До 2011 года Судан являлся самым большим государством Африки и десятой по величине в мире страной. С 1983 года здесь бушевала поражающая своей жестокостью гражданская война между исламским севером и христианским югом, борющимся за независимость. Вскоре, с помощью Запада, южанам удалось создать независимое государство Южный Судан. Но армяне, будучи христианами, остались с исламским севером. Ибо сыграли в истории этой страны одну из важнейших ролей.

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В СУДАН!

К путешествию в Судан я готовился тщательно, откладывая поездку год за годом. Причин было немало. Это и геноцид в Дарфуре, и непрекращающаяся гражданская война, приведшая страну к расколу, и сложность получения визы, которую должен подготовить только гражданин Судана, отсутствие контактов с суданскими армянами, живущими особняком и не общающимися с внешним миром, в частности, армянским. Я уж смирился с мыслью: «Не бывать мне в Судане!». Ситуацию исправил епископ Египетской Армянской Апостольской церкви Тер Ашот: «Я распоряжусь, чтобы тебе оттуда прислали приглашение», — пообещал он. И сделал. Вскоре я получил приглашение от суданских армян, благодаря которым мне вклеили долгожданную визу.

В Хартум я прилетел поздно ночью. У выхода из здания аэропорта меня встречал суданский армянин Жирайр Бозаджян с сыном Грантом. От аэропорта до моего отеля всего-то 10 минут езды. Едва мы проехали чуть больше километра, как наша машина погрузилась во мрак. За окном автомобиля ни одного фонаря. Только фары проезжающих машин создают хоть какую-то видимость.

— У вас проблемы с электричеством? — спросил я у Жирайра

Улыбнувшись, он ответил:

— Я родился в Судане и не припомню, чтобы у нас транжирили попросту электроэнергию. Ее у нас мало. Только в оживленных местах по ночам горят лампы. А тут просто дорога. Зачем переводить добро, если каждый водитель может осветить себе путь? Главное, дороги нормальные. Китайцы строили.

Спустя некоторое время мы добрались до моего отеля. Грант заранее позаботился, прикупил для меня несколько литров бутилированной воды. Это Африка. Пить из крана небезопасно. Попрощавшись до утра с Жирайром и Грантом, я вошел в номер и остолбенел, когда включил свет: комната походила на террариум, по кровати и стенам разбегались ящерицы разных мастей и размеров. Вот уж с кем с кем, но с этими тварями мне бы не хотелось проводить ночи. Я спустился вниз на ресепшн.

— Кто у вас тут отвечает за комнаты? — спросил я у чернокожего охранника, развалившегося в кресле в обнимку с «калашом».

— Что-то случилось, сэр? — спросил он.

— Да, случилось. Мне нужно поменять комнату.

Охранник нехотя положил ружье на стол и стал звонить куда-то. Через некоторое время подошел худощавый суданец ростом под два метра и тонкой, длинной шеей, на которой болталась ярко-красная «бабочка» под белым воротником. Выслушав меня, суданец выдал:

— Ящерицы, сэр? Если есть ящерицы, значит, есть и насекомые.

— Очень остроумно, — не оценил я шутку молодого человека. — Переселяйте меня.

Впоследствии оказалось, «хозяин номеров» не шутил. В Хартуме проблемы с ползучими насекомыми. Муравьи, тараканы, родолии, моли заполоняют дома, отели. Местные жители борются с ними с помощью ящериц. Их вылавливают и запускают в помещение. Для людей они безопасны, а насекомым стоят жизни. Но таких тонкостей я не знал. Войдя в положение, суданец «услужил» — переселил меня в комнату, где нет ящериц, но есть тараканы. Я оказался между молотом и наковальней.

— А есть что-нибудь вообще без живностей?

Немного подумав, он ответил:

— Могу предложить вам кое-что, но без окон и балкона. Если устраивает, тогда с вас дополнительно 20 долларов.

— Договорились! — обрадовался я и последовал за парнем.

Номер и впрямь оказался «виповским» по африканским меркам. А то, что не было окна… Что ж, зато без гадов. Я проводил за дверь суданца, а сам распластался на широкой кровати, не раздеваясь. Слишком был уставшим после дороги. Уснул в считанные секунды.

Проснувшись утром, решил принять душ. Вода без напора, но терпимо. Благо, что вообще есть. VIP как-никак! Отмывшись не столько от грязи, сколько от плохого вчерашнего настроения, я направился к двери. Но и тут меня ожидал подвох: дверь из ванной в комнату не открывалась изнутри. Крутил-вертел ручку двери — все никак. Пытался сломать дверь ногой — тоже тщетно. Оставалось только кричать. И кричать как можно громче. Ведь я находился не просто внутри комнаты, а в ванной.

Иначе говоря, окружен двум оболочками.

И если меня даже кто-то услышит, то ломать сначала придется дверь в комнату, а уже затем и дверь в ванную. Минут через 20 я понял, что мои усилия были не напрасны. Кто-то из проходящих по коридору услышал меня и позвал ребят с ресепшна, которые освободили меня из заточения. Оказалось, мой номер предназначался для двух персон. Предполагалось, что у того, кто принимает душ за закрытой дверью, есть тот, кто поможет ему выйти из ванной, откроет дверь снаружи. Если изнутри хлопнуть дверью, то ее уже не открыть. Такая головоломка по-африкански!

ЯЙЦА КАДДАФИ

Вскоре за мной заехал Жирайр и мы вместе отправились колесить по городу. Объехали почти весь Хартум. Снимать приходилось из окна автомобиля, чтобы не попадаться на глаза полицейским и военным. В столице гражданская война. После военного переворота и ареста президента Судана Омара аль-Башира власть перешла к военным под руководством Абдаллы Хамдука. Изначально же они должны были возглавить временное переходное правительство, но задержались так, что де-факто узурпировали власть. Вот и приходиться суданцам воевать против новой власти после суда над старой. Только делают они это как-то элегантно: массовые протесты происходят исключительно по воскресным дням и понедельникам. Пятница и суббота в Судане — нерабочие дни. Местные жители проводят их дома. Воскресенье и понедельник — первые рабочие дни. Они же политические. Несогласная масса на улицах. Среди них и криминальные элементы. А это значит погромы, поджоги, нападения на военных и полицейских. Те, в свою очередь, открывают огонь, применяют слезоточивый газ. Лишь со вторника до четверга честной люд занят работой. Если таковая есть. По статистике, занятость населения Судана составляет всего 40%.

Конечно же, перспектива знакомства с Суданом из окна автомобиля меня, мягко говоря, не впечатляла. Каждый раз приходилось придумывать небылицы, чтобы Жирайр не заезжал за мной. Дескать, писанины много. Сам же выдвигался в город, снимал, знакомился с местными жителями, заходил в забегаловки, где проводят время простые хартумцы за чашкой вкусного суданского чая. С агрессией сталкиваться не приходилось. Напротив, суданцы настроены дружелюбно, удивлялись моему приезду в Судан. И дело не в гражданской войне. В эту страну туристы не ездят. К примеру, Мухаммед, с ним я познакомился в одной из забегаловок, выслушав мои рассказы о других странах, где я уже «наследил», повел меня в свою святая святых — сувенирную лавку, хозяином которой он является.

— Бери, что понравится. Все, что выберешь, будет тебе памятным подарком из Судана, — обратился ко мне Мухаммед, вдруг перешедший на «ты», как к давнишнему знакомому.

Я решил поддержать такое обращение. Ведь на африканском востоке переход на «ты» есть высшая степень доверия между людьми.

— А кто же твои потенциальные покупатели, если иностранцы к вам не заглядывают? — удивился я обилию товаров.

— Местные. Здесь не столько сувениры, сколько изделия ремесленников. Только ручная работа.

Действительно. Я не обратил внимания, что ассортимент лишен тех безделушек, что в других странах — магнитиков, тарелочек, фабричных статуэток. Только hand-made из кожи, дерева, тканей и плодов растений. Одна из стоек была заставлена глиняными фигурками людей и животных.

— Вот этого слоника приму в пода-рок, — указал я на фигурку из черного камня.

— Нет проблем, — ответил Мухам-мед. — Но мне бы хотелось подарить тебе что-то нужное. Какой прок с этого слоника!?

Мухаммед подошел к другому прилавку, достал из-под стекла три портмоне и вместе со слоником поместил все это в целлофановый пакет.

— Вот, пожалуй, такой подарок будет очень кстати, — сказал он, протягивая мне кулек.

— Спасибо, конечно. Но зачем мне три портмоне? Мне и одного хватит. Забери два. Продашь кому-нибудь.

Мухаммед оставался непреклонным:

— Так они все разные. Одно портмоне из крокодильей кожи, второе из кожи питона, а третье гадючье. Оставляй себе то, что больше нравится, остальные подаришь друзьям.

На том и сошлись. Конечно, я бы с радостью прикупил что-то другое, но не стал заглядывать «в зубы дареному крокодилу».

Мухаммед внешне выглядел не так, как сотрудники моего отеля. Он был менее смуглым, чертами походил на представителей Ближнего Востока. Только чернявый. Представители такой расы называются суданскими арабами и составляют основное население страны. Их 70%, они потомки завоевателей арабов и аборигенов-нилотов, относящихся к негроидной расе. Юноша же и охранник из отеля были самыми настоящими нилотами. Оттого и кожа черна как смоль, и ростом высоки. Этим нилоты отличаются от многих африканских народов и похожи на нубийцев — других аборигенов Судана, с которыми мне тоже доводилось сталкиваться и общаться. Эти мастера приготовления чая.

Каждое утро у меня начиналось с того, что за мной заезжал Жирайр и мы вместе колесили по Хартуму. «Наивный человек», — думал я о Жирайре, когда он рассказывал мне из кабины своей машины об улочках, зданиях, храмах… Он, оставляя меня в отеле, даже не догадывался, что каждый раз я сам бродил по городу. И не только по Хартуму, но и его городу-спутнику Омдурману, находящемуся за Нилом. Кстати говоря, в Хартуме почти нет достопримечательностей. Все они за пределами города. Например, нубийские пирамиды в городке Мероэ или гробница махди Мухаммеда Ахмада в Омдурмане. Хартум вообще не тот город, чтобы можно было в него влюбиться. Большая часть суданской столицы одноэтажная, пыльная, грязная. Лишь малая часть, прибрежная, чистая, асфальтированная, имеет современные постройки с претензией на небоскребы. Одним из таких зданий является отель «Коринтия» — визитная карточка Хартума и щедрый подарок ливийского вождя Муаммара Каддафи, в который он вложил 80 млн евро. Здание спроектировано так, чтобы оно напоминало парус корабля, парящего над Нилом. Но хартумцы оказались далеки от романтики. Не увидели в подарке ни паруса, ни корабля. Скорее, яйцо. Поэтому «Коринтию» так и прозвали в народе — «яйцом Каддафи». Особенно величественно оно смотрится ночью, когда почти весь Хартум в темени, а «Яйцо Каддафи» играет всеми цветами радуги. Меня впустили внутрь. Как и ожидалось, отель пуст. Кроме самих сотрудников, в «Коринтии» никого не было. У меня промелькнуло в голове: «Интересно, как обстоят дела в номерах с ящерицами и насекомыми?». Но сразу же ответил на своей же вопрос: «Думаю, их нет. Не потому, что здесь самый дешевый номер 190 долларов. Нет. Их нет по той простой причине, что нет людей». Ведь причинно-следственная связь проста: ящериц нет потому, что нет тараканов, а тараканов нет потому, что нет людей.

И все же самое притягательное место в Хартуме это слияние двух Нилов. Эта географическая точка расположена прямо напротив «Коринтии» и называется Тути — место слияния Белого и Голубого Нила. Стоя здесь, можно запросто определить какой из них Белый, а какой Голубой Нил. Воды настолько разные, что сделать это несложно. Один Нил белесый, почти прозрачный, второй мутноватый с кишащими в нем водорослями. И такая цветовая гамма из «белого» и «голубого» создает четко прочерченную границу между реками. Чудное зрелище!

В Африке темнеет быстро. Любуясь двумя Нилами, я и не заметил, как солнце склонилось к закату. Я поспешил к мосту, чтобы поймать рикшу и как можно быстрее добраться до отеля. С минуты на минуту за мной должен заехать Жирайр и увезти к себе домой, где соберутся суданские армяне знакомиться со мной.

К счастью, успел, т.к. сам Жирайр задержался на работе. Ничего не подозревая, Жирайр застал меня за книгой.

— Ты с книгой провел весь день? Хоть бы прошелся где-нибудь поблизости. Рядом хороший парк.

В ответ я улыбнулся, ответил:

— Да я прогулялся немного. Все хорошо.

СЫН ВЕРБЛЮДА

Семья Бозаджянов проживала на обширной храмовой территории, принадлежащей армянскому католикосату. В моем распоряжении был еще час времени до прихода гостей, поэтому я решил осмотреть церковь, утопающую в саду манговых, апельсиновых и тамариндовых деревьев. Перед храмом два памятника. Первый в виде постамента, из которого вырастают три руки. Одна из них держит на ладони Земной шар и символизирует разбросанность армянского народа по всему свету, пальцы другой руки сложены в крестное знамение, символизирующее христианство, третья ладонь сложена в кулак, что олицетворяет борьбу армян за свое существование. Как нетрудно догадаться, памятник этот посвящен Геноциду армян 1915 г. и, судя по дате, поставлен в саду в 1995 г. В двух метрах от постамента установлен небольшой хачкар в память об авиакатастрофе, произошедшей в Судане 17 ноября 2003 г. Ан-12 с 13 армянскими пилотами выполнял рабочий перелет из Хартума в Вау. По не выясненным причинам самолет взорвался в воздухе при заходе на посадку.

Сам храм Григория Просветителя состоит из трех куполов в традиционном армянском храмовом стиле. Очень понравилась подкупольная часть, где проходят богослужения. Церковь построена в 1956 году. Глядя на внутреннее убранство, понимаешь, что здесь хорошо поработал дизайнер интерьеров. Особенно с потолком. Он выполнен в бело-голубом колоре, что создает иллюзию неба с облачками, а хрустальные люстры под ними — эффект дождя. Гравировка, огранка, резьба, шлифовка хрусталя — во всем этом чувствуется рука мастера (или мастеров), эксклюзивно исполнившего работу. Люстра и предметы интерьера были заказаны и привезены из Венеции и Лондона.

Левое крыло храма дополняет длинный коридор с помещениями, лестницами, ведущими на второй этаж. Еще каких-то 30 лет назад здесь находилась армянская гимназия и редакция газеты «Карот». Они закрылись в 1995 г. после того, как многие суданские армяне покинули страну. Судя по классным комнатам гимназистов и шикарной библиотеке, до 90-х гг. прошлого столетия армянская жизнь Хартума была достаточно активной. Снаружи во дворе гимназии заросшая бурьяном площадка для гольфа, иссохший бассейн и ржавые карусели. Эта часть, по всей видимости, предназначалась для самых маленьких армян… Ведь еще совсем недавно в Хартуме начитывалось 1000 армян. Теперь всего-то 20 человек.

Я вернулся в дом Бозаджянов, где уже сидели несколько гостей. Мы поприветствовали друг друга, стали знакомиться. Это были люди весьма образованные и уважаемые в суданском обществе: фермер и крупный поставщик зерна из Гедарифа Сетрак Езегян с супругой Айрис, Джон Будурян — импортер бытовой техники, Саркис Измирян с супругой Роуз, врачи и фармацевты, два брата Артин и Варуж Чиркиняны — владельцы обувной компании Loco, отец и сын Сурен и Гаро Ваняны, инженеры французской компании, Бедрос Каланджян, владелец автобусной компании. Говорили они между собой на арабском языке, временами переходили на западноармянский и английский. Компания оказалось довольно шумной. Перебивали друг друга, шутили, спорили… Все как обычно в армянской среде. Внимание на меня почти не обращали. Было заметно, что я оказался поводом для сбора их всех вместе, не каждый раз собирались они за одним столом. Тут я стал замечать, что все они обращались к хозяину дома не по имени «Жирайр», а «ибн Джамал» (араб. «потомок Джамала; прим. авт). Сначала я подумал, что это отца Жирайра звали Джамалом, но когда уточнил, оказалось, Джамал это никакое не отчество Жирайра, а прозвище — «потомок верблюда». Так называют Жирайра самые близкие друзья, и в этом нет ничего обидного. Ведь верблюд почитается в арабском мире не меньше, чем корова в Индии. Пример тому само имя «Джамал», этимология которого также исходит от верблюда.

— Но почему верблюд? — не унимался я, пытаясь понять смысл прозвища.

Жирайр рассмеялся:

— Мой прадед Давид Бозаджян прибыл в Судан из Египта на верблюде вместе с караваном по Сахаре. Только караван ушел обратно, а прадед остался, влюбившись здесь в мою прабабку Айкануш. Вот и называют они меня ибн Джамал — «сын верблюда». Зато мой покойный дед сам пришел, а их дедов пригнали сюда, — пошутил Жирайр и снова рассмеялся.

Из присутствующих только Бедрос Каланджян оказался потомком спасшихся от Геноцида армян. Предки остальных поселились в Хартуме и округе еще в XIX в., когда вали Египта Мухаммед Али завоевал в 1820 г. Северный Судан. Во второй половине XIX в. Египет и Великобритания оказались в кондоминиуме, соответственно, сам Судан стал англо-египетским. Власти решили развивать средний Нил и отправили в Хартум своих лучших специалистов, среди которых были и армяне. 1880-е гг. стали временем основания армянских колоний Судана — в Хартуме, Гедарифе и Омдурмане.

Впрочем, некоторые армяне оказывались в Судане раньше. Например, Абу Салих аль-Армани, египетский ученый XII в., изучавший христианские памятники зодчества Нубии и Аксума, или Артин Аракелян — табачный магнат сер. XIX в., имевший обширные плантации в Гедарифе, или Сукиас Ванян — оружейный монополист Омдурмана… Тем не менее, самым знатным армянином Судана являлся Аракел Бей. Он был губернатором Хартума и прославился тем, что отменил в Хартуме крепостное право. Сам он похоронен в Александрии, но его потомки проживают в Судане.

В разговоре с гостями Жирайра я решил коснуться и политической темы:

— Почему во время раскола страны в 2011 году вы остались в Северном, мусульманском, Судане, а не перешли на сторону христиан Южного Судана?

Ответ меня удивил:

— Южане сепаратисты. Война-то была не на почве религии. Мы, армяне — живой пример. Если бы Хартум воевал с южанами из-за того, что те христиане, то и мы бы сейчас за столом не сидели. Задача была сохранить страну. Судан был самой большой страной Африки. Теперь нас раскололи. Северяне живут бедно, а южане так и вовсе нищие.

У меня возник наводящий вопрос:

— Почему Европа, Америка признали независимость Южного Судана, а на Арцах внимание не обращают?

Все разом ответили:

— Потому что в Южном Судане нефть. Только она не народу достается, а той же Европе с Америкой. Им вообще плевать на все другие страны. Запад нуждается только в топливе.

За разговором время пролетело незаметно. К 23-м часам все мы стали расходиться… Кстати, дом Бозаджяна находится в районе аль-Абъяд, где много лет жили армяне — предприниматели, врачи, инженеры, архитекторы, юристы… Отсюда и название района, что в переводе с арабского «белый».

На фоне чернокожего населения «бледнолицые армяне» выделялись из представителей других районов города. Но с годами старики померли, а молодые эмигрировали. Их богатые особняки нынче стали зданиями посольств. Поэтому район и сейчас не утратил свою «белую» значимость. Хорошо охраняется и населен элитой.

«ЖЕЛТАЯ ЛИХОРАДКА» И COVID ПО-СУДАНСКИ

За три дня до выезда из Судана я посетил армянское кладбище — место, которое стало историческим для общины этого народа. Здесь захоронена вся армянская знать страны, большая часть которой родилась и скончалась на этой африканской земле, так и не побывав на исторической родине. Сначала Армения вошла в состав СССР в 1920 году. До 1956 года между Суданом и СССР отсутствовали дипломатические отношения. А когда они были установлены, опустился «железный занавес», продлившийся до конца 80-х гг. Получается, на протяжении почти всего ХХ в. суданские армяне были не въездными в Советскую Армению. Это целая человеческая жизнь. А между датами рождения и смерти — короткая черта. О чем свидетельствуют цифры на могилках.

Армянское кладбище в Хартуме достаточно ухоженное. Заброшенных могил не встречал. За каждой из них присматривают те немногочисленные армяне, что живут нынче в Судане. Все расходы берут на себя. И в день моего приезда я услышал рев газонокосилок. Оглянувшись, я увидел нескольких чернокожих рабочих и белого человека, дававшего им распоряжения. «Наверняка армянин», — подумал я, направляясь в их сторону. Мужчина представился Алексом Саркисом Аракеляном. Он же смотрящий за кладбищем, он же прямой потомок того самого губернатора Хартума середины XIX в. Аракела Бея…

По пути назад в отель я решил заглянуть также в коптский православный храм Святой Марии. Здесь всегда многолюдно, т.к. храмовая территория используется не только для богослужений, но и для светских нужд — школа для коптских детей, детский садик, редакция коптской газеты и пр. Как и армяне, первые копты массово оказались в англо-египетском Судане во второй пол. XIX в. по той же причине. Только в отличие от армян, судьбе коптов не позавидовать. Их постоянно пытались силой и угрозами исламизировать. И сделать это было куда проще, чем если бы пытались исламизировать армян. В отличие от них, копты — арабоязычный народ, как и мусульмане Судана. Используют арабскую вязь. Мало кто из коптов говорит на родном языке. Нынче он используется только в богослужении, как и письмо. Армяне же в быту используют родной язык, письмо, литературу. Это их и спасло. Что касается коптов, только в 2005 г. они получили свободу вероисповедания в Судане. На протяжении столетия им не позволялось молиться по-христиански, женщин обязывали носить хиджабы, дети не могли учиться в своих школах. Родителям приходилось либо платно обучать деток в армянской школе, либо бесплатно, но в мусульманских медресе. Коптам в Судане приходилось несладко. Был и такой нашумевший случай. В феврале 1991 г. пилот-копт, работавший на суданских авиалиниях, был казнен за незаконное хранение иностранной валюты. Перед казнью ему предложили амнистию и деньги, если он примет ислам. Пилот отказался. Тысячи людей пришли на его похороны, а казнь была воспринята как предупреждение многими коптами, которые начали бежать из страны.

Те времена канули. Сегодня оставшиеся копты пользуются теми же правами, что и мусульмане. Могут молиться в своих храмах, получать образование , заниматься предпринимательской деятельностью и платить те же налоги, что и все остальные граждане страны…

До моего отъезда оставалось двое суток. Билеты в обратную сторону из Хартума в Каир и Москву были куплены заранее. Оставалось только «отдать дань» COVID-лабораториям, чтобы получить результаты PCR-test и выездную визу. Последняя представляет собой зеленую бумажку, которую выдают в полиции за 20 долларов и вклеивают в паспорт. Зачем она нужна при наличии въездной визы, не понятно. Видимо, чтобы поживиться на иностранцах.

В любом случае, ее можно получить у полицейских в самом аэропорту. А вот о PCR нужно позаботиться заранее. Без нее, как и без отрицательного результата теста, мне не улететь. С утра мы с Жирайром отправились в одну из клиник для сдачи PCR-test. А вечером уже был готов результат, от которого я впал в ступор — Positive. Это означало, что мне придется провести в Судане еще две недели, и, главное, это означало, что мне предстоят большие расходы — мои билеты в Каир, Москву и Ростов-на-Дону пропадут. В отличие от меня, Жирайр воспринял известие с юмором:

— Ну и здорово! Погостишь еще немного.

Мне было не до смеха.

— Не в этом дело! Во-первых, я уверен, что не болен. Отлично себя чувствую. Во-вторых, это означает…

Жирайр перебил меня:

— Не переживай. Сейчас я позвоню знакомому доктору, и он выдаст тебе результат Negative.

— Как это? — удивился я.

Жирайр снова широко улыбнулся, поправил свои очки и выдал:

— Вадим-джан, ты в Африке, в Судане. Ты не первый и не последний иностранец, который перед вылетом «заболевает ковидом». Понимаешь? Они берут мазок на тест и независимо от результата пишут иностранцам «Положительный». Понятно, что людям срочно нужно вылетать, никому не захочется тратиться и отчаливать через две недели. Будут искать выход из положения, который зависит только от медиков. И тогда они предложат «больному» за определенную сумму подготовить бумагу с «отрицательным» результатом. Так что не переживай. Уверен, ты здоров. Мой знакомый врач сделает тебе нужную бумагу с «отрицательным» тестом бесплатно.

Такую хитрую схему я не ожидал. Вот уж правы были мои догадки, что коронавирус хоть и есть, но это и большой бизнес. Мировой бизнес. И эта зараза нас еще долго не покинет, даже если ею перестанут заболевать.

Как и обещал, Жирайр вскоре принес мне нужный результат теста. С этим было все в порядке. Как и с выездной визой. Казалось бы, неприятности позади. Но нет! Я попрощался с Жирайром и Грантом у здания аэровокзала и направился обилечиваться. Черная женщина в хиджабе за стойкой регистрации внимательно рассмотрела мой паспорт затем лист с результатами PCR-test. Потом снова взяла мой паспорт и стала более тщательно листать, словно ищет чего-то между страницами.

— А где ваша желтая карта? — обратилась она ко мне.

— Что за желтая карта? Вы имеете в виду зеленую выездную визу?

— Нет. Я имею в виду именно желтую карту. Без нее я не могу зарегистрировать вас на рейс.

Во мне начал просыпаться зверь из-за всей этой африканской бюрократии и выманивания денег.

— Какая, к черту, желтая карта? Что вы от меня хотите? Я ничего о ней не знаю, и нигде об этом не написано.

Женщина в хиджабе подняла трубку, попросила по-арабски подойти какого-то Азама, потом снова обратилась ко мне:

— Не волнуйтесь, сэр. Подождите минут пять в сторонке. Будем решать вашу проблему.

Через несколько минут к ней подошел мужчина, и они начали шептаться, время от времени поглядывая в мою сторону. Судя по всему, это был тот самый Азам. Он подошел ко мне и почти шепотом произнес:

— Сэр, вам нужна желтая карта. Она дается после прививки против желтой лихорадки. В аэропорту такую прививку вам никто не сделает, но я могу вам помочь и выдать ее за небольшое вознаграждение.

Я понимал, что это развод. И очень грамотный развод. Однако до вылета оставалось полтора часа. Ругаться и спорить было бы бессмысленной тратой времени.

— Сколько она стоит?

— Сто долларов, сэр!

У меня округлились глаза.

— Сколько? Вы с ума сошли?

— Тише, тише, сэр, — оглядываясь по сторонам, пытался утихомирить меня мужчина. — Если не хотите, то нет проблем. Завтра в городе сделаете прививку, потом улетите другим рейсом.

— Может, пятьдесят? — пытался я выторговать «желтую лихорадку».

— Сто, сэр. Вы же понимаете, я не один…

Пришлось сдаться. Я протянул ему сто долларов, взамен получил ту самую желтую карту. Она была уже с печатями и датой вакцинации. Оставалось только вписать свои данные. Но за меня это сделала та самая дама в хиджабе и вместе с картой и паспортом протянула мне билет, пожелав счастливого пути. Я не полез за ответом в карман, ответил:

«А вам счастливо оставаться в Судане».

На этом и закончилась моя суданская история. Возвращаясь в Каир, я думал об армянах Судана, задавался вопросом «Что их может держать в этой стране?» и не находил ответ. Странный «наш брат». Живет где угодно. Даже в «попе мира», но не в Армении. Впрочем, этот вопрос я задавал и супруге Жирайра Лусин. Отчего она пролила слезу: «Мы уже в возрасте. Куда нам?! Кто нас ждет? Наш старший сын перебрался в Армению, женился и живет там. Через несколько месяцев проводим в Армению и младшего Гранта. Он IT-шник. Думаю, тоже не пропадет. Но мы с Жирайром здесь нужнее. Церковь без нас осиротеет, библиотека погибнет. А в ней вся история армян Африки»…

С этой замечательной семьей я и теперь поддерживаю связь, помог им финансово через свои ресурсы. А Грант живет в Армении, работает по профессии и помогает родителям в далеком Судане.

Вадим АРУТЮНОВ,

Хартум, Судан