Восемь лет назад, 18 марта, не стало известного армянского скульптора Ара Шираза. Вот уже полвека его имя и заслуги по праву считаются достижениями армянской скульптуры. Он был одним из тех творцов, которые направляют свой взгляд от конкретного к обобщенному, значительному. Разножанровые произведения, никогда не повторяющие друг друга памятники, давно уже удостоились высокой общественной и государственной оценки.

Ниже приводим фрагменты интервью, состоявшегося 10 лет назад.

– Детям знаменитостей бывает нелегко заставить окружающих видеть в себе личность, и это зачастую перерастает в своего рода демарш, эпатаж, смену имени, фамилии и т.д. Вам повезло вдвойне – сын Ованеса Шираза и Сильвы Капутикян. Так почему же мы узнали о скульпторе Ара Ширазе, а не, скажем, об Ара Карапетяне – то есть под вашей настоящей фамилией?

– Если честно, мой отец сам не любил эту фамилию. Я узнал о ней лишь в школе, и то совершенно случайно. С трех лет я жил в Москве, мама училась там на высших курсах, и там же неожиданно «всплыла» моя настоящая фамилия. Что же касается проявлений индивидуальности, я никогда не пытался оригинальничать, эпатировать и тем более скрываться за псевдонимами и т.д. По мне, чем проще человек, тем ценнее, и делать он должен лишь то, к чему лежит душа, в чем он видит свое предназначение и чем сможет быть полезным окружающим. Помню, в 9 лет я записался в самодеятельный кружок при школе. Там были классы живописи, танца, театральные секции… Но я почему-то уверенно и твердо выбрал скульптуру. Что мной двигало тогда?.. Откуда взялась эта безапелляционная устремленность?.. Видимо, все же свыше. Я с удовольствием посещал этот кружок и мало-помалу втянулся в чудесный мир оживающего камня. Потом уже, по возвращении в Ереван, после окончания Художественно-театрального института началась моя серьезная творческая деятельность.

– «Жизнь продолжается, крылья расправляются – начинается борьба!» Как бы вы охарактеризовали процесс творческого поиска Ара Шираза?

– Мой поиск был прост и более чем конкретен. В отличие от клише соцреализма, меня более увлекали персонажи из армянской мифологии, сказок, эпосов. Также я старался работать над образами известных деятелей искусства. Хотя, если честно, я не могу отделить свой поиск от общего. Дело в том, что 60-е стали поворотными с точки зрения ряда художественных достижений – эстетических, формально-стилевых, тематических, отказ от банальных и навязанных сюжетов соцреализма, синтез передовых национальных традиций с новейшими тенденциями мирового искусства. И поиск скорее носил групповой характер, то есть мы опять же не пытались копировать друг друга и т.д., но понимали и чувствовали практически одинаково. Сфера наших интересов и стремлений находилась если не в одной, так уж точно в смежных плоскостях.

– В сегодняшнем поколении «ищущих» есть отголоски той фанатичной преданности избранной стезе и того коммунарного энтузиазма, что были у вас?

– Если попытаться провести параллели (что я считаю, кстати, занятием бессмысленным и неблагодарным), то, думаю, все же нашему творческому поиску были более свойственны осмысленность, точное выражение и содержательность. Мы не пытались делать что-то, дабы потом стараться это объяснить. Несомненно, идеи, которые требуют воплощения и заставляют работать, рождаются по ходу духовного развития, в течение жизни. Но их надо прожить, прочувствовать и лишь потом пытаться воплотить. Это мы и делали в свое время, и, видимо, именно этот, как вы сказали, коммунарный дух до сих пор держит нас вместе, в одной, как говорится, упряжи. О молодежи плохого говорить не буду, потому что это, по меньшей мере, смешно. Можно лишь сказать: они или с нами, или нет. Уверен, они не с нами. И ничего плохого в этом опять же не вижу. У каждого свой путь, свое видение, свое понимание и свои цели. Главное, чтоб цель оправдывала средства. Ну и, конечно, не надо забывать о возложенной на каждого из нас ответственности за будущее национальной культуры.

Рубен Пашинян