Имя известной певицы, лауреата многочисленных международных премий, в том числе Ленинского комсомола, Эрны Юзбашян хорошо известно не только в Армении, но и далеко за ее пределами, где она покорила самые авторитетные сцены мира. Примечательно, что 35-летие ее творческой деятельности ознаменовалось гастрольными поездками по Армении, Арцаху, США, России. Пик карьеры пришелся на сложные восьмидесятые годы, превратившиеся всего за десятилетие из безмятежной «эпохи застоя» в лихие 90-е. «Но для меня это было самое светлое и доброе время, когда легко было творить и интересно жить», – считает собеседница.

– Эрна Николаевна, хотели бы в машине времени вернуться обратно?

– Конечно, хотелось бы вернуться... Я люблю то время. Во-первых, была моложе. Были живы мои родители и многие из друзей. Да и время было интересное. Не терпелось многое успеть, жить тем задорным максимализмом, который бывает только в молодости. Было много интересного материала, и я с головой уходила в работу. Помню период, когда почти из каждого утюга лились песни в моем исполнении. Не скрою, это приятно, но принимала как данность. Поэтому сильно не «фанатела» и особого восторга не испытывала. Я жила своей обыденной, но насыщенной жизнью.

– Может, что-то изменили бы?

– Может, слегка что-то и подкорректировала бы. Но в принципе ни о чем не жалею, поскольку это было время надежд, планов, успехов, самореализации. Я просто созидала. Общалась с интересными людьми. И это было главным. Сегодня иногда читаю мемуары некоторых коллег с признаниями, что уход со сцены стал для них трагедией. У меня же не было такого резкого перехода. Я очень спокойно отношусь к переменам. Просто иногда кажется, что в прошлой жизни все это было не со мной.

– То есть при всей звездности Вы не были амбициозны?

– Если бы была амбициозной, то моя жизнь, возможно, сложилась бы по-другому. Но сложилось так, как сложилось. Считаю, что достижениями являются мои песни, которые, надеюсь, полюбились слушателям. А в общем, я всегда исповедовала принцип великого Станиславского: любите искусство в себе, а не себя в искусстве.

– Вы выросли в музыкальной семье?

– У нас была самая обычная семья. Отец закончил Ереванский государственный университет, а потом мы переехали в Баку, по месту его работы. Моя бабуля работала там в Министерстве культуры. Она была очень артистичной натурой. Пела великолепно. Благодаря ей я с детства вращалась в артистической среде. И конечно, еще с тех пор мечтала стать певицей. Но отец был категоричен: «В семье достаточно одной артистки».

– Но тем не менее Ваше детское желание исполнилось, Вы вышли на большую сцену.

– Если бы мой отец прожил дольше, чем ему отмерила судьба, то, возможно, с профессиональной сценой у меня ничего не сложилось бы. Он был против артистической карьеры. И естественно, я бы не переехала в Ереван, который всегда притягивал меня своей волшебной магией. Я приехала в двадцатилетнем возрасте и думаю, что в моей жизни произошли тогда чудеса. Случилось чудо взаимной любви с этим городом. Чудом считаю знакомство с главным наставником в моей жизни – Акселем Бакунцем, величайшим композитором, создателем группы «Серпантин». В свое время он дал путевку в жизнь многим звездам. Причем настоящим звездам эстрады, а не мимолетным звездочкам. Именно он сказал мне запоминающиеся слова: «Если тебя примет ереванская публика – значит, ты прошла экзамен. Армянская публика – самая требовательная, взыскательная и изысканная». А мне действительно очень хотелось понравиться ереванскому зрителю.

– А когда Эрна Юзбашян поняла, что она состоялась как певица?

– Немного пафосно звучит. Я просто с детства знала, что буду петь. А переезд в Ереван перевернул мою жизнь. Мне, наверное, очень повезло на хороших творческих людей в хорошем времени.

– Есть такой афоризм: талантам надо помогать, бездарности пробьются сами…

– У меня с детства была навязчивая мечта попасть в знаменитый Государственный эстрадный оркестр Константина Орбеляна. Он уже получил триумфальную известность не только в СССР, но и за рубежом. В Баку на его концертах я сидела в первых рядах, знала наизусть весь его репертуар. Но не могла представить, что наше знакомство может состояться. После переезда в Ереван меня должны были отвести на прослушивание к Орбеляну, но вместо этого я попала к Бакунцу. А потом были ВИА «Серпантин», записи на радио и телевидении с прекрасным составом исполнителей. Это было самое счастливое время. Мы объездили с концертами всю Армению и почти весь Союз. Кока (Аксель) опекал меня. Я благодарна своим наставникам за то, что они заложили трепетное отношение к песне, научили правильно обращаться с текстом. У меня был голос, но с ним надо было еще работать. Кстати, работали тогда вживую, иногда даже без микрофона на зал. Во многом становлению помог коллектив. Прекрасно помню, как Раиса Мкртчян или Лола Хомянц подбадривали меня на моих концертах, радуясь успехам на сцене. А музыка Роберта Амирханяна, его знаменитая «У песни тоже есть душа»? Как-то на концерте она меня настолько эмоционально увлекла, что я просто забыла про вступление. Вот на такой высокой планке было композиторское и вокальное искусство. Это было счастье – работать с известными людьми и оркестрами.

– Сейчас очень часто говорят, что в советское время строгая цензура жестко табуировала проявление любой артистической индивидуальности.

– Не было такого от слова «совсем». Мы имели возможность реализовывать свой творческий потенциал в песнях. Нас не ограничивали в записи, у нас были студии, за которые мы не платили. У нас была плеяда роскошнейших, не побоюсь этого слова, композиторов, которые постоянно что-то предлагали нам и сотрудничали с нами. Обычно это был триумвират: композитор, поэт и исполнитель. У нас были прекрасные оркестры. Не могу не вспомнить оркестр Государственного комитета по телевидению и радиовещанию Армянской ССР под управлением непревзойденного маэстро Мависакаляна Мелика Бабкеновича. Может, по америкам мы и не ездили, но в международных фестивалях в любом случае участвовали. А еще была уверенность, что все получится. Трудности никто не отменял, и мы их преодолевали. Те, кто стремился к своей цели, достигали ее. Что касается меня, то при выборе песни, а мне предлагали их немало, я всегда старалась поддерживать ту высокую планку, которую установили мои учителя и коллеги. Я всегда хотела через песни донести до слушателя свою душу, добро. Песня должна нести смысл. Для меня всегда это было очень важно. Кроме того, это было другое время. В Ереване были созданы все возможности, чтобы жить и творить. И мне жаль, что наши нынешние молодые исполнители лишены возможности прочувствовать тот дух коллективного единения, которым были пропитаны наши поездки. Мы искренне болели друг за друга. Зачастую, скрестив пальцы за кулисами, слушали выступление друг друга.

– Госпожа Юзбашян, Вы постоянно возвращаетесь в разговоре к уютному и доброму Еревану. Вы считаете себя ереванкой?

– Я родилась в Ереване, но выросла в Баку. Мой папа всю жизнь безумно любил главный город армян, но в силу определенных обстоятельств вынужденно жил в столице соседнего государства. Впрочем, как говорится, это совсем другая история. Но мне, наверное, от него передалась безграничная любовь к Еревану. Когда в десятилетнем возрасте я впервые попала сюда, то город показался нереально фантастическим. Я люблю Ереван. Считаю себя ереванкой, хотя в Баку жила 20 лет, в Ереване – 13 и уже около тридцати – в США. Однако Ереван остается самым родным и любимым городом, где присутствует особый запах и витает безмятежность, я бы даже сказала, ленивая безмятежность. В моем случае любовь к Еревану похожа на диагноз.

Во что его превратили сегодня – говорить не хочется. Просыпаясь по утрам, первым делом тянусь к гаджетам, чтобы посмотреть-почитать, что делается на моей родине. Хочу понять, когда излечатся наши люди, когда вернется наш Арцах, наши исконные земли. А еще постоянно вертится в голове вопрос: как же вы там живете, как пропускаете через себя все, что происходит сейчас в Армении? Ведь это безумно трудно...

– А Вы не хотите вернуться насовсем? Кем сегодня больше себя ощущаете – американкой или армянкой?

– У меня есть армянский паспорт. Думаю и говорю по-русски. В Америке постепенно привыкла к иному укладу жизни. И все же сказать, что я чувствую себя американкой, было бы неправильно. Ощущаю себя армянкой. Если бы моя дочь Александра-Мане захотела жить в Армении, то я с радостью вернулась бы обратно. Но она родилась в Америке, считает себя американкой, хотя знает о своих армянских корнях.

– Дочь пошла по стопам мамы?

– У нее прекрасные вокальные данные. Увлекалась разными музыкальными направлениями: то рок, то метал-группа Rammstein. А потом в один день все прекратилось. Мане просто сказала, что это не ее. Но сейчас очень любит читать. Окончила университет по курсу английской литературы и продолжает обучение дальше, в магистратуре, изучая Library and information Science. Надеюсь, что скоро приедем в Ереван вместе с ней. Пусть посмотрит на мой любимый город. Может, захочет остаться. И тогда мы обязательно вернемся. Хотя, думаю, нам всем пора возвращаться домой, на родину. Не отдавать же все азербайджанцам.

– Ваш отъезд в Америку в 90-х многие истолковали как побег от нашей неустроенности. Были развал, разруха, энергетический кризис, беженцы из Азербайджана, блокада, война. Хотя, насколько помню, Вы уехали в период первой Арцахской войны и успели испытать все наши невзгоды с лихвой.

– Несмотря на рухнувший в одночасье мир, об отъезде я не помышляла. Помню состояние родных, с трудом выбравшихся из ада бакинских событий. Да и последующую неустроенность быта прошла вместе со всеми. Зонтиком заземляла провода, чтобы провести левый свет в квартиру на период веерных отключений. Помню соседские посиделки при свечах у буржуйки, куда каждый приходил со своим кирпичом, чтобы погреться. Нельзя забыть, как кипятили на спиртовке воду в джезве, чтобы помыть голову. Как-то в Париже перед возвращением в Ереван Шушан Петросян постригла меня под мальчишку, уверяя, что голову мыть теперь будет намного легче. Действительно, получилось очень стильно. Еще помню хлеб по талонам. И как продавали золото, чтобы изредка купить курицу гриль на улице Киевяна. Это считалось большим праздником. А дома у меня были специальные сапоги, в которых спала зимой. Иначе выжить в промерзшей квартире было невозможно. Еще остался в памяти эпизод, когда мужчины прорыли от нашего дома тоннель к заводу точных приборов, чтобы, как тогда говорили, «войти в вену». В переводе это означало провести левый свет. Наверное, только армяне способны на такие придумки. На воспоминания о том, что мы пережили в тот период, может уйти уйма времени. Но главное, что витало тогда в воздухе – это наш победный дух. Мы были победителями и при всех свалившихся невзгодах верили, что у нас все будет хорошо.

Что касается моего отъезда в Америку, то он был связан с совершенно другой, личной причиной. Я решила уехать к любимому человеку. Не все сложилось так, как мечталось. Потом родилась дочка. И после блокадной Армении трудности приходилось преодолевать уже в Америке. Было нелегко, но я доказала себе, что могу чего-то добиться одна.

– Творческую карьеру продолжили в Америке? Говорят, чтобы послушать хорошую песню, армяне и русские приходили именно «на Эрну Юзбашян»?

– Когда Константину Орбеляну задавали этот вопрос, он обычно отвечал: «Живу в Америке, а творю в Армении». В Америке я тоже старалась продвигать красивую музыку. И даже работая в ресторане, пыталась прививать вкус к хорошей музыке. Я пела произведения Орбеляна, Амирханяна, нашего гениальнейшего композитора Артура Григоряна, которого недавно не стало. Я смотрела в прямом эфире, как провожали его в последний путь. Это было выражение поистине всенародной любви. Такие таланты рождаются очень редко и навсегда остаются в людской памяти. Это не сиюминутные звездочки, которые быстро зажигаются и также быстро уходят в небытие. Это творческие глыбы.

– Как часто Вы бываете в Ереване?

– Приезжаю в основном по приглашению с концертами, на фестивали. Езжу по Армении. Бывала в Арцахе. Кстати, мой дед родом из тех краев. Когда-то в Шуши, во внутреннем дворике Министерства культуры была аллея из голубых елей, высаженная представителями творческой интеллигенции во время посещений Арцаха. Там были ели, посаженные Мстиславом Ростроповичем, Монтсеррат Кабалье, Артуром Григоряном. Есть и моя ёлочка. Вернее, была, потому что не уверена, что сегодня эта аллея там сохранилась. Не могу представить Шуши без храма Казанчецоц. Это очень больно. В прошлогодний свой приезд в Армению я не смогла заставить себя пойти в пантеон Ераблур, где покоятся наши герои. Это больше чем боль...

– Приезжая в Ереван, наверное, замечаете изменения, которые происходят с городом, с людьми. На Ваш взгляд, стало лучше или хуже?

– Если в конце восьмидесятых мы с воодушевлением ходили на митинги за независимость Арцаха, то в 2018 году какой-то эйфории вначале не заметила. Хотя особо не вникала в политические лозунги, но понимала, что возмущение протестующих направлено против действующего премьер-министра. Даже подумалось, что, возможно, придет Роберт Кочарян – и что-то изменится к лучшему. Тогда же в моей жизни произошло событие, которое до сих пор расценивается неоднозначно и которое хотела бы разъяснить. В 2018 году я отказалась от звания «Заслуженная артистка Армении», которого была удостоена тремя годами ранее. Но этот мой шаг никоим образом не был связан с «бархатными» событиями и носил скорее личный характер. Во-первых, его присвоили мне довольно поздно, тогда как мои коллеги получали его молодыми. Во-вторых, ко мне не раз подходили люди, которые говорили, что это только благодаря их протекции меня отметили. Некоторых уже нет в живых, поэтому не буду называть имен. Все это было неприятно, обижало, оскорбляло. Еще до революции, до прихода Пашиняна, я однозначно знала, что в любом случае откажусь от звания. Но воплотить решение получилось лишь в 2018 году, когда приехала в Ереван. Многие тогда связали мой поступок как знак солидарности с «бархатной» властью, хотя это совершенно не так. Повторяю, в тот год я приехала в Ереван на концерт. Многие друзья до сих пор считают, что я поступила неправильно. Слышала много нелицеприятного в свой адрес. Но это был мой выбор, совпавший по времени с «бархатной революцией», не более.

– Скоро наступит женский праздник, который в Армении отмечают целый месяц – с марта по апрель. В столь нелегкое время что бы Вы пожелали нашим соотечественницам как в Армении, так и за ее пределами?

– В первую очередь терпения и надежды, особенно тем женщинам, кто потерял на войне отца, мужа, сына, брата. Тем матерям, чьи дети до сих пор в плену, пожелаю их скорейшего возвращения домой. И чтобы не было больше войны. А еще всем желаю любви, сил и уверенности в том, что грядущий день изменит жизнь к лучшему.

Беседу вела Наталья Оганова