских и комсомольских органов, сообщалось о том, что по подозрению в участии в массовых беспорядках задержан 31 человек, возбуждено 9 уголовных дел за поджоги и грабежи, по которым ведется расследование. Сообщалось, что из Ташкента и других областей привлечены эксперты-криминалисты, дополнительные подразделения органов внутренних дел.

В принятой активом резолюции осуждались действия экстремистов и хулиганов, повлекших за собой насилие и бесчинства. Первый ее пункт гласил: "Во всех трудовых коллективах, в городских кварталах, махаллях (кварталах – ред.) незамедлительно провести собрания, сходы, на которых проинформировать о событиях, дать оценку и выработать меры по стабилизации положения. Рекомендовать им создание отрядов самообороны и групп содействия органам правопорядка. Привлечь к этой работе воинов-интернационалистов, комсомольцев, всех честных людей".

Простые жители областного центра, которым была небезразличны их судьба и судьбы их детей тоже не сидели, сложа руки. Первым предпринятыми ими шагами было то, что подручными средствами они перегородили проезжую часть улиц, не дожидаясь решения партийных и советских органов, своими силами организовали круглосуточные дежурства. Буквально через день после событий на собрании жителей города Андижана был создан общественный комитет по защите прав русскоязычного населения. В его состав вошли 25 человек. Сопредседателями комитета единогласно были избраны осетин Г. Асиялов, бухарский еврей Н. Алишаев, русский Николай Константинов и армянин Гарун Машуров.

В требованиях, которые выдвигались участниками собрания, указывалась необходимость политической оценки произошедших в Андижане событий, установления в городе чрезвычайного положения, тщательного расследования произошедшего и наказания виновных. В резолюции также указывалось, что "к гражданам, не вышедшим на работу до решения властями вопросов по существу, санкции КЗОТа [Кодекса законов о труде] УзССР не распространяются из-за невозможности выхода на работу".

Руководству области было также передано следующее заявление:

"Чуть менее года прошло с тех пор, как во время ферганских событий экстремисты учинили погромы и убийства в Фергане, Коканде, Маргилане и силой выселили с насиженных мест турок-месхетинцев. К тогдашним межнациональным событиям жители нашей области не примкнули, осудили их.

Тогда мы, жители, не относящиеся к узбекской национальности, поверили в доброжелательность и терпимость узбеков по отношению к нам и почти изгнали из наших сердец возникший первоначально страх за свои судьбы и судьбы своих детей, хотя чувствовали, и нам нередко напоминали, что наше пребывание здесь нежелательно. Мы и тогда понимали и сейчас отлично понимаем, что это отношение выражает не позицию всего узбекского народа, а только определенной кучки лиц, стремящихся любыми средствами захватить власть, вырванную у них волной перестройки.

Для большинства из нас Андижан являлся не второй Родиной, а истинной, настоящей, ибо у большинства из нас нет другой земли, которую мы знали бы и могли назвать светлым и святым словом "Мать-земля". Матерью-землей до сих пор для нас была земля андижанская.

Но вот 2 мая этого года после светлого и радостного первомайского праздника нам очень ярко и определенно показали, как мы долго ошибались, как зыбка и беспочвенна наша надежда и наше положение.

Бесчинствующая многотысячная толпа, большинство которой состояло из неокрепших юнцов, огнем и разбоем прошла по улицам города, круша, грабя и сжигая все на своем пути. И многие из нас воочию и на себе испытали то, что испытали жители Ферганы, Кувасая, Коканда и многих других населенных пунктов Ферганской долины, ибо эта толпа прошла не только по нашим домам, превращенным в пепелища, но и по нашим сердцам, по нашей вере в справедливость, доброту, по нашей надежде в возможность благополучного проживания в Андижане, безопасности жизни и жизни детей наших.

Случайно ли это? Стихийна ли была эта толпа, которая в ярости не знала, что творит? Вряд ли! Нет, это не была бездумная толпа, жаждущая только бить, ломать и жечь! Бездумно действовали только юнцы, искусно и целенаправленно разжигаемые более умными и хорошо организованными взрослыми, цель которых была шита белыми нитками. Крики из толпы: "Убивайте русских, евреев и армян! Узбекская земля узбеков! Убивайте белоухих гяуров" и другие вопли, выборочность поджигаемых домов говорит о том, что направляющая рука была опытна, искусна и точна.

Толпой руководили определенные лица, знающие что делать, имеющие хорошую информацию о жителях города.

А что же делали в это время власть предержащие? Знали ли они заранее о предстоящих событиях? Могли ли предотвратить погромы, поджоги, избиения? Вероятнее всего "да", чем "нет".

Как можно организовать подобное многотысячное шествие столь тайно, что о нем не знал громадный корпус правоохранительных органов, многочисленнее ответработники обкома, горкома, облсовета и горсовета? Это могло случиться только в случае полного отсутствия зрения и слуха у сотен работников, призванных охранять и защищать права, имущество и судьбы граждан.

Но, однако, события произошли, и на протяжении многих часов шествия оголтелых преступников, на их пути встали лишь считанные работники правоохранительных органов, не был дан организованный отпор толпе.

А ведь только на улице Ленина бесчинствующую толпу несколько раз останавливали ее руководители, чтобы митингообразно разжечь ее страсти. И только после 24 часов ночи на улице Ленина появились пикеты милиции. Зачем? Чтобы охранять сожженные магазины и дома? А толпа тем временем беспрепятственно прошлась по улицам Кирова, Маркса, Энгельса, Шевченко, Крупской и другим, сжигая и круша все, но сжигая выборочно. И эта толпа творила черное дело с 10 часов 2-го мая до 2 часов утра 3 мая. И никто ей не мешал. Попытки дозвониться до дежурных облисполкома и горисполкома, ГОВД и УВД не увенчались успехом. Они не отвечали. Опорные пункты милиции по улице Ленина и Кирова, ЛОМ (линейное отделение милиции – ред.) были пусты, ни один работник милиции не появлялся.

Что же теперь делать нам: русскоязычным жителям Андижана? Чьи права не защищены ни депутатами, которых мы недавно избрали и которые клялись на предвыборных собраниях защищать нас, ни работниками правоохранительных органов, которых мы содержим на свои налоги?

Во что нам верить? Президент Узбекистана [Ислам Каримов] давал слово на съезде народных депутатов Узбекской ССР, что Ферганская трагедия не повторится. Но он даже и словом не обмолвился о событиях в нашем городе.

Мы верим в доброту, чуткость, отзывчивость настоящих узбеков из которых состоит этот великий и многовековой народ, и не связываем с ним вчерашних погромщиков и грабителей, их руководителей для которых жизнь и судьба собственного народа также безразлична, как наша судьба. Жизнь собственного народа они готовы растоптать и утопить в крови ради власти, пожертвовать всем, но не своими интересами, во имя достижения цели.

Мы не верим, что и нынешние руководители области в дальнейшем смогут защитить нас от подобных покушений, что те, кто руководил вчерашней толпой, понесут наказание. Наказаны будут те, кто держал факел пожара в руке, идеологи же останутся в стороне. Тому свидетельство - ферганские события, за которые привлечена к ответственности мелкая сошка.

Как нам быть? Кому верить? Что делать? Веры не осталось! Влиться в многотысячные ряды беженцев, статус которых в стране не определен?

Мотаться по стране в поисках пристанища?

Просить покровительства у других государств?

Жить на милостыню сердобольных народов?

Бороться, объединившись в какой-то союз? Но с кем? С народом, который на протяжении стольких десятилетий жил с нами по-братски, делясь хлебом и кровом?..

При сложившихся обстоятельствах остается просить органы власти помочь желающим выехать туда, где нужны наши руки, знания, опыт, где безопасность и будущее наших детей будут гарантированы?

Пока писалось это обращение мы получили дополнительные факты искаженной информации о событиях в Андижане, которые расцениваются как хулиганские проявления экстремистов. Между тем, это событие плоды местного национализма и махрового шовинизма, приведшие к поджогам домов неузбекского населения и жертвам. Иначе расценить это значит замазать глаза общественному мнению".

Заявление подписало более сотни человек.

СОЗДАНИЕ КОМИССИИ

"На следующее утро улицы, на которых были сожжены дома, заполнились людьми, - рассказывал Ю. Дальянц. – Подавляющее большинство из них составляли молодые ребята-узбеки. Они медленно проходили мимо сгоревших дотла домов, о чем-то шептались. Складывалось такое впечатление, что они пришли в этот район специально для того, чтобы своими глазами увидеть, что сотворили их предшественники.

Поскольку обстановка была накалена до предела и любое неосторожное слово или взгляд могли вызвать у пострадавших вспышку ярости, я обратился с просьбой к начальнику Андижанского городского отдела внутренних дел во избежание недоразумений принять меры и принять какие-то меры по недопущению на улицы, пострадавшие от погромов, посторонних лиц. Нужно сказать, реакция последовала очень оперативно: доступ на улицы перекрыли, жителям выдали специальные пропуска.

В спешном порядке ЦК Компартии Узбекистана создал комиссию по изучению причин и последствий беспорядков в городе Андижане 2 мая 1990 года. Председателем комиссии был назначен председатель Совета министров Узбекской ССР Шукрулло Мирсаидов, заместителем – заместитель председателя Совета министров Узбекской ССР Исмаил Джурабеков, а секретарем комиссии – заведующий отделом Совета Министров Узбекской ССР В. И. Гугин.

В состав комиссии вошли представители партийных советских, правоохранительных органов, общественных организаций, народные депутаты СССР и Узбекской ССР.

Комиссии было поручено принять оперативные меры по стабилизации обстановке в городе, расследованию, выявлению и привлечению к ответственности организаторов и участников беспорядков, изучить состояние морально-психологического климата в области, политическую и социально-экономическую обстановку и передать отчеты и рекомендации в Центральный Комитет.

7 мая газета "Андижанская правда" опубликовала следующую информацию:

"Вчера в областном комитете партии состоялась встреча представителей общественного комитета русскоязычного населения с членами республиканской комиссии, созданной в связи с событиями 2 мая, а также руководителями области. Комитет передал обращение, в котором дана оценка произошедшим массовым беспорядкам, выдвинуты требования по выявлению и наказанию организаторов и непосредственных исполнителей, обеспечению безопасности жителей, нормализации обстановки.

Перед участниками встречи выступили и ответили на вопросы заведующий идеологическим отделом ЦК Компартии Узбекистана Ш.С. Зиямов, прокурор Узбекской ССР Д.А. Усатов, председатель Комитета народного контроля республики Б.Ф. Сатин, заместитель министра внутренних дел П.И. Левочкин, председатель облисполкома Б. Т. Балтабаев, начальник УВД облисполкома Б.Р. Парпиев, начальник управления КГБ Узбекской ССР по Андижанской области М.М. Мурадуллаев.

Вел встречу второй секретарь обкома партии И. А. Кочмарик".

Это была первая информация в газете, в которой упоминался Центральный комитет.

В этом же номере газета сообщила о том, что в районе кинотеатра имени Надиры состоялся стихийный митинг жителей микрорайонов Андижана, участники которого требовали выявить и наказать виновных, строго спросить с руководителей партийных, советских и правоохранительных органов, не принявших надлежащих мер для пресечения бесчинств, погромов и поджогов.

Тут же было опубликовано и решение Андижанского горисполкома "О неотложных мерах по охране общественного порядка и стабилизации обстановки в городе Андижане". И здесь пункт первый гласил: "Временно запретить в городе Андижане уличные шествия и демонстрации, митинги и собрания, культурно-массовые, спортивные и другие мероприятия со значительным скоплением на улицах, площадях и общественных местах города до стабилизации общественно-политической обстановки".

Вряд ли руководство города опасалось повторных выходок "экстремистки настроенных хулиганов". Скорее всего, таким образом, запрещались митинги, участники которых требовали от властей более решительных действий. Таким образом, митинг, состоявшийся у кинотеатра имени Нодиры с участием русскоязычного населения города, был последним.

ОСНОВАНИЕ ДЛЯ ЭМИГРАЦИИ

Какова же была реакция властей на резолюцию собрания актива русскоязычного населения, на это заявление и вообще на создание подобного комитета? В интервью, которое дал газете "Андижанская правда" председатель областного Совета народных депутатов, первый секретарь обкома Компартии Узбекистана Каюм Холмирзаев (№ 91, 12 мая 1990 г.) есть такой вопрос:

- Каюм Холмирзаевич, как мы слышали, в Андижане создан общественный комитет представителей русскоязычного населения. Каково ваше отношение к его требованиям и целям?

- Можно понять сегодняшнее настроение русскоязычного населения. Поэтому, в первую очередь, необходимо уделить особое внимание восстановлению чувства взаимного доверия, дружбы и братства. Народ Андижана испокон веков был и остается добросердечным, гостеприимным, милосердным. Из-за произошедших событий ни в коем случае нельзя чернить все население области. Это подчеркивают и представители национальностей, пострадавших день беспорядков. В конце концов, всех нас равно тревожит тень, брошенная на наше общежитие действиями горстки хулиганов.

Что касается целей комитета, то я должен сказать, что они связаны с вопросами введения в городе комендантского часа, политической оценки событий, с определением статуса беженца. С учетом мнения большинства, областной Совет народных депутатов и обком партии сочли введение в городе комендантского часа нецелесообразным, поскольку сейчас у нас достаточно сил и возможностей для сохранения порядка, и дисциплины. Относительно статуса беженца разъясняю, что его определяет Верховный Совет СССР. Какую оценку дать прошедшим событиям – решит по итогам проверки специально созданная комиссия.

К слову сказать, коллектив одной из старейших в республике газеты "Андижанская правда", которая на своих страницах подробно и оперативно освещала происходившие в Андижане события, чего нельзя сказать о республиканской прессе и так называемых центральных газетах. О том, почему это происходило, станет ясно из рассказа Бориса Юсупова, работавшего в то время фотокорреспондентом УзТАГ (Узбекского телеграфного агентства). Вот что он написал:

"Случилось так, что на майские праздники 1990 года я прилетел с женой и сыном погостить в Андижан к родителям. Второго числа в городе начались погромы евреев и армян. Мне чудом удалось отправить жену и сына в Ташкент, а сам остался в Андижане снимать события на свой страх и риск.

Я опять склоняюсь к криминальной подоплеке национальных конфликтов в регионе. У мафии скопилась огромная денежная масса, которую надо было срочно вложить в дело - о предстоящей павловской денежной реформе, конечно, знали те, кому это было выгодно. Самое беспроигрышное и выгодное инвестирование - недвижимость.

После погромов бандиты открыто ходили по домам евреев, армян, турок и предлагали за дома стоимостью 50-100 тысяч рублей по тем деньгам две-три тысячи. В случае несогласия грозили поджечь дом или убить хозяина. И это были не пустые угрозы. Скупались целые улицы.

На следующий день я вылетаю в Ташкент и пытаюсь выслать репортаж о погромах в Москву, но поступает команда из ЦК республики - никакой информации по линии ТАСС до особого распоряжения. Мне хитростью удается выслать снимки, назавтра они были должны появиться в центральных газетах, но по просьбе Каримова пропагандистская машина дает "задний ход". С этого момента фактически заканчивается моя работа в ТАСС. За очередной самовольный проступок меня отстраняют от работы на неопределенный срок, затем следует официальное увольнение.

Меня уже этот факт не волновал. Встала более важная задача - организовать скорейший выезд евреев из Узбекистана. Раньше планировался постепенный выезд в Штаты, после Андижана ждать стало некогда, полыхнуть могло в любом месте - надо было ехать в Израиль. Быть евреем в Узбекистане стало смертельно опасным.

После ферганских событий мне и еще трем евреям из Узбекистана удалось попасть в американское посольство в Москве. Принял нас сотрудник Роберт Соренсен. Сначала он недоверчиво отнесся к нашим опасениям насчет возможных погромов евреев, но когда я ему показал нигде не публиковавшиеся снимки погромов и показал свое удостоверение ТАСС, его отношение резко переменилось.

Он дал нам 120 бланков заявлений, которые разрешено было ксерокопировать в любом количестве, один из них дал заполнить мне тут же. Я стал объяснять, что с моим (!) допуском мне разрешат выезд не раньше второго пришествия и даже не уверен, где окажусь через пять минут после выхода из посольства, но в итоге - скорее, на всякий случай - заполнил и оставил бланк. Была не была!

К счастью, все обошлось благополучно и машина эмиграционного процесса бухарских евреев в США была запущена. Роберту Соренсену бухарские евреи должны поставить памятник.

После Андижана стрелка компаса эмиграции повернулась на Израиль. Как ни странно, в консульстве Израиля мне снова пришлось на фотофактах доказывать чиновникам-бюрократам очевидное. Они не верили, что в Узбекистане были еврейские погромы - в печати же ничего не было! - а меня приняли за проходимца с поддельным удостоверением. По их представлениям, еврей не мог работать в ТАСС! В то время я действительно уже не работал, но я так и говорил. В конце концов, к делу подключились более влиятельные лица и для бухарских евреев включили "зеленый свет". В числе уехавших были моя мать, жена и сын. К тому времени я оказался почти на положении бомжа: квартира продана, работы нет, меня "не выпускает" злополучный допуск. Пришлось идти обходным путем, устроиться на какую-то базу, получить новую трудовую [книжку] и подавать документы уже не как бывший корреспондент ТАСС, а как простой рабочий. В 1991 году я выехал в Соединенные Штаты, один-одинешенек".

Тем временем, несмотря на все перипетии судьбы, жизнь продолжалась. Значительно прибавилось хлопот у погорельцев. Кому-то нужно было восстановить паспорта, кому-то план сгоревшего дома, кому-то копию аттестата или диплома, техпаспорт автомобиля. Да мало ли нужно всяких справок! А сколько других вопросов нужно было решить?

"Видя, как мучаются люди, - вспоминал сопредседатель комитета по защите прав русскоязычного населения Гарун Машуров, - мы с Суреном Амировичем Тавадовым, долгое время возглавлявшим в Андижане ОРС-НОД-3 (отдел рабочего снабжения отделения дороги – ред.) на его машине часов в 10 утра поехали в обком партии. Несмотря на сложную обстановку в городе, здание обкома не было взято под усиленную охрану: лишь в фойе, вместо одного дежурного милиционера было несколько сотрудников милиции. Мы представились, сказали, что нам необходимо встретиться с первым секретарем обкома. Дежурный куда-то позвонил, а потом предложил подняться на третий этаж. Здесь нас ждал помощник первого секретаря, который и проводил нас к нему в кабинет.

Приветливо поздоровавшись с нами, Каюм Холмирзаев поинтересовался, что привело нас к нему. С.А. Тавадов рассказал о сложившейся в районе погромов обстановке, сказал, что людям трудно бегать по различным конторам за справками и попросил организовать на одной из улиц штаб и установить в нем дежурство руководителей таких организаций, как ГАИ, БТИ, паспортный стол, Госстрах и других.

Внимательно выслушав нас Каюм Холмирзаевич поднял трубку одного из многочисленных телефонных аппаратов, стоявших на столике рядом и спросил начальника областного УВД Батыра Парпиева. Того на месте не оказалось, и первый распорядился, чтобы его немедленно нашли, и он перезвонил ему. Еще через пару минут раздался звонок: звонил Парпиев.

- Батыр Рахматович, - сказал К. Холмирзаев, - сегодня же на одной из улиц, где произошли погромы, установите штабной вагончик, подведите свет, установите телефон и организуйте дежурство руководителей соответствующих организаций. На видном месте повесьте график дежурств, чтобы люди знали, когда и к кому можно обратиться. Вечером в 17:00 я приеду, проверю.

Нужно сказать, что к назначенному часу все было сделано и людям стало значительно легче получить какую-нибудь справку, консультацию, копии сгоревших документов.

Началась расчистка пожарищ, в район погромов стянули строительные организации со всех районов области, распределили участки, на которых им нужно было возвести дома взамен сгоревших. Кто-то из погорельцев (…)". (Предложение оборвано – ред.)

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ КОМИССИИ

В одно из посещений района погромов председателем комиссии Шукрулло Мирсаидовым, от имени общественного комитета по защите прав русскоязычного населения ему было вручено следующее заявление:

"Председателю комиссии ЦК Компартии Узбекистана по изучению причин и последствий беспорядков в г. Андижане 2 мая 1990 г., председателю Совета министров Узбекской ССР т. Мирсаидову

Копии: Президенту СССР, Генеральному секретарю ЦК КПСС Горбачеву М. С., председателю Верховного Совета СССР Лукьянову А. И., председателю Совета министров СССР Рыжкову А. И., Генеральному прокурору СССР Сухареву, Министру внутренних дел Бакатину, Президенту Узбекской ССР, первому Секретарю ЦК Компартии Узбекистана Каримову И.

ЗАЯВЛЕНИЕ

Мы, нижеподписавшиеся, пострадавшие от погромов, произошедших 2 мая 1990 года в городе Андижане Узбекской ССР, излагаем в этом заявлении суть своих требований к местным, республиканским, общественным властям.

В обстановке непрекращающихся угроз, нагнетания страха и психоза в адрес русскоязычного населения, особенно лиц армянской и еврейской национальностей со стороны экстремистки и националистически настроенных группировок лиц в основном коренной национальности, местные власти неоднократно успокаивали население. Органы Компартии Узбекистана (второй секретарь обкома партии Кочмарик И.А.), Советской власти (председатель облисполкома Э. Рахимов), Комитета государственной безопасности (зам. начальника УКГБ [Управления комитета государственной безопасности] Р.К. Маткабилов) и другие ответственные работники неоднократно давали не только успокаивающие обещания, но и твердые гарантии безопасности семьям и имуществу лиц, подвергающихся угрозам, опять-таки несмотря на все продолжающийся поток телефонных, устных и письменных угроз.

Эта политика убаюкивания сыграла на руку только экстремистам-погромщикам. Она не позволила населению либо самому организоваться для своей защиты, либо, чтобы не потерять все, что было нажито ценой труда целых поколений своих предков, продать жилплощадь с частью имущества и переехать в более безопасные места, как нам советовали "доброжелатели".

Преступная безмятежность, халатность и некомпетентность лиц, которые в силу занимаемых должностей были просто обязаны заранее выявить зачинщиков намечавшихся много месяцев подряд беспорядков в самом зачатке и подавить их силой, когда они грянули, привели к потере всего нашего имущества и нанесли непоправимый моральный ущерб. Это никакое не стихийное бедствие, а заранее спланированная националистическими элементами акция. Это подтверждается наличием у погромщиков большого количества зажигательной смеси в бутылках и полиэтиленовых пакетах, а также холодного оружия, дубинок, металлических штырей и прочих "атрибутов", прошедших хорошее испытание в Фергане, Коканде и других городах республики.

И теперь местные и республиканские власти пытаются всячески уйти от правды и ответственности, представляя этот дикий армяно-еврейский погром не актом национальной нетерпимости, а выходкой кучки хулиганов. Они мотивируют это тем, что сгорело несколько домов и лиц другой национальности, в то числе три узбекских дома. Но ведь среди нас есть много живых свидетелей, могущих доказать, что погромщики, перед тем, как ворваться в дом, спрашивали кому он принадлежит, и, услышав, что узбекам, шли дальше. Узбекские дома загорелись лишь потому, что стояли впритык к подожженным домам русскоязычного населения, городской прокуратуре и ювелирному магазину. Ведь не сгорел ни один отдельно стоящий узбекский дом. Так что этот единственный аргумент властей в пользу отсутствия национальной подоплеки погрома не выдерживает никакой критики.

Для спасения чести мундира, так сказать, республиканские власти пытаются замести следы пожаров и разрушений и, как красивой конфеткой соблазняют измученных, оставшихся без крова пострадавших предложениями разрушить пепелища и построить в два месяца "под ключ" такой же дом, либо получить денежную компенсацию по явно несоответствующим рыночным ценам документам БТИ. А за сгоревшее и разграбленное имущество предлагают подачку в две тысячи рублей на семью. Между тем, согласно нашим описям сгоревшего и разграбленного имущества, свободно подтверждающимися показаниями десятков свидетелей бывших в сгоревших домах, минимальный ущерб одной семьи составил 11 тысяч рублей.

Ввиду вышеизложенного мы выдвигаем следующие требования:

1. Республиканская комиссия должна дать политическую оценку случившемуся, как проявлению националистического экстремизма части коренного населения к русскоязычному, на котором погрели руки и преступные элементы. Воспользовавшись в момент погромов царившими хаосом и практически бездействием правоохранительных органов, они грабили магазины, сберкассу и другие государственные учреждения и объекты.

Если комиссия пойдет по пути сокрытия правды, пусть даже из самых дальновидных и высоких "дипломатических" побуждений, мы будем квалифицировать это, как принцип не вынесения сора из избы и требовать включения в комиссию для дачи объективной оценки случившемуся представителей общесоюзных властей. Причем подобная точка зрения высказывается подавляющим большинством представителей русскоязычного населения на стихийно возникающих то там, то здесь митингах.

2. Так как наше имущество утеряно не в результате стихийного бедствия, а только по вине властей, не сумевших, согласно Конституции СССР, гарантировать его сохранность, мы требуем его полного возмещения от них либо в каком-то компромиссном варианте, но не столь смехотворно малую предложенную нам сумму.

3. До положительного решения двух предыдущих требований мы отказываемся дать согласие на снос наших пожарищ и постройку новых домов.

4. Ответ просим предоставить в силу сложившихся экстремальных обстоятельств в как можно [более] короткий срок, но не превышающий установленный законом".

Документ этот подписали члены 40 семей, дома которых были разграблены и сожжены.

О том, что было дальше, поведал один из сопредседателей комитета по защите прав русскоязычного населения Гарун Машуров:

"Через день или два после вручения заявления Шукрулло Мирсаидову меня разыскал заместитель заведующего отделом идеологии и пропаганды обкома партии В. Супиталев. Он сказал, чтобы сопредседатели комитета явились в обком партии к 12 часам. В назначенное время я, Н. Алишаев, Г. Асиялов и член комитета, адвокат В. Тюнеев были в кабинете у Супиталева. Он сказал, что с нами хочет побеседовать Мирсаидов, попросил подождать, вышел из своего кабинета на втором этаже обкома партии поднялся на третий этаж, где был кабинет первого. Через некоторое время он спустился и пригласил нас наверх.

Когда мы вошли в кабинет первого, там кроме хозяина кабинета Каюма Холмирзаева был и Шукрулло Мирсаидов. Они поздоровались с нами и пригласили за длинный стол. Сам Мирсаидов сел у торца стола, по правую руку сел Холмирзаев, а рядом с ним В. Супиталев. Мы вчетвером сели по левую сторону.

Безо всяких предисловий председатель госкомиссии начал: "Что это вы там надумали? Какую политическую оценку мы должны дать событиям в Андижане? Вы что хотите сказать, что на футбольный матч только узбеки ходят? Вы знаете, сколько узбекских домов сгорело? Вы не забывайте, на чьей земле живете и чей хлеб едите!"

Я сказал, что мы живем на земле, на которой родились, и едим хлеб, который зарабатываем своим трудом. Поскольку всем нам не понравились слова Шукрулло Мирсаидова, мы дружно встали и пошли к выходу.

Увидев, что дело приняло такой неожиданный поворот, Мирсаидов изменив тон попросил нас не уходить. Мы остались. Разговор продолжился в другом ключе и нужно сказать, что эта встреча тоже дала свои положительные результаты".

*****

АРМЯНСКО-ЕВРЕЙСКИЙ ПОГРОМ В АНДИЖАНЕ В 1990 ГОДУ. ЧАСТЬ 2

Суббота, 22 Января 2022

Предлагаем вашему вниманию вторую часть из присланных нам материалов о событиях в Андижане в мае 1990-го года. Это рассказ Романа Аветова, бывшего жителя города, инженера андижанского филиала института "Узгипросельстрой", - эмоциональное повествование о том, что он видел и слышал, как воспринимал и переживал происходящее. Итогом тех дней стала вынужденная эмиграция его семьи. В третьей части будут представлены материалы из андижанских газет, затронувших тему погрома.

***

Желание описать события мая 1990 года в Андижане, круто изменившие жизнь нашей семьи и жизни тысяч людей, у меня было давно. Первоначально одним из основных мотивов было сильное чувство злости по отношению как к узбекам, так и к советской власти. К тем, кто в этом участвовал, кто бездействовал, боясь вмешаться. Но по истечении большого времени со времени событий, обдумывая их, пытаясь выявить причины и организаторов, я не смог себе дать однозначных ответов.

Я просмотрел массу литературы, рылся в архивах, писал запросы в прокуратуры разных уровней, КГБ, СНБ Уз (Служба национальной безопасности Узбекистана) - все бесполезно, никаких официальных материалов я не нашел, все скрыто под грифом секретности, - "никаких событий не было". И это после распада СССР, образования независимого государства Узбекистан и объявленной, по крайней мере, формально, свободы слова.

Буду рад, если мои личные воспоминания помогут кому-то понять, что произошло 2 мая 1990 года.

Родились и жили мы с моей супругой Валентиной в Андижане и никуда уезжать не собирались.

Думали, что детям не надо оставаться в Узбекистане, но наши мысли, скорее всего, так бы и не осуществились, если бы не события 1990-го. Моя семья переехала в Ферганскую долину еще в начале XX века. Наш дом, выстроенный моим дедом Аванесом в 1911 году, наверное, был самым большим частным домом в городе до большевистской национализации, он находился напротив китайского консульства на проспекте имени Навои (тот несколько раз переименовывался – был улицей Воровского, потом улицей Сталина, проспектом Сталина).

В то время Андижан состоял из "старого" и "нового" города, Андижана-2, района "Строммаша" (машиностроительного завода).

Русскоговорящие (русские, армяне и прочие неузбеки) по вечерам старались не попадать в другую часть города, хотя днем проблем практически не существовало, и наоборот. В европейской части была пешеходная улица имени Ленина, где по вечерам собиралась молодежь; узбекам вход был запрещен, естественно неофициально. То есть некоторые трения, хоть и не проявляясь открыто, все же присутствовали.

До 1966 года узбеков на этой улице практически не было, но постепенно, попадая первоначально с русскими друзьями, они стали там основной массой, европейцы перестали выходить, стали неуютно себя чувствовать в этом окружении.

Отношение к Узбекистану у русскоязычного населения было двойственное: вроде - родина, а вроде и не очень.

Особых проблем с узбеками у нас не было, но мы их не уважали, над обычаями посмеивались, между собой называли разными обидными словами ("чуреками" и тому подобными). Что, конечно, не способствовало правильным отношениям. Браки с узбеками были редкостью - не приветствовались обеими сторонами.

Первая вспышка явного национализма на моей памяти была в 1969 году на футбольном матче в Ташкенте и сопровождалась избиением русского населения, была молчаливо сведена на нет и не получила отражения в прессе. Я в это время жил и учился в Ташкенте. Узбеки отказывались говорить на русском языке. Напряжение в отношениях продолжалось тогда около полугода. Примерно после этого получила распространение фраза "Езжай свою Россию": она звучала при любом малом конфликте, например, при покупке чего-либо на базаре. Люди начали очень остро ощущать свою национальную (этническую – ред.) принадлежность. Но в то же время образовывались, бытовали и дружеские отношения.

При поступлении в ВУЗ, назначении на руководящие должности в первую очередь учитывалась национальность (этническое происхождение – ред.). Но на должностях, требующих знаний и разума, и не приносящих дополнительных доходов, сохранялись лица не титульной национальности.

Но в основном на работе я не ощущал двойственного к себе отношения, до 1987 года.

В том году сняли с работы Юрия Борисовича Тяна, директора андижанского филиала (проектного института) "Узгипросельстрой", и руководители области задумали провести модные тогда выборы руководителя. Я в это время работал главным инженером и одновременно председателем проектного кооператива "Проект", и собирался оставить институт для работы в кооперативе.

Работники филиала, боясь прихода постороннего к руководству филиалом института, в том числе узбека, уговаривали меня принять участие в выборах (я колебался). Видя это, коллектив решил самостоятельно включить меня в бюллетени. Узнав об этом, я все рассказал заместителю директора головного института В. П. Степанову. Он удивился такому повороту событий, но не смог отстоять мою кандидатуру в обкоме партии. Единственное, чего он добился - это согласование со мной кандидатуры будущего директора и, как мне казалось, я рекомендовал наименьшее зло - Азимова.

Но он оказался ярым националистом и довольно трусливым руководителем, боящимся любого окрика сверху. В итоге - развал коллектива и, в дальнейшем, всего института.

В 1989 году произошло изгнание из Узбекистана единоверцев узбеков - турок-месхетинцев, сопровождавшееся варварскими убийствами, поджогами в которых участвовали многие от мала до велика. Полное бездействие или поддержка со стороны властей, милиции.

Версия, запущенная официальными органами: якобы турок-месхетинец, покупая черешню, оскорбил продавца – старика-узбека. Появилась поговорка - "Черешня созрела", указывающая на возможность притеснения по нац. признаку.

Я видел письма турок-месхетинцев Горбачеву, с визой последнего - "Рыжкову Н. разобраться и доложить", с визой Рыжкова - "Каримову - разобраться", визой Каримова "СМ Петрову (Анатолию Павловичу ответственному работнику Совета Министров Узбекистана) разобраться и принять меры". Так решение вопроса было спущено до самого низа, где решать уже никто ничего не был уполномочен. После недельной поездки по местам событий, насмотревшись ужасов, Петров потерял сон.

В 1990 году многим армянам и евреям Андижана пришли предупреждения по почте, что до апреля они должны покинуть Узбекистан, иначе будут наказаны.

После обращения в обком партии, были собраны представители обеих национальностей и их убедили, что это провокация, не имеющая за собой никаких оснований (собрание вел второй секретарь Андижанского обкома И.А.Кочмарик).

Обстановка в городе была напряженная, было предчувствие каких-то нехороших событий. Русскоязычное население начало поговаривать о возможностях отъезда, но как бы между прочим, никто не думал, что все это серьезно. Многие посмеивались над этими страхами.

Наше окружение приняло случившееся настороженно, но никто не хотел уезжать, хотя все осознавали, что дальше здесь жить нельзя. Собрались у нас дома: Гарий Сергеевич Матевосов (директор проектного института), Владимир Ардашевич Манунцев (главный архитектор области), Михаил Ефремович Севиян (капитан милиции, преподаватель высшей школы милиции), Евгений Георгиевич Адамов (строитель, прораб), Валерий Багдасаров (капитан милиции; позже он уехал в Армению), после обсуждения ситуации было принято решение о необходимости отъезда и смены места жительства, никто не хотел уезжать первым. Настроение у всех было подавленное.

Я сказал: "Я поеду послезавтра". Позвал супругу Валентину, сообщил, что мы уезжаем, и попросил начать укладывать вещи. Я очень благодарен Вале за то, что она без лишних вопросов поняла правильность этого решения и безоговорочно все выполнила. Мы с Валей обсуждали вопрос переезда только в плане того, что переезд необходим детям, а мы уже не сможем адаптироваться, и должны пожертвовать своим благополучием [ради детей]. Через два дня, в конце февраля, отправили контейнер. Мы были первой семьей, уехавшей из Андижана, - (многие) относились к этому скептически. На следующий день мы улетели в Москву к моей маме, где прожили месяц. Видя, что все спокойно, Валя с Вартаном, нашим сыном, вернулись в Андижан, чтобы он мог доучиться. Я принял контейнер и тоже приехал в Андижан для продажи квартиры (тогда только появлялись законы о праве продажи). Продал быстро, с правом проживания с Вартаном до окончания школы, – он шел на золотую медаль, и нам не хотелось прерывать его учебу.

Где-то в апреле, я собрал членов кооператива и объявил им об этом. Они сказали, что без меня работать не будут, и мы договорились о продаже кооператива и его имущества (выстроенное здание, оборудование и прочее), а я занялся трудоустройством его членов. Здание продал очень дешево, не было покупателей - они уже, очевидно знали, что мы бросим все даром, надо только подождать.

2-го мая, когда армяне отмечают день поминовения усопших, на стадионе "Спартак", должен был состояться матч местной команды с ташкентской. Ташкентцы не прилетели и это явилось "внешней объясняющей" причиной произошедших далее событий. В этот день в 16:00 я был у Владимира Манунцева, позвонила Валя и сказала, что в городе беспорядки. Попросила, чтобы я нашел Вартана и привел домой.

Об ожидающихся беспорядках Валю предупредила за час до начала ее приятельница-узбечка, дочь директора Андижанской тюрьмы, которого срочно вызвали на работу - это свидетельствует о том, что руководство города было как минимум в курсе готовящихся событий. Мы начали обзванивать всех знакомых. Из-за большой загрузки телефонной сети связь работала очень плохо, а затем отключилась окончательно.

Около 7 вечера стали видны клубы дыма от горящих домов и раздаваться звуки, как мы думали, выстрелов, но в дальнейшем оказалось, что это горит и трескается шифер на крышах.

Соседи собрались возле дома и не знали, что предпринять. Затем все разошлись по квартирам и выключили свет, а узбеки, наоборот, зажгли его в своих квартирах. Состояние было близко к панике, чувствуя свою беспомощность и бессилие, я не знал, что предпринять.

Условно вооружились. Я взял узбекский нож, Вартану дал побольше, самодельный (он до сих пор у нас), еще дома оказался взрывпакет, который тайком принес откуда-то Вартан. Обучили Валю пользоваться им, и здесь Валя сказала мне слова, которые до сих пор жгут меня своей правильностью и безвыходностью положения: "Если они ворвутся, ты должен убить меня, затем Витку, чтобы они не надругались над нами, а потом с Вартаном бейтесь как можете".

Около 24 часов на фоне зарева над еврейско-армянской частью города раздался громкий призыв на молитву, он навеял жутковатое состояние, полной безысходности. Напротив нас находился ведомственный дом обкома партии, группа узбеков стояла возле него на освещенном месте (мне показалось, что с ними был секретарь обкома), когда в 00:30 появились погромщики, от них отделилось два человека и подошли к стоящим возле обкомовского дома. "Секретарь" по-узбекски сказал, что на сегодня хватит, и каково же было мое удивление, что этой фразы оказалось достаточно, чтобы успокоить толпу.

Мы не спали всю ночь. В 9 утра я пошел к Михаилу Севияну, его семья жила в районе армянского квартала, и увидел сожженные и ограбленные дома.

Нападения, со слов жителей квартала, происходили так: толпа врывалась в дом, хозяев выгоняли на улицу, вещи грузились на грузовики, тут же сортировались при свете пожарищ, делились и увозились, - этим наряду с мужчинами занимались женщины и подростки.

На мое удивление, в районе сгоревших домов было оживленно, люди копошились в развалинах, а вокруг ходили якобы сочувствующие узбеки всех уровней. Возникали стихийные митинги: кто пытался формировать отряды для обороны, кто составлял списки для Израиля (говорили, что Израиль примет всех). Больше погромов не было. Но три дня там не было ни одного милиционера и ни одного представителя власти.

В нашем микрорайоне, как для прогулки, появились явно сельские жители – все в белых рубашках и новых тюбетейках – праздничной одежде. Все улыбались. Настроение победителей.

4 мая все немусульманское население пригласили на площадь перед кинотеатром "Нодира" в 14:00 для обсуждения ситуации. Пришли русскоязычные горожане, встречу проводили второй секретарь обкома И. Кочмарик, начальник УВД Парпиев и еще два человека. Выступая Кочмарик пытался успокоить людей, но это не получалось. Юра Дальян обругал его и пытался ударить, называя виновником произошедшего. Именно он уговорил людей не прислушиваться к угрозам и не покидать город, обещая какие-то гарантии безопасности.

Обсуждение закончилось ничем. Парпиев запустил провокацию, что для продолжения погромов в "старом городе" якобы собираются узбеки. Толпа заволновалась, попыталась организоваться для возможных ответных действий, но затем все разошлись, так ничего и не решив.

В микрорайонах стихийно возникли отряды самообороны. Люди, вооружившись лопатами и прочим подсобным инструментом, вели дежурство по ночам. В нашем доме Анатолий Баранников заготовил бутылки со смесью "Молотова" (известная со времен 2-й Мировой войны смесь бензина с какими-то добавками, при разбитии происходит воспламенение). Это говорит о том, какая паника была в те дни. Люди были готовы бежать куда-нибудь от этого ужаса. И многие уехали "куда глаза глядят", в неподготовленные места, в города и деревни, где не было ни знакомых, способных оказать первую помощь, ни жилья, ни работы.

В этот день мы нашли на нашей двери отметину - порез ножом на обивке, знак для погромщиков. Обойдя соседние квартиры, на многих дверях обнаружили подобные надрезы. Приехали криминалисты, фотографировали. Их привез Севиян (он пытался активизировать расследование, но никому из "органов" это не было нужно).

Позже я узнал, что 2-го мая в Ташкенте в 3 часа дня был поднят по тревоге десантный полк и три дня они просидели в самолете, не было команды вмешиваться в происходящее. В Андижане они появились через три дня, оцепили город, начали круглосуточное патрулирование - успокоили немного жителей. В городе появились милиционеры, был образован штаб по ликвидации последствий, для помощи в строительстве сожженных домов или выплатам компенсаций. События 2-го мая были сняты на видео. Эту запись пытались отправить в Москву, но в аэропорту сотрудники республиканского КГБ ее изъяли. Однако копия сохранилась.

Одна из версий, рассказанная человеком, имевшем связи с правоохранительными органами (ФИО не называю): погромы и разграбление магазинов готовили заранее. Все это время организаторы занимали деньги у завмага универмага на Ленинской (около миллиона рублей), и для покрытия недостачи сожгли магазин во время инициированного ими нападения.

Михаил Севиян позже рассказал, что за два дня до событий у всех милиционеров изъяли оружие (этого факта я не знал), и что во время погромов производилась оперативная съемка, на которой запечатлены все участники и организаторы. Перед футбольным матчем 2-го мая зрители сидели группами и рассматривали карты города с отмеченными местами погромов и получали последние указания (сотрудники КГБ зафиксировали эти действия). Материалы съемки, к сожалению, были засекречены.

Единственный арестованный участник погрома. Фото андижанской милиции

Переехав в Россию, в Москву, мы столкнулись с тем, чего не ожидали: с бескультурьем на бытовом уровне, с хамством в быту, распущенностью, и невольно сравнивали "наших узбеков" и местное русское население и это сравнение было не в пользу последнего. Когда я строил дом в Малаховке, Валя категорически отказалась жить в деревне среди пьяниц и других крайне опустившихся личностей. Мы были поражены низким уровнем жизни и беспросветностью существования местных людей, их не интересовало ничего кроме пьянки. Виталии было 6 лет, она впервые увидела, что женщины курят, матерятся и т.п. – она в недоумении показывала на них пальцем, обращая наше внимание.

Нам повезло - было куда уезжать, в Москве жили моя мама, сестры Лариса, Виолетта. Первое время жили у мамы с Ларисой, затем сняли квартиру.

Вартан самостоятельно поступил в институт; имея медаль, он сдавал один экзамен. Мы очень волновались, что Виту без прописки не возьмут в школу, но Лара договорилась, и вопросов не было.

Мы быстро поняли: не надо никому говорить, что мы приезжие – сразу же отношение менялось: "понаехали тут".

Настало очень тяжелое время - без прописки, без постоянной работы.

Но и в Узбекистане оставаться уже было нельзя.

Во время работы главным инженером проекта в "Узгипросельстрое" по роду деятельности мне пришлось много поездить по области, узнать многих руководителей хозяйств и руководителей областного и республиканского уровня. Процветал подхалимаж, взяточничество, некомпетентность, на крупных должностях зачастую сидели махровые дураки. 50 процентов проектов шли на полку (не обеспечены финансированием), и это при плановом хозяйстве. Качество строительства находилось на низком (пещерном) уровне. Бытовало рукоприкладство - старшему можно все.

Помню, управляющий треста "Колхозстрой" Базаров во время очередной планерки на которой его подразделения ругали за разные недостатки, попросил прервать планерку на полчаса, чтобы самому получше разобраться в происходящем. Его просьбу удовлетворили, все вышли на воздух покурить, и один из мастеров шутливо сказал, что Базаров сейчас своих изобьет.

Я воспринял его слова как шутку, но после окончания перерыва у всех подчиненных Базарова оказались красные лица. Вечером за столом я спросил своего приятеля, подчиненного Базарова, правда ли это. Он подтвердил. Этот факт говорит о беспрекословном, на животном уровне подчинении начальнику (как говорят узбеки, хозяину), – и с такими понятиями жителей Узбекистана пытались заставить строить социализм. Чисто феодальные отношения.

И Узбекистан, и Туркменистан, находившиеся на низкой стадии развития, в 1924 году вынудили пойти по новому пути, но жизненные установки, ориентиры этих людей требовали другого. Во время следствия по т.н. "хлопковым делам" 1980-х годов кроме астрономических хищений выяснилось, что руководители-узбеки, когда к ним попадала власть, превращались в средневековых тиранов. Яркий пример – Адылов, Папское объединение им. Ленина, – каменоломни, зиндан. (Он виновен во всех бедах А. Петрова: тот оказался от дружбы с Адыловым и подчинения ему, и был снят с должности 2-го секретаря Наманганского обкома партии.) Камалов, 1-й секретарь бухарского обкома партии, после работы переодевался в одежду бухарского эмира, а подчиненные проделывали перед ним необходимые ритуалы (об этом рассказывал очевидец обыска у Камалова, главный инженер бухарского филиала "Узгипросельстроя").

Однажды я присутствовал на обеде, который давали в честь замминистра сельского хозяйства Сабира Юсупова (мы с ним были знакомы на почве утверждения заданий и проектов в Госплане СССР). Кормление происходило следующим образом. Сабир клал ложку на скатерть, Ибрагим (начальник ОКСа (отдела капитального строительства – ред.) птицепрома области) руками доставал с общего блюда кусочек мяса, кусочек картошки, клал на ложку Сабира и подавал ее ему, Сабир съедал с ложки, и операция продолжалась. Ибрагим за это время не съел ни кусочка, только после насыщения Сабира он позволил себе съесть несколько ложек…

4-го мая в районе погрома возник стихийный митинг. Я подал реплику, что всем надо уезжать. Меня прервал Антон Акопович Сафаров, директор школы № 43 (в основном армянские школьники), он сказал, что не надо паниковать, узбеки - наши братья, все время жили в мире и т. п. Позже мы с ним и его женой, Валентиной Петровной (нашей любимой учительницей), встречались в Москве, но по этому вопросу уже не дебатировали - у каждого свое мнение.

В 2004 году в Москву переехали Севияны. С 1990-го по 2004-й они жили во Владивостоке.

Два поколения нашей семьи пережили погромы по этническому признаку: мой дед со своими детьми в начале XX века был вынужден уехать из Карабаха в Туркестан (позже Узбекистан), а я со своими детьми уже в конце XX века уезжал из Узбекистана. Надеюсь, мои внуки смогут избежать таких повторений в судьбе.

Добавить комментарий

Plain text

  • HTML-теги не обрабатываются и показываются как обычный текст
  • Адреса страниц и электронной почты автоматически преобразуются в ссылки.
  • Строки и параграфы переносятся автоматически.
CAPTCHA
Тест для фильтрации автоматических спамботов
Target Image